— Госпожа Горст, — подчёркнуто официально обратился Батор. — Разрешите вас похитить.

И прямо так, стоя по колено в бассейне, подал мне руку. Я оторопела.

— Ну же, — поддразнил Ренуард. — Это не страшно — сбежать с бала. Вряд ли нас кинутся искать, а если и так, это будет отличным развлечением для гостей. Устроим им игру в расследование!

— Ну ладно, — тихо проговорила я.

Села на перила, перекинула ноги и… остановилась. Не от того, что это была совершеннейшая глупость и ребячество, а от того, что я вдруг поняла, что не хочу портить платье. Это осознание пришпилило меня к месту не хуже иголки, на которую насаживают бабочку. Юна Горст боится испортить бальное платье! Такими темпами я скоро перестану поминать троллье дерьмо и кряхта! И вообще забуду, что когда-то была боевым магом, не боявшимся ни грязи, ни крови, ни слизи икша. Но не успела я себя укорить за новые девчачьи глупости, как Ренуард Батор подошёл и подхватил меня на руки. Глупо хохотнув, я обняла парня за шею и поплыла над мозаичным бассейном. Голубое сиянии магии Вейна окружило нас, и я не сразу сообразила, что вода из бассейна поднялась высокой ширмой, закрывая нас от распахнутых дверей танцевального зала.— Ты не слишком изобретателен в маскировке, — задрала я голову наверх — туда, где кончалась стена воды. — Не боишься, что это представление привлечёт ещё больше внимания?— Этого я и добиваюсь, — сверкнул белозубой улыбкой Ренуард. — Тебе сегодня будут завидовать все леди Батора.И стена воды обрушилась, окатывая нас брызгами. Я взвизгнула и крепче прижалась к мужской груди. А краем глаза заметила, как в распахнутых дверях остановилась Лаптолина и совершенно не аристократично раскрыла рот от удивления. За ней последовали другие гости, и в проёме собралось целое столпотворение. Те, кому не хватило места, прильнули к окнам. Захотелось показать всем язык. Особенно Лаптолине. Но вместо того, чтобы бросится в погоню или поднять шум, Првленская захлопала в ладони и даже отвлекла престарелую леди, что возмущённо свела брови.

О Ревд! Да это было очень нелепо, бестолково, но так забавно!

— Я пока не очень разбираюсь в приличиях, но по-моему, мы только что нарушили их добрый десяток, — шепнула я на ухо своему спасителю.

Или похитителю, это как посмотреть.

Батор тем временем поставил меня на край бассейна, вышел сам. Присел, чтобы отжать брюки и вылить воду из ботинок. Ругнулся, прошептал заклинание Вейна, и голубые нити магии вытянули воду из ткани и обуви.

Пронизывающий ветер хлестанул по голой спине, и я поёжилась, обхватила себя руками. Отошла за угол, чтобы спрятаться от толпы сплетников и вгляделась в очертания сада. Среди деревьев и клумб темнел силуэт. Не ментора, нет. Конечно же, нет. Жорхе Вилейн наблюдал за нами из укрытия и не слишком беспокоился по поводу того, что его заметят. Отсюда я не смогла рассмотреть знакомого лица, но хорошо понимала, что стязатель недоволен.

Я тяжело вздохнула, мысленно давая обещание Жорхе не натворить бед.

— Ты верно заметила, что нарушила десяток приличий, но при этом осталась жива. Не так и сложно, верно? — подошёл Ренуард, накинул мне сюртук на плечи. Стязателя он не заметил. — Я готов принять на себя весь гнев Првленской за то, что научил вас плохому, леди… Эстель-Горст. Хотя это вопрос открытый — кто из нас на кого окажет худшее влияние.

В голубых глазах мелькала насмешка и лёгкое превосходство. Ренуард открыто забавлялся. Я могла бы ответить ему, сколько раз мои авантюры выходили не только рамки приличий, но и границы законов, сколько раз я была на волосок от смерти и видела гибель друзей. Сколько глупостей совершила, что эта выходка — невинная шалость действительного дерзкого юнца. Но такой речью я бы навязала ему соперничество, а мне отчего-то очень захотелось понравиться Ренуарду Батору. Сделать то, что лучше всего умеют мелироанские девы — подарить мужчине чувство собственного величия.

— Теперь я знаю, что слухи о твоей трусости явно преувеличены, — я потёрлась щекой о лацкан сюртука.

Одежда Батора пахла океанским бризом, немного религиозной амброй, вином и чем-то острым, перечным. А он сам — юношеским задором, приключениями и живым любопытством. Парень подал мне локоть, и я легко на него оперлась. Мы ступили на освещённую дорожку Сада Грёз. Впереди мелькнули башни-цветы святилищ.

— Подумаешь, трусость, — хмыкнул Ренуард. — Я её совсем не стыжусь. Хотя качество мужчины в Квертинде издавна определяется его военными и постельными заслугами. Принц Галиоф Иверийский, погибший в расцвете сил — символ мужества и идеал женских грёз. Люби красивых женщин, развяжи войну, доблестно погибни в бою — и вот, ты уже герой современности. Пока что я преуспел только в первом.

Я, как и учили, хихикнула и посильнее запахнула полы сюртука. В саду было прохладно и тянуло сыростью.

Мы недолго погуляли по подсвеченным низкими фонарями дорожкам и остановились у телеги, груженой цветочными кадками, корзинами с тарокко, гроздьями винограда и фонарями-подсвечниками. Этот маленький пир намекал на то, что даже побеги у Лаптолины Првленской были тщательно спланированы. Но Ренуард принял это как должное. Он нашёл среди этого добра пузатую, перевязанную лентой бутылку вина, зубами вытащил пробку. Сначала предложил мне, но, получив отказ, сам приложился к горлышку. Запрыгнул на телегу, отчего та угрожающе зашаталась, поймал равновесие и, подвинув горшки с цветами, улёгся прямо на кузов. Приглашающе похлопал рядом с собой. Я снова отказалась.

— В День Династии принято славить королей и их величайшее наследие, — осторожно заметила я, боясь сболтнуть лишнего. — И признаваться в любви королевству. Тебе не нравятся традиции Квертинда?

Ренуард снова рассмеялся. Хотя вопрос не был весёлым. Но я тоже вымученно хихикнула, будто поняла, в чём шутка.

— Традиции погибать? В самом деле? — он удивлённо поднял обе брови. — О Вейн, конечно же, нет! Твой ментор и Преторий втянули Квертинд в войну только ради того, чтобы блеснуть боевой мощью и доблестью. Офицеры гордо именуют это верноподданством и служением. Честолюбивые засранцы! — он снова глотнул из бутылки. Батор явно напивался. — Они внушают мне, что я должен испытывать стыд за то, что танцую на балах вместо того, чтобы украшать своими кишками кипарисы в Данужском лесу. Но, Семеро Богов, кому хочется подыхать за великую идею? Даже если идея это — Квертинд. Если ты вдруг мужчина и при этом не хочешь воевать — ты обречён на жизнь в ощущении лёгкой вины.

— Поэтому ты предпочитаешь жизнь в хмеле баторского вина, — заметила я, когда он снова выпил.

— Дерзишь сыну консула Верховного Совета! — Ренуард сверкнул белыми зубами, светлые глаза открыто смеялись надо мной.

— А ты похитил мейлори Кирмоса лин де Блайта, — не осталась в долгу я.

— Да, — подтвердил Ренуард и отчего-то погрустнел. — Его мейлори.

Повисла неловкая пауза. Каждый из нас подумал о чём-то своём. И когда мои мысли снова начали возвращаться к тому, как долго я ещё смогу обманывать саму себя и тешиться мыслью, что у нас с… с Кирмосом может что-то получиться, я решительно вцепилась в мужскую одежду, вдохнула чужой, но приятный запах, подошла к Ренуарду и села у его ног, на самый край цветочной телеги. Расправила юбку, аккуратно разгладив вышивку.

Нужно было завести беседу. И лучшей темой для разговора с мужчиной, по заверениям Лаптолины, был разговор о нём самом.

— Ни за что не поверю, что Ренуард Батор, сын Его Милости консула, ни капли не амбициозен, — тщательно проговорила я. — Наверняка у тебя тоже есть желания. Идеи. Чего ты хочешь? В чём видишь смысл существования?

— Точно не в сражении, — скривился Ренуард. Он хотел ещё раз глотнуть, но передумал, поставил бутылку перед собой. Повернул её одним боком, другим, изучая надписи на этикетке. Согнул ногу и устроился удобнее. — Скорее... в развитии. Я человек новой эпохи, мне не по душе вечная империалистическая гонка. Преторию стоит сосредоточиться на внутренних проблемах королевства и его образовании. Выстроить дороги даже в самых далёких уголках Квертинда, протянуть канализации и уличное освещение. Пустить по всему материку новые дилижансы и дирижабли. Ты слышала о дирижаблях?