Подождав пару минут, я вновь выдернул его из ледяной пучины.

— Ты алкоголик! — сообщил я хватающему воздух бывшему военному охренительно важную новость. Перед новым погружением.

— Пьянь!

— Дегенерат!

— Обосрался на боевом задании!

Продолжение следовало. В словах и эпитетах я не стеснялся, как и не особо парился по поводу здоровья периодически утопляемого. Тот, впрочем, быстро пришёл в себя и даже вырвался из бассейна, попутно попытавшись зарядить мне по морде. Зря, конечно, потому что советские бассейны это что? Это плитка. Много плитки. А в нашем случае плитка еще и очень мокрая.

— Хорошо, что мозгов нет, — оповестил я грянувшегося мордой об пол мужика, — А то бы сотрясение было…

— Пофёл ты, — наконец, заговорил Слон, сплюнув зуб и немного крови, — Фяф я фебя…

— Даже и не думай, — предостерег я уже почти вменяемого неогена, пытающегося отыскать точку опоры на мокрой плитке, — Драки не выйдет. Я как командир, может быть, и полное говно, раз у меня настолько поганые подчиненные, но ухлопаю тебя за секунду. И да, я знаю, что ты укрепленный силовик, так что не парься, имею это в виду.

— Сам ты… поганый…

— Вы меня очень разочаровали, Азамат Бикметович.

— Ты просто… паршивый… сопляк… с силой. Тебе даже… тьфу!…двадцати лет нет, — сев по-турецки, мужик уставил на меня, прищурясь. С его мокрых волос капало.

— И что? — спокойно спросил я, возвращаясь и садясь в точно такую же позу напротив Слона, — Объясните мне, в чем проблема?

— Проблема… — криво усмехнулся бывший снайпер, вновь сплюнув кровью, морщась от боли, — Проблем тут, пацан, две. Первая в том, что ты, как я уже сказал — пацан. Прибыл из Стакомска, командуешь, женишься на самой Окалине, сил невпроворот. Ясно же всё, чего тут крутить? Все понимают, что ты — пустышка, просто о*уевшая в край. Да, не пучь глаза, даже такие психи как Глаз с Акридой понимают. Только мы психи — сидевшие, а ты — фраер на коне, со связями. Которому понадобились клоуны. И что мы тебе на сцене нужны, а не за сценой, тоже понимаем. Х*ли тут непонятного…

— Ладно, — с трудом выдавил из себя я, — Хорошо. А второе?

— Тебе мало? — дёрнул уголком рта мужчина, — Ну, второе тоже… тьфу!…очевидно. Но, видимо, не для тебя, молодой. Ладно, будет тебе откровение. В благодарность за купание, хех…

В общем, еще два интересных фактора узнал я от разговорившегося начинающего алкаша. Болтовня «феечек», не ставших скрывать свой шок от нашего выезда на дело в Питере, оказала весьма негативное впечатление на всю остальную бригаду. Обе сестры, изначально планировавшие помочь своему возлюбленному тихой сапой, не были морально готовы к участию в операции по ликвидации живых и дышащих людей. Вот и нашли способ это выразить. А что я хотел? Это с Трески как с гуся вода, она разве что под китом не была в своей непростой жизни, а вот у микроузбечек психика всё-таки мирная, добрая, женская.

Второй фактор был еще круче. Эти… мегамозги хотели дать заднюю! Придурки нарожали идей и теорий заговора от «нас всех потом зачистят» до «нас хотят замарать во всем этом деле, а потом шантажировать до конца дней». Гребаный башкир, внезапно осознавший, что никто ему не даст отомстить убийце семьи, что нас ведут и за нами следят, взял это дело под свой контроль. Насколько смог. В результате Акрида и Глаз придумали гениальную идею — поднять шухер на интервью, привлечь внимание, засветиться, но… в итоге получили возможность увидеть моё личико, попав в безвыходную ситуацию. Результат? Разброд и шатание.

— Я даже не знаю, как вас назвать-то, — наконец, выдохнул я, вставая, — Слов таких в русском языке нет. Вы не смогли увидеть даже то элементарное, то, что у вас перед глазами.

— Ну просвети же меня, — вновь щербато ухмыльнулся полудурок, ранее выглядевший и ведший себя как нормальный мужик.

— Окалина Юлия Игоревна, — отчеканил я, — Призрак. Вечный человек. Один из умнейших людей на планете. Её нельзя заставить, нельзя уговорить, нельзя склонить к чему-либо насильно, сечешь? Она неуязвима и независима. И ты, Слон, всерьез полагаешь, что она, не имея гормональной системы и прочих глупостей живого организма, смогла бы влюбиться в обычного тупого подростка?

Лицо башкира приняло озадаченный вид. Это было почти смешно с его опухшим носом и ниточкой слюны, свисающей с разбитой губы.

— Я тут один? Нет. Есть еще Юля. Есть еще мой друг и сосед, с которым мы в Стакомске вместе, с первого дня. Его бабы вместе с ним. Все они плюс-минус нормальные люди. Все они здесь, со мной, под моей ответственностью. Знаешь почему, Слон? Хотя нет, плевать. Знаешь, сколько у нас там, на Коморской, трудных подростков? Ни в чем не виноватых, кроме того, что их переклинило артефактом или активацией? Знаешь, кто они? Невинные люди. Такие же как Салиновский, натворивший в свое время дел. Схватившийся за возможность реабилитации. Им, этим подросткам, не повезло иметь то, что предложили вам — бессовестным, недалеким, ненадежным, бесполезным психам. Вам был предложен шанс начать всё заново. Вы приняли его. Вы подписались. И всё обосрали. Не за хер собачий. Знаешь, сколько мальчишек и девчонок, исправившихся, перевоспитавшихся, нормальных — хотели бы оказаться на вашем месте?

Я встал и ушёл, сказав заткнувшемуся башкиру через четыре часа собрать всех, кроме Трески и моих, в комнате отдыха в нашем крыле гостиницы. Сказал, что посоветуюсь с Юлькой, доложу в штаб, а затем сообщу им решение, которое примут наверху. Как мы должны закончить наше неплодотворное и нерадостное общение таким образом, чтобы больше никто не пострадал.

Слов нет.

Шел к себе в комнату, как мешком из-за угла стукнутый. Чувство было такое, что обосрался, причем не просто, а делая сальто, из-за чего сам себя и уделал. Жидко и вонюче. Ну вот как так? Вроде не ошибался, не перегибал палку (если не считать Пашу, но там, по сути, это было единственным выходом дать ему урок, без членовредительства и «увольнения»). Не давил, пока не принуждали, честно рассчитывал, что у этого отряда хватит мозгов просто притворяться нормальными и просто выполнять простые движения!

Хотя бы!! Но нет, ядрена вошь. Психи с чувством собственного величия, психи, для которых я лишь оборзевший малолетка, психи, не верящие вообще ничему. Да я… да я им русским языком говорил! Не нравится — уходите! О чем они думали⁈ Что выйдут за дверь, а там пуля в затылок? В лучших традициях НКВД? Тогда вопрос залу! Почему бы и нет⁈ Нахрена зарабатывать себе пулю в голову через жопу из оружия с не спиленной мушкой⁈

В комнате у меня обнаружилась внезапно Палатенцо, а еще — злой как дракон Паша, испепеляющий взглядом всех, особенно феечек, сидящих на плечах у хмурой Юльки.

— Ты! — тут же нашёл виновника всех своих половых бед и большой известности Салиновский, — Тыыыы!!!

— Яяя… — раздраженно передразнив его и не обращая внимания на стиснутые кулаки своего «телохранителя», я завалился на кровать, — Успокойся, террорист хренов. И так день говно.

— Сейчас будет еще хуже! — внезапно воинственно пискнула Онахон (или Охахон?), заставляя меня недоуменно моргнуть.

— А может и нет, — подала голос Окалина-младшая, имея на лице странное и сложное выражение, — Витя, вы с мамой… наломали дров.

— Не буду отрицать, — с достоинством отозвался я, — Все наломали — и я наломал.

— Не все, — тут же сказала Юлька, поворачиваясь ко мне полубоком, — Не все. Я отстраняю тебя от командования операцией, товарищ Изотов. Теперь я отдаю приказы.

Ох-ре-неть.

Глава 12

Пойми по-сверхчеловечески

В прошлой жизни я несколько раз тратил время очень глупым образом — пытаясь объяснить подростку, что тот тратит свое время самым глупым образом. Играя, сидя за компьютером, болтая в сети, прожигая время на улице с другими оболтусами, и так далее, тому подобное. Я пытался рассказать глупо пялящемуся на меня недомерку о том, как суров и непростителен мир. Что сам по себе, что по отношению к таким молодым как он. Что просрав время сейчас, он потом обречет себя на огромные сложности в попытках поднять собственную квалификацию, или научиться чему-нибудь новому или, хотя бы… ай, да что там!