В этой жизни можно пережить всё, всё кроме смерти

Лондон, туманный и холодный, погрузился глубоко в сон. По мощеным улицам медленно, никуда не спеша, направлялись экипажи, в которых от пасмурной погоды дремали пассажиры. Даже дети в это время казались не такими весёлыми и активными, они сидели у порогов своих домов и что-то обсуждали, поднимая ленивый взгляд в сторону уходящих по улице спокойных лошадей, тянущих за собой тяжёлую повозку. И этим холодным утром резкий ветер ударил в окна Нерис-Хаус, принеся его хозяйке ужасную, болезненную навязчивую мысль. Она смотрела куда-то вдаль, не видя домов за окном, уплыв куда-то в потоке своих раздумий, как резкий страх вдруг сжал её сердце, и она судорожно вдохнула холодный и влажный воздух своего кабинета. Почему-то глаза стали жечь слёзы, и когда она увидела жухлую листву, которая закружилась у самой земли, резко обернулась и попыталась понять, где же она сейчас.

Ей вспомнилась зелёная рваная листва, которая неслась по кладбищу, огибая кресты и семейные склепы. Её отец, бывший владелец особняка Нерис-Хаус, в Гринвиче, Дамион Россер уже давно покинул этот мир и воссоединился со своей женой, с которой даже в семейном склепе расположены рядом. Но как бы давно это не было, для Глэдис казалось, словно его кончина была совершенно недавно. Она до сих пор помнила тот холод, который опустился на их дом, на следующие сорок дней, а такая мрачная погода заставляла её заново это переживать. Завешанные окна, чёрные платья и попытка сдерживать слёзы, чтобы не огорчать дочь. Как хорошо, что маленькая Руни всегда была столь понимающей, что позволила матери выплеснуть боль.

Пытаясь отвлечься от ужасных воспоминаний и неприятных мыслей, Глэдис прошла к тяжёлой деревянной полке и взяла с них каминные спички. Хозяйка особняка не могла никуда убежать от собственных переживаний, но она могла прогнать плохое настроение, поэтому она решила самостоятельно разжечь огонь в камине. Она не стала беспокоить миссис Джонс, и, присев на корточки и испортив две спички, всё же смогла заставить пламя разгореться. Звать экономку ей совершенно не хотелось, так как к ней приехал сын, и это была долгожданная встреча. Ко всему Глэдис решила, что такая женщина как она в силах обойтись без помощи прислуги.

Погрев ладони у набирающего силу огня, Глэдис заметила, что ей становится в некоторой степени, лучше и подошла к своему столу. Окинув взглядом разложенные бумаги, она решила сконцентрировать внимание на работе. Сев в кресло, она взяла в руки вскрытое письмо из налоговой службы и поспешила его изучить, ведь приближается конец года и необходимо точно знать о своих расходах в декабре. Но она совершенно не понимала, что читает. Ей даже пришлось прочитать первый абзац несколько раз, так как его суть, так и не стала ей понятна. А всё потому, что в её мыслях она стояла внизу, на первом этаже и смотрела вверх через пролёт лестницы. Глэдис до сих пор не верит, что это произошло на её глазах – её мать спускалась вниз по лестнице с третьего этажа, когда споткнулась за подол своего платья, и упала вниз. Она даже помнит, что платье её матери было голубым с белой оборкой по подолу, ведь край именно этого платья она увидела, глядя вверх. А затем голос отца и его слёзы. В столь раннем возрасте потерять мать, и быть обречённой на нелёгкую жизнь.

Глэдис сглотнула, она хотела избавиться от навязчивых мыслей в её голове, но они от неё уходить не хотели. Она зажала своё лицо руками и глубоко вдохнула, не веря, что сейчас эмоции достаточно сильные, чтобы взять над ней верх. Сковывающий всё внутри ужас объял Глэдис, он был, сравни панике, которую порой так сложно контролировать. И Глэдис смогла вычленить ту ужасающую мысль, которая бороздила её мозг: «А вдруг со мной что-то случится, и Руни будет расти без матери?».

В этот момент она вновь попыталась взяться за работу. Отложив письмо из налоговой службы, она решила написать письмо в благотворительный фонд, в который передавала средства для детей сирот, и открыла верхний ящик стола. И в этот момент ей пришла в голову совершенно другая идея – написать завещание. Но делать этого Глэдис не стала, она встала из-за стола, вновь прошла к камину и очень сильно пожалела, что рядом нет её любимого мужчины.

Энтин Уанхард был её неофициальным супругом, так как законы Англии запрещали выходить замуж повторно, но это не смущало ни Глэдис, ни самого Энтина. Они нашли опору друг в друге, и этого им обоим было достаточно, ко всему их отношения не осуждал никто из их знакомых. И пусть церковь давно отвернулась от них, а от Глэдис так и подавно из-за самовольного объявления развода с её мужем, они не видели в этом ничего преступного. Мистер Уанхард принял маленькую Руни как родную дочь, между ними быстро завязалась крепкая дружба, и девочка не считала постыдным обращаться к мужчине «отец» или «папа». Глэдис, прошедшей такой долгий и сложный путь, было безразлично, что говорят о ней люди в городе, но и они уже не считали её персоной non grata. Все приняли Глэдис Россер такой, какая она есть, ко всему с возрастом она стала терять прежний жар эмоций и была поглощена супружеской жизнью и воспитанием дочери, что также снизило накал страстей вокруг неё. Возможно, среди граждан Лондона нашлись бы те, кто даже не знал, что когда-то Глэдис Россер была женой преступника из группировки «Квартет» – Уильяма Хорсфорд.

Глэдис смотрела на пламя, и вдруг растянула губы в слабой, вымученной улыбке. Она очень сильно скучала. Дом казался пустым и холодным без её близких, но она успокаивала себя тем, что ждать осталось совсем не долго, ведь её супруг и дочь совсем скоро вернуться из Парижа.

Мистер Уанхард поехал туда по деловому вопросу, но Руни испытывала такой интерес к французскому языку, что Глэдис не смогла заставить её остаться дома. Хотя отчасти она понимала, что девочка интересуется не в меньшей степени и французской модой. Она догадывалась, что её дочь не вернётся в Лондон без пары новых туфель, без новых кружевных перчаток и, конечно же, без шикарной шляпки с лентой. Девочка росла, но практически не менялась – влюблять в себя она не перестала, более того, с каждым годом ей это удаётся всё лучше и лучше.

– Скорее бы Энтин приехал, – Глэдис свела брови, почувствовав, как внутри резануло от тоски, а потом, наведя на себя серьезный вид, словно кто-то мог видеть её мимолётную грусть, продолжила: – его ждёт целых два письма из банка.

– Миссис? – дверь медленно приоткрылась. – Вы звали?

Это был совсем состарившийся Сид, увидев его, Глэдис ощутила, как на неё накатила новая волна ужаса и тоски. Возраст согнул мужчину ещё сильнее, его тело невозможно сильно исхудало. Щёки провалились, а губы и пальцы на руках стали такого неприятного синюшного цвета, казалось, что жизнь вот-вот покинет его.

– Нет, Сид, – ответила женщина, – сегодня мне помощь не нужна, ты можешь идти отдыхать.

– Но как же хозяйка без Сида? Сид пусть и стар, но по-прежнему готов выполнять требования хозяина Нерис-Хаус.

Его голос был таким же сиплым, как и все годы, но сейчас он звучал несколько иначе. Сид был настолько стар, что чтобы он ни сказал, всё казалось мудростью старца.

– Спасибо, Сид! Я очень признательна тебе! На самом деле я со многим бы не справлялась без твоей помощи, но сейчас я отпускаю тебя отдохнуть! – Глэдис пыталась говорить, как можно нежнее и с улыбкой, чтобы не обидеть старого слугу.

– Я буду рядом, миссис Россер-Уанхард, зовите, если вдруг будет что-то необходимо.

Женщина не сдержала улыбку – по документам она не являлась официальной женой Энтина, поэтому не могла называться его фамилией. Но всё её окружение полностью игнорировало эту формальность. Для них она была его женой и ничьей более, поэтому называли её миссис Уанхард, пусть ей она и не являлась.

– Хорошо, спасибо, Сид, – женщина кивнула, и мужчина покинул кабинет.