– Боже. – Она закатила глаза, снова подняв телефон. – А ты напряжен. – Она долистала до фотографии меня, о существовании которой я не знал. Мне хотелось, чтобы снимок исчез, но следовало расставить приоритеты.

И на первом месте находилась Найя Моро.

Ноа вернулся к своим макаронам.

– Думаешь, она присоединилась, чтобы завершить миссию со своей грешницей, или Дов рассказал ей о Данморах?

Галина вернулась к фотографии Грейсона и Найи.

– Я очень надеюсь, что она не делала Робби минет, дабы получить место в миссии.

Образ, который Галина впихнула мне в разум, пробудил желание врезать кулаком во что-нибудь, желательно в душу Робби.

– Адам? – Голос Ноа звучал усиленно и в то же время отдаленно, будто он исходил из громкоговорителя на вершине горы. – Ты в порядке?

Я вскочил на ноги, адреналин струился по венам, напрягая каждую мышцу.

– Найя едет в Венесуэлу не для того, чтобы следить за Эмми; она направляется туда, потому что я ей отказал.

Ноа нахмурился.

– Я не пони…

Не успел он договорить, как я уже оказался в гараже и заводил мотоцикл, перебирая варианты, как вбить здравый смысл в голову неоперенной, и при этом не потерять все свои гребаные перья.

Один из сценариев, должно быть, понравился ишимам, потому что они, черт возьми, ощипали меня.

За десять минут я превратилась из неоперенной без каких-либо документов в гордого обладателя свидетельства о рождении и паспорта.

Когда Робби предложил снять с меня отпечатки пальцев, я предполагала, что меня не обнаружат в базе данных, учитывая ангельское происхождение, но вот, пожалуйста, мои отпечатки совпали. Они совпали с некой Валентайн Трамбле, родившейся в Париже в день моего рождения.

Я прочитала имя матери Валентайн – Селин Трамбле. Могла ли она оказаться моей биологической матерью? Apa никогда не упоминал о Селин, да и зачем? Хотя он беззаветно любил меня, все же не гордился тем, как я появилась на свет. Поступок ангела, оплодотворившего замужнюю женщину, не вызывал одобрения.

Рядом с именем Селин стояло имя ее мужа – Лайонел Трамбле. Я задавалась вопросом, почему он позволил вписать свою фамилию в мое свидетельство о рождении, если я на самом деле не его ребенок. Разве не знал, что я не его дочь, когда его жена отдала меня другому мужчине?

Я так сосредоточилась на своей родословной, что, потянувшись за стаканом с водой, случайно опрокинула его, и ледяное содержимое пролилось через стол прямо на колени Грейсона.

Он отодвинул свой стул назад.

– Черт. Мне так жаль.

– Все в порядке. – Грейсон улыбнулся. – Это просто вода, Найя.

Эмми наклонилась и невнятно пробормотала:

– Ты можешь опрокинуть хоть кувшин соевого соуса, и Грей будет совершенно не против.

Тонкий намек. По крайней мере, она не произнесла его слишком громко.

Когда официант устранил учиненный мной беспорядок, брат Эмми наклонился и прошептал:

– Пожалуйста, откажись.

Я вздрогнула, подумав, что он обращается ко мне, но я не рассказывала о своем недавнем вступлении, поэтому решила, что он умоляет Эмми.

– Чтобы провести лето в хандре, задаваясь вопросом, отчего я недостаточно хороша для своего бывшего? Нет, спасибо.

Я окинула взглядом ее прямой нос, ярко-голубые глаза и атласные волосы.

– Ты не должна измерять свою ценность глазами других людей.

Она уныло фыркнула.

– Тебя когда-нибудь бросал парень, Найя?

– Нет.

– Тогда ты не можешь понять, как это подрывает самооценку.

– Я понимаю, что Адам причинил тебе боль.

– Говорит тот, кого никогда не бросали.

– Меня никогда не бросали, потому что я никогда ни с кем не встречалась. – Разочарование от того, что она такого низкого мнения о моем сочувствии, заставило меня признать это слишком горячо. Что также побудило мои невидимые крылья ощетиниться.

Эмми моргнула.

– Ты шутишь?

У меня запылали щеки, когда я схватила свой только что наполненный стакан.

– Нет.

– Почему?

– Потому что… Просто никогда не заводила отношений. – Я осушила бокал, затем поставила его на место резче, чем следовало.

Наташа, которая поменялась местами, чтобы сесть за наш столик, наклонилась к Эмми, взглянув в мою сторону.

– Но ты же с кем-нибудь целовалась, да?

Я покачала головой, крылья покалывало, будто ишим напоминал мне не лгать, но мой рот никогда не касался чужих губ.

– Ты серьезно? – Веки Эмми взметнулись так высоко, что она заставила меня вспомнить Лайлу, чьи глаза занимали треть лица. – Ты никогда ни с кем не целовалась?

Она произнесла это так, будто я пропустила один из важнейших этапов своего развития. Большинство неоперенных ни с кем не встречались, пока не попадали в Элизиум. Мне пришлось напомнить себе, что Эмми смотрит на это с человеческой точки зрения, где два десятилетия – огромный пласт жизни, а не капля росы, как для ангелов.

– У меня впереди целая жизнь, чтобы целоваться и влюбляться.

Наташа уставилась на меня, выражая потрясение округлившимися глазами.

– Но разве тебе не интересно?

К счастью, появился официант с нашими закусками, положив конец этому разговору. Эмми заказала еще один коктейль, отчего челюсть Грейсона напряглась, пока он жевал свой чесночный крампет[6] с лимонным кремом, сырым лососем и солидной порцией сверкающей икры.

– Все еще не хочешь ничего веселее воды, Найя? – Эмми провела бо́льшую часть последнего часа, возясь со своими блестящими каштановыми локонами и пытаясь склонить меня к употреблению алкоголя.

– Нет.

– Совсем не пьешь?

Я наколола морепродукты на вилку.

– Предпочитаю сохранять ясную голову.

– Значит, диетические или религиозные соображения здесь ни при чем? – Эмми в триллионный раз поправила волосы, затем поджала губы и сделала еще одно селфи, убедившись, что ее декольте теперь, когда Робби Данмора больше нет рядом, находится в центре внимания. До его ухода (видимо, ему нужно было отправиться в поместье родителей, чтобы подготовить его к нашему приезду, – мы собираемся провести там выходные, дабы подготовиться к поездке) многие ее селфи захватывали больше общего плана, на котором непременно был запечатлен пресловутый миллиардер.

Я покачала головой.

– Жизненная позиция. – Кроме того, что пьянство стоило перьев. Вернее, злоупотребление алкоголем. Один бокал, очевидно, не повредил бы.

Эмми наконец убрала телефон обратно в маленькую дизайнерскую сумочку, и он звякнул о что-то, очень напоминавшее перламутровое кольцо для салфеток, которое было обернуто вокруг хрустящей ткани на ее коленях. Поскольку люди редко приносят собственные кольца для салфеток на званый ужин, а эта модель являлась точной копией той, которую я положила рядом со своей тарелкой, я предположила, что моя грешница ее украла.

Эмми, Эмми, Эмми.

Я чуть не цокнула языком, но решила промолчать и подождать, пока она выудит его и сформулирует неубедительное оправдание. Хотя Эмми заметила мой взгляд, она застегнула молнию на сумке и спрятала ее за спину.

Наши закуски убрали, подав новые напитки. Лед звякнул, когда она поднесла бокал к губам. Возможно, будучи взволнованной тем, что я поймала ее с поличным, Эмми повернулась к Наташе, оставив меня разговаривать с Грейсоном.

Я открыла рот, чтобы завязать беседу, когда Наташа промурлыкала:

– М-м, ням-ням. А вот и десерт.

Уже? Что случилось с основным блюдом? Не то чтобы я жаловалась.

Эмми зашипела, и мой взгляд оторвался от сервировки Наташи, смещаясь к тому месту, куда она смотрела. Неудивительно, что Эмми выглядела так, будто откусила лимонную дольку. Ее бывший направлялся прямо к нашему столу, глаза горели радиоактивным зеленым оттенком, волосы цвета красного дерева беспорядочно торчали во все стороны, а кожа покрылась испариной. Вместо того чтобы сжаться, Эмми села и расправила плечи.