Всегда можно потратить время с пользой. Всегда. Выучить язык, подработать, получить деловой опыт, пронаблюдать настоящие взаимодействия между взрослыми людьми, а не угорать с корешами на лавке, рассматривая видюшки с котиками. Они приятны, базару нет, только вот потом, когда тебя за жопу берет жизнь, реактивно распиная между необходимостью вкалывать как осёл под кофеином, уделять внимание жене, терпеть вопли младенца, раздёргивает рассудок на тысячу мелочей для дома и семьи — вот тогда ты понимаешь, что ничему более уделить время не в состоянии. И твоя работа, на которую ты пришёл так, чтоб было чего пожевать, пока ищешь «нормальную», становится твоей пожизненной. Ты сам похоронил свои шансы — еще десять лет назад, предпочитая играть в майнкрафт или сидеть в сетевой игре.
Подростки, конечно, не слушали. Они никогда не слушают. Ошибочно предполагая, что они знают достаточно, молодые люди раз за разом бьются рогами в неподходящие двери реальности, пока… не обломают себе рога, став в итоге совершенно похожими на своих предшественников. На нас. Это, знаете, такая дорога, которую можно пройти только самому. Процесс обретения мозгов через нужду, п*здюля и погнутую в нужный шаблон картину мира.
Так вот, у меня оказалась вторая молодость. Причем, после того как мне вставили мозги на место, оказалось, что молодость не только у меня, но и у моей будущей тещи.
Знаете, что мы с Неллой Аркадьевной забыли напрочь? Как те подростки?
Простую, даже элементарную вещь. Советские граждане, даже такие больные, глупые, психованные и неуравновешенные, как в моей команде… всё равно очень предосудительно относятся к убийству. Это вообще, как бы, совершенно нормально, понимаете? Нормально не воспринимать пацана в металлической маске, ведущего себя отстраненно и скупо. И со смешной прической. Нормально подозревать, что раз власти втянули их в такое мутное дело, то и вытянуть могут вперед ногами. Нормально заблуждаться и делать глупости, если ты до этого пару лет не видел свободы и неба не в клетку…
Я во всей этой провальной ситуации не мог ничего. Не знал, что сказать, сделать, придумать. Не умею, чего уж там. Мне, как и любому подростку, эти знания были просто не нужны. Дотащить кучку психов до нужной точки, выбрать двоих, выехать на место, придумать, как их использовать, исполнить цели, отойти на запланированные позиции, составить рапорт, двигаться дальше. От подчиненных требуется только подчиняться. За это им положена огромная награда. Они согласились на это.
Где я не прав? А оказалось, что везде.
— Быстрее! — рычу я, — Резче! Вы меня убить собираетесь или что⁈ Глаз, ты не Глаз, ты жопа с ушами! Попасть по неподвижному человеку палкой не можешь⁈ Бери пример с Акриды! А. Нет, не бери. Даже спрашивать не буду, как так вышло. Снова! Поднялись! Вместе! Ну!
Мы собрались в небольшой, но достаточно просторной беседке позади гостиницы. Меня пытаются достать подручными средствами двое пораженных экспатией людей. Получается у них просто отвратительно. Что писательница, что художник, несмотря на весь свой энтузиазм, подкрепленный знанием, что им ничего за это не будет, умудрялись наносить вред себе чаще, чем мне.
Палка от швабры описывает неровный полукруг и бьет писательницу по затылку. Та с придушенным воплем падает на траву, хватаясь за ударенное. Я стою, приложив руку к лицу. Художник с растерянным видом топчется над своей жертвой. Финиш.
— Так, продолжим завтра, — машу я рукой, покидая поле боя, приговаривая, — Если не добьете друг друга…
— Раиса! Простите, я не нарочно! Позвольте, я помогу вам встать! — доносится за моей спиной обращения насильника и нимфомана к идейной лесбиянке. И это после всего, что между ними было.
Обосраться и не жить. За долбанных два дня Юлька сотворила если не чудо, то что-то очень к этому понятию близкое явление. Сначала она со всеми переговорила при поддержке Аносова и моем молчаливом участии, затем, изгнав страшных нас, разговорила остальных, затем… в общем, я не знаю, что было дальше, просто облегченно не вникал, но, как говорится, от явления призрака народу рожь заколосилась, доярки начали давать тройные надои, трава стала зеленой как в молодости, а все мужики вышли из запоя. Последнее — буквально.
В общем, пока я возился с Треской, начавшей активно применять свои способности в надежде избежать упражнений и сытной пайки, Юлия Окалина явила еще один гран своих талантов, превратив мой безнадежный бардак в бардак, подающий надежды и отчаянно желающий усугубить свои успехи. В меру сил и понимания, которых, как понимаете, не наблюдалось. Но прогресс был!
Со всеми, кроме проклятой панкушки! Если думаете, что с этой татуированной рыбой стало лишь немногим сложнее, то глубоко, очень глубоко ошибаетесь! Мерзкая селедка, поняв, что у меня появилось на неё много времени, начала крайне виртуозно сопротивляться здоровому образу жизни. Это нифига не шутки, если ты умеешь летать, становиться невидимой, красться как ниндзя и избегать слизневых ловушек!
Правда, у меня был Паша и его девчонки, чувствующие пространство вокруг себя. С самим Салиновским мы быстро вернули отношения на нужную высоту, когда я его просветил о иных последствиях, которые могли бы с ним приключиться за нарушенный приказ. Он и сам согласился, что бурные приключения с слегка фиговой известностью — вполне хорошее наказание. Ошибся, конечно, потому что теперь ему сестры делали мозги каждый день за такую массовую измену, выбивая себе привилегии, послабления, подарки и прочие куннилингусы (да, это реально, да, я видел, да, очень хочу забыть), но момент был упущен, поэтому Паша исправно работал парализатором, помогая мне ловить тощую прохиндейку.
Вот и сегодня, после очередной попытки наставить смертничков на путь истинный, я отправился на охоту за этой скользкой выдрой.
— Она у Леманова, — сдали мне дислокацию цели две мелких шпионки, пролетавшие мимо, — Тот снова ночевал у Круза и Твардовской.
— Понял, — кивнул я, — С меня квас.
— И малина, кулёчек, — попросила Онахон (или Охахон), — Паша рассказывал, что на трассе продают.
— И малина, — согласился я, — Только далеко не уходите. Эта стервь стала удивительно чутко спать…
Вскрытие замков, когда у тебя на вооружении две летающих телекинетика — дело плёвое, в отличие от ловли чрезвычайно ловкой, подвижной и любящей спать голяком чувырлы, которая от тебя еще и удирает с настолько истошными визгами, что тут же собирается половина гостиницы. Вот у этой гадской Ленки с насилием никаких проблем нет, самооборона для неё дело святое и обязательное, а это и звуковые атаки, и метание всего, что под руку попадется (в первый раз попалась феечка — потому-то они мне с такой охотой и помогают), и крики о помощи и вранье, что её тут насилуют грубым образом и в некошерные места без спринцевания и смазки, и угрозы отомстить (после впихивания еды и витаминов).
Правда, на этот раз всё пошло как-то не так. Довлатова, подняв голову от чужой помятой чужой подушки (тоже мне, б… Машенька), выпучилась на меня как на явление Христа народу, даже не делая попыток что-либо устроить.
— Гребаный карась! — ругнулся я, поднося руку к лицу, — Маску забыл!
— У-у-у… — загудели за моей спиной сестры.
— За что? — трагическим шепотом спросила панкушка, отправляясь в глубокий обморок.
Кажется, теперь будем вчетвером играть в игру «побей Витю и освободись от кошмаров». Ну или «попробуй попасть по лениво уклоняющемуся мужику».
— Нет, не будете вчетвером играть, — сказала своё веское слово Юлька, закончив осматривать татуированную девицу, особенно её подлючие глазоньки, — С Еленой всё хорошо.
— Это как? — не понял я.
— А она не испытывает к тебе негатива. Да и не испытывала, — пожала плечами моя призрачная невеста, — Вот вообще. Никакого спазма, никаких нарушений координации. У любой твоей настоящей жертвы, Вить, шок наступает тут же, его можно заметить по мелким признакам. Товарищ Довлатова не заражена, у неё нет к тебе враждебных настроений.
