– Ничего страшного, найдёшь других людей, более образованных.

– Энтин! Послушай меня! – она вдруг опустила руки и посмотрела на мужчину с мольбой в глазах.

Мистер Уанхард нахмурился. Ему не нравилось видеть свою жену в таком состоянии. Он видел, как за последние три года она стремительно стареет, и не внешне, а внутренне. Она была всё также прекрасна: светлая мягкая кожа, глубокие, раскрытые зелёные глаза и чёрные волосы с лёгкой волной. Но теперь искра задора в ней погасла, уступая место страхам и сомнениям. Она смотрела на него, сведя брови с немым криком о помощи и странной боль во взгляде. Словно она знала что-то, что не знает никто кроме неё, и то, что она никому сказать и не может.

– Глэдис, я не в силах смотреть на тебя такую, – честно признался мужчина, – я чувствую свою беспомощность, вижу твой страх, но ничем не могу помочь. Ты так веришь в это, что мне самому становится страшно! Но я же не могу тебе об этом сказать! Милая, я очень люблю тебя, а своими страхами ты лишь дерешь мне душу!

– Энтин, я понимаю, что сейчас могу быть невыносима, я знаю, что ты сейчас на грани своего терпения, и держишься из всех сил, чтобы не повысить на меня голос, поэтому пытаюсь быть как можно мягче и лояльнее к тебе. Но прошу, давай исполним мою просьбу!

– Что же за просьба? – спросил он.

– Я хочу написать завещание, – ответила Глэдис, и Энтин опустил лицо, в ладони, тяжело выдыхая:

– Да, ты права, – заговорил он, вновь подняв голову, – держусь из последних сил. Но если тебе так будет проще, ты можешь написать завещание. Его в любом случае когда-нибудь пришлось бы писать, а у тебя оно уже будет.

– Хорошо, – выдохнула Глэдис, сглатывая.

Она достала перьевую ручку и лист бумаги.

– Ты собралась делать это прямо сейчас? – спросил Энтин.

Она бы сказала, что его ещё нужно успеть узаконить, но понимала, что это может вывести её мужа из так достаточно хрупкого равновесия. Она просто кивнула ему и начала писать.

«Я, Эвелин Глэдис Россер, после своей смерти завещаю: семейный особняк Нерис-Хаус – Энтину Уанхард с дальнейшим его переходом моей на данный момент несовершеннолетней дочери Руни О’Рейли. Также, два своих счёта в центральном банке 1986 и 1735 я завещаю Энтину Уанхард, а счёт 1419 завещаю моей дочери Руни О’Рейли для личного использования: она может использовать все средства на этом счету, а также откладывать на него собственные сбережения. Все мои облигации и акции я завещаю Энтину Уанхард с дальнейшим переходом во владение моей дочери Руни О’Рейли при наступлении её совершеннолетия. Моё личное поместье в графстве Ратленд я завещаю своей дочери Руни О’Рейли».

В конце она поставила дату, роспись и семейную печать.

– Оказывается, я так мало имею, – сделала она вывод.

– Да, всего лишь-то особняк в Лондоне, поместье, миллионные суммы на счетах, ценные бумаги и акции на такую же сумму, совсем пустяк, ты практически нищая, – серьезно проговорил Энтин, и Глэдис рассмеялась:

– Да ты не представляешь! Даже булку хлеба не купить! – хохотала она, прикрывая лицо завещанием.

– Именно! – муж подхватил её настроение. – Ты даже выйти за хлебом не можешь, настолько нищая, что за тебя это делает прислуга!

Глэдис продолжала смеяться.

– Вот, так держать, миссис Уанхард! – мужчина обрадовался её смеху. – На днях должны приехать Рамси с хорошим другом, и я знаю, что это поднимет тебе настроение ещё выше!

– Ох, Рамси! – Глэдис улыбнулась этой новости. – Как давно я его не видела! С хорошим другом?

– Ты понимаешь, в каких они отношениях, – намекнул Энтин.

– Он такой же необычный? – спросила женщина.

– Если ты про странность и манеру одеваться, то ещё более необычный, – ответил ей муж, – а если про предпочтения, то они на одной волне.

– Интересно увидеть их вдвоём! Рамси всегда казался мне очень забавным! Только он может сочетать в одежде синий с жёлтым цветом.

– А его кавалер фиолетовое с красным, – ответил Энтин.

– Прямо вырви глаз, вдвоём они, наверное, смотрятся как радуга, – Глэдис захихикала.

– Рамси писал мне, что объявится в Лондоне к концу апреля, так что ждать их визита не долго, всего лишь три недели.

– Три недели? Ты сказал на днях! – разочаровалась Глэдис. – Так долго ждать…

– Не переживай, эти три недели ты не заметишь.

Глэдис улыбнулась мужу.

Желая всё же облегчить душевные муки жены, мистер Уанхард на следующий день направился с завещанием Глэдис к нотариусу. Прочитав короткую и ёмкую «предсмертную» записку, он поразился щедрости жены. Она оставила ему большую часть, а после его смерти всё должна была унаследовать Руни О’Рейли. В этот момент он задумался, какой богатой женщиной станет Руни. Она официально была признана его падчерицей, а значит, автоматически наследовала всё, что имеет он. Имущество Глэдис и его складывалось в огромное количество нулей, в такое число, которому ещё не придумали название. Но маленькая Руни О’Рейли навряд ли могла понять, насколько богатой она растёт, и это радовало Энтина. Он не хотел, чтобы её портили деньги, чтобы они ослепили её, сделали жадной и злой.

В этот же день завещание было оформлено, и Энтин, дабы развеять опасения, решил связаться и со знакомым врачом. Он работал в небольшой частной клинике, которой владел и принимал исключительно людей с толстым кошельком, несмотря на это под его дверьми не редко толпились люди, не имеющие денег, но просящие помощи. Их он просто игнорировал, проходя мимо, словно они грязь или опавшая осенняя листва.

«В помощи нуждаются лишь те, кто может за неё заплатить!» – было его слоганом.

В этот день, когда Энтин подходил к зданию клиники, как и всегда у дороги рядом сидели люди. Они были в рваной обуви, в куртках не по размеру, курили самокрутки и смотрели на всех, кто проходил мимо, с осуждением и презрением. И каждый из них был болен. Кто-то чихал, кто-то кашлял, кто-то лежал без сил на брусчатке, у кого-то гноились раны, у кого-то были искривлены руки из-за неправильно сросшихся переломов, у кого-то была сыпь, у кого-то язвы. Увидев мистера Уанхард, они все сморщились, словно смотрели на солнце, а у одного мужчины взгляд был таким, словно его вот-вот вырвет. Но Энтин прошел мимо них, открыл дверь и прошёл в клинику.

Внутри было светло, чисто. Пахло, какими то, медицинскими препаратами. А из дальней комнаты разносились стоны боли.

Он огляделся, и заметил девушку, которая стояла за стойкой с кассовым аппаратом.

– Добрый день, меня зовут мистер Энтин Уанхард, – заговорил он с девушкой, – мне нужен…

Он не успел договорить, как по коридору к ним уже шёл необходимый ему врач.

– Энтин, добрый день! Не ожидал Вас увидеть у себя! Всегда считал Вас достаточно крепким мужчиной, чтобы обратиться за помощью.

– Ох, нет, мистер Чемберс, помощь нужна не мне, – ответил мужчина, – а моей жене и дочери.

– Что у Вас успело случиться? – спросил мужчина, прищурившись.

Он был очень высокий с крупными кистями. На лице была густая короткая седая борода, а голова была лысой, выбритой настолько, что в ней отражался свет. Глаза были светло-зелеными, больше серыми, и его шаги были уверенными и тяжелыми, словно в ботинках были бетонные сваи. Он был немного старше Энтина, но уже успел состариться.

– Моя жена, Глэдис, вчера столкнулась на рынке с двумя больными, у них чахотка, я хотел бы, чтобы через неделю, Вы осмотрели мою жену и дочь.

– Несмотря на старую дружбу, мои услуги платные, – напомнил мужчина, – ко всему, если они заразились, вы об этом и так узнаете. А там, как получится. Если организм сильный, победить болезнь получится, а если нет, то нет.

– Моя жена немного тревожится, она боится оставить дочь без матери…

– Я понимаю её страхи, – мужчина перебил Энтина, – но тут уже как выпадет карта. Я не волшебник!

– Но Вы согласны на осмотр? – спросил мужчина.

– Я загляну к Вам через неделю, – ответил мистер Чемберс, – Софи, запиши это в мой график.