– Думай о хорошем, – посоветовал Одинцов.

– Например?

– Например, о том, как для начала Конрада нашего Карловича на ноги скорее поставить.

Шутка насчёт имени-отчества родилась во время приключений в середине лета. Троица тогда получила паспорта островной Федерации Сент-Киттс и Невис. Номера паспортов Одинцова и Мунина шли подряд. Опытные люди, которые занимались оформлением документов, посчитали, что эти двое будут вызывать меньше подозрений, если сделать их отцом и сыном. Так Одинцов стал Карлом Майкельсоном, а Мунин получил от Федерации паспорт на имя Конрада Майкельсона – и от Одинцова кличку Конрад Карлович Михельсон в память о персонаже советской классики.

– Я почитала о лихорадке денге, – сказала Ева. – Её трудно лечить. Можем ждать три недели или четыре. А Дефорж говорит, что времени мало.

Лихорадку денге Одинцов испытал на собственной шкуре ещё в молодости, в пору военных подвигов. Ему приходилось бывать в Юго-Восточной Азии с диверсионными группами. Не ради красного словца он рассказывал Кларе, что у Мунина мучительно ломит колени. Денге – это искажённое английское dandy: так злые азиатские шутники двести лет назад высмеивали особенную походку больных. А врачи называли вирусную лихорадку суставной или костоломной – и те же двести лет искали эффективное лекарство, но без особого успеха.

Одинцов глянул на часы.

– Времени мало, это да… Мы даже не знаем, сколько.

Клара не успевала на дневной рейс Ethiopian Airlines из Бангкока в Хараре, который летел с одной пересадкой в Аддис-Абебе. Пришлось забронировать ей билет на ночной самолёт Qatar Airways, делавший две промежуточных остановки – в Дóхе и в Дар-эс-Саламе. Комфорта больше, но путь длиннее и дольше – почти сутки вместо семнадцати часов.

Одинцова эта логистика интересовала потому, что на стыковках Клара наверняка будет включать телефон. Появлялась возможность предупредить её, чтобы не позволяла делать себе никаких инъекций.

В ресторане предусмотрительный Дефорж посоветовал Одинцову не звонить и не писать Кларе. Зачем осложнять ситуацию? Если девушка станет сопротивляться, сотрудники «Чёрного круга» всё равно найдут способ сделать укол: или силой, или шантажом – объяснив, что встреча с родителями невозможна без прививки:

– Как точно заметила наша дорогая Ева, в любом случае Клара станет заложницей. А дальше сами решайте, что для неё лучше: знать об этом – или оставаться в счастливом неведении.

Одинцов считал, что Клару надо предупредить, и прикидывал возможности. Семь часов лёту до столицы Катара, там стыковка часа полтора. Пока Клара выгружается из самолёта, рыщет в незнакомом аэропорту и садится в другой самолёт, до телефона у неё руки не дойдут. А если она всё же успеет его включить, – будет дозваниваться папе с мамой. Дальше ещё семь часов до столицы Танзании, там стыковка долгая, часа три как минимум. Если наудачу отправить сообщение в мессенджере – Клара сможет прочесть его или в Дохе, или в Дар-эс-Саламе, или ещё через три часа, уже в столице Зимбабве. Лишь бы это случилось до встречи с агентами «Чёрного круга»…

Ева оборвала рассуждения Одинцова.

– Не пиши и не звони. Пусть лучше не знает. Иначе может психануть. Я точно психанула бы. Ей и так будет тяжело. Пусть просто рассказывает нам, что происходит. И видео присылает.

– Угу. Если не забудет про камеру, – буркнул Одинцов.

– Я напомню, – пообещала Ева. От усталости у неё едва ворочался язык. – С Кларой всегда буду говорить я. Не надо, чтобы ты. Захочешь передать что-то – скажи мне. А сейчас иди. Я спать хочу.

Одинцов беспрекословно вышел и лёг во второй каюте, где совсем недавно наслаждались жизнью Клара и Мунин. Вздремнуть действительно не мешало: многолетний опыт учил хорошенько расслабляться перед серьёзным делом, потому что дальше напряжение будет только расти.

Возвращение в Трат на яхте заняло примерно столько же времени, сколько и на машине, но Ева с Одинцовым успели отлично выспаться. Утром они были на месте, приняли душ в гостиничных номерах и после завтрака отправились в больницу к Мунину.

Ева снова ждала за дверью, а Одинцову позволили заглянуть в палату. Мунин спал под капельницей на белых подушках в окружении медицинской аппаратуры. Изогнутые трубки подачи кислорода, подведённые к носу, напоминали усы Сальвадора Дали. Бриться историк перестал, как только начался круиз: Клара хотела, чтобы её кавалер выглядел брутально. Теперь на впалых щеках Мунина кучерявилась юношеская бородка. «А ему идёт, – подумал Одинцов. – Ещё обрастёт за пару недель – и будет натуральный мачо».

– Мистер Майкельсон-младший пока очень слаб, – сказал врач, похожий на ребёнка в белом халате с чужого плеча. – Мы делаем всё возможное, но таиландская геморрагическая лихорадка – опасная болезнь. Ваш сын будет выздоравливать медленно.

Выйдя из больницы, Одинцов попытался приободрить Еву:

– Марафонцы говорят: быстро – это медленно, но постоянно. Главное, чтобы выздоровел. Давай так. Ждём ещё сутки. Если заметного улучшения не будет, я использую свой способ.

– Ты не врач, – вздохнула Ева.

– Я практик, и у нас нет времени.

Много лет назад в азиатских джунглях комар выпил каплю его крови, а взамен оставил вирус денге. Молодой Одинцов тогда участвовал в секретной операции. Группа выполнила боевую задачу, но ещё предстоял обратный путь. Погоня шла по пятам; ждать, пока больной оклемается, товарищи не могли. Лихорадку, жар и костоломные боли Одинцову пришлось переносить на ногах. Где-то он брёл сам, где-то его тащили через джунгли на волокуше и доставили на базу почти в беспамятстве…

…но выздороветь помогли не тамошние медикаменты, а народный рецепт, о котором Одинцов рассказал Еве.

– Он простой, как всё гениальное. Берёшь половину большой кружки крепкого горячего чая. Выжимаешь туда пару лаймов, добавляешь столовую ложку мёда и граммов сто рома. Тщательно перемешиваешь и пьёшь. Повторять надо три-четыре раза в сутки. Через пару дней ты на ногах. Самое большее через неделю – как огурчик. Вообще при любой лихорадке помогает, если не задета печень, и при простуде особенно.

– Полбутылки рома в день? Хоро-о-оший рецепт, – оценила Ева. – Интересно, что скажут врачи.

– С врачами я договорюсь, – пообещал Одинцов…

…и сдержал обещание, потому что за сутки Мунину лучше не стало. А пока историк оживал, принимая микстуру Одинцова, два его компаньона не теряли времени даром.

На сервере «Чёрного круга» для них завели специальный раздел. Дефорж подгружал туда меморандумы – информационные записки с приложением официальных документов, досье, статистики, цитат, развёрнутых справок, отчётов, аналитических данных и вообще любых сведений, относящихся к теме, на которую составлен меморандум.

С утра Ева с Одинцовым отправлялись на пляж и занимали места в прибрежном ресторане под большими раздвижными зонтиками, которые защищали от редкого солнца и частого дождя. Каждый со своего макбука читал меморандумы Дефоржа и тут же искал нужные справки в интернете – или запрашивал у француза дополнительные сведения. Компаньоны перекусывали прямо за работой и не мешали друг другу, но в любой момент могли обсудить какую-то интересную деталь.

Ева больше не ворчала про дерьмо и научную фантастику. После встречи в отеле «Парк Хайятт» она уже успокоилась, а фантастика уступала реальным достижениям науки.

– Бессмертие, значит, – кряхтел Одинцов, листая первый меморандум о сути того, чем предстояло заниматься. – Ну-ну…

Базовый постулат гласил: главный враг современного человечества – это старение. Каждый день на планете умирают сто пятьдесят тысяч человек. Семеро из десяти умерших расстаются с жизнью из-за проблем, связанных с возрастом. Поэтому надо воспринимать происходящее как всеобщую болезнь и заниматься поиском лекарства от старости.

Компаньоны узнали, что учёные традиционного толка видят три моста, последовательно ведущих к бессмертию.

Первый мост – бытовой: комфортная жизнь, сбалансированное питание, здоровый сон и тому подобное.