Мне вспомнился наш последний диалог.

«Все, что было между нами когда-то, давно прошло, и у меня нет ни времени, ни желания продолжать наши отношения», – сказал Марик.

«Что, интересно, ты имеешь в виду под нашими отношениями?» – спросила я.

«Думаю, ты понимаешь».

Он говорил так, словно между нами действительно что-то было, избегая при этом вдаваться в детали. Но ведь между нами ничего не было!

«Считай, что я делаю это ради того Марика, которого ты знала», – сказал он.

«Ты говоришь так, как будто его больше нет», – сказала я.

«Его больше нет», – ответил он.

Но если это не Симония, то кто же он такой? У него такие же глаза, такой же рост, такая же фигура, он знает стихи Марика, он узнал меня, хотя и не обрадовался моему появлению. Если этот греческий подданный по имени Максимилиан Коксос не Марик, то зачем он «узнал» меня? Он ведь явно не хочет, чтобы его принимали за Симонию. Он мне и варана подбросил, чтобы я убралась с острова и не проговорилась, кто он такой. Зачем такие сложности? Гораздо проще было бы с самого начала не узнать меня, сказать, что я обозналась. Нет, что-то тут не складывается. Это не может быть другой человек.

Света уверена, что Марик погиб при взрыве бомбы, подложенной в его машину палестинскими террористами. Его хоронили в закрытом гробу. Похоже, поэт повторил трюк Сергея Адасова: Марк Симония умер, да здравствует Максимилиан Коксос. Забавно, что он, как и Адасов, в новой жизни стал греческим подданным. Похоже, Греция нынче в моде.

Я добрела до полосы прибоя и села на песок. Океан, как и весь остров, сомлел от жары и был ленив, как сидящий на печи сказочный дурачок Емеля. Вода даже не набегала на песок, а, скорее, медленно поднималась и опускалась, словно в такт сонному дыханию океана. Примерно в полумиле от берега мирно стояли на якоре ледокол «Ленин» Яши Мухомора и роскошный «Абу Захид» Халеда Бен Нияда.

Вздохнув в очередной раз, океан выбросил к моим ногам яркий фиолетовый цветок, похожий на георгин. Я подняла его и понюхала, но уловила только запах моря. Скорее всего цветок был жертвоприношением какого-либо рыбака Лоро Кидул, богине Южных морей.

Забавно. Мир балийских богов чем-то напоминает российскую бюрократическую систему: «не подмажешь – не поедешь». Хочешь получить лицензию на коммерческую деятельность – дай чиновнику взятку, хочешь наловить побольше рыбы или вырастить урожай риса – подмажь богов жертвоприношениями, ублажи танцами мышей и саранчу. В любом случае, если выбирать между богами и чиновниками, я бы предпочла богов, но это опять-таки в силу романтичности натуры и личной неприязни к бюрократам.

Согласно легенде, Лоро Кидул была прекрасной принцессой, но из-за происков завистников она была вынуждена броситься с высокой скалы в морскую пучину. Там она обрела вечную молодость, превратившись в богиню. Разве можно сравнить страдающую принцессу княжества Пандаджаран с заурядным русским взяточником?

Я представила, что сама Лоро Кидул послала мне в подарок этот цветок. Вот только зачем? Может быть, цветок поможет ответить на мои вопросы?

– Спасибо, принцесса, – сказала я.

Один за другим, я принялась отрывать у цветка лепестки и бросать их в воду.

– Марик, не Марик, – приговаривала я, по ассоциации с «любит, не любит» – детским гаданием на ромашке.

Лепестков было много. Кружась, они падали в воду и на песок, где их подхватывала вода.

– Марик, – сказала я, отрывая предпоследний лепесток.

– Не Марик, – прошептала я, протягивая руку к последнему.

Лепесток оторвался сам, за мгновение до того, как я успела к нему прикоснуться. Я завороженно следила за тем, как он коснулся поверхности воды.

Лоро Кидул подшутила надо мной.

– Так все-таки Марик или не Марик? – спросила я у океана.

Океан не ответил. Фиолетовые лепестки образовывали причудливый узор на золотистом фоне песка.

В небе послышался шум мотора. Очертив над океаном полукруг, сине-белый вертолет опустился на носовую палубу яхты Халеда Бен Нияда.

В холле отеля я увидела Стива. Грек сидел в кресле, явно кого-то поджидая. Как оказалось, меня.

– Похоже, Адела нашла мне замену, – с улыбкой пожаловался Иродиадис.

– Тебя это очень расстраивает?

– Нисколько. Даже наоборот. А где твой потомок камикадзе?

– Понятия не имею. Вероятно, сидит где-нибудь за компьютером и занимается делами своей фирмы. Типичное поведение для японца. Там живут одни патологические трудоголики. Япония – единственная страна, в которой существует закон, запрещающий работать больше установленной правилами нормы.

– Похоже, ты к трудоголикам не относишься, – заметил Стив.

Вот тут он попал прямо в точку.

– Если бы работа была таким хорошим делом, за нее не платили бы деньги, – вздохнула я. – Впрочем, я на свою работу не жалуюсь. Писать детективы для меня скорее развлечение.

– Я тоже не жалуюсь на свою работу.

– А ты чем занимаешься? – поинтересовалась я.

– Бизнесом, – пожал плечами грек.

«Значит, теперь заказные убийства называются бизнесом, – подумала я. – Действительно, работенка не пыльная, и свободного времени предостаточно».

– Да, бизнес – хорошая штука.

– Ты когда-нибудь плавала на перау? – сменил тему Иродиадис.

– Я даже не знаю, что это такое.

– Это выдолбленная из цельного дерева лодка с балансиром. Мы можем устроить пикник на одном отдаленном пляже. Места там совершенно удивительные. Уверен, что тебе понравится.

Я задумалась. Отправиться на пикник с русским киллером № 1 – в этом определенно что-то было. С детства меня, как магнит, притягивали неординарные личности и неординарные ситуации. Что может быть скучнее, чем каждый день идти на службу, потом со службы, потом вяло лежать на диване и смотреть набившие оскомину сериалы. То ли дело прокатиться на лодке с балансиром по Индийскому океану в компании легендарного наемного убийцы! Вот если бы он был маньяком, тогда другое дело. От маньяков стоит держаться подальше. Но Сергей Адасов – профессионал, а не маньяк, он явно симпатизирует мне, так что опасность с его стороны мне вряд ли угрожает. А если кто-либо попытается напасть на меня, то лучшего защитника не придумаешь.

– Поехали, – сказала я. – Пикник на пляже – это здорово. Только подожди, пока я переоденусь и захвачу купальный костюм.

Я ожидала, что перау окажется весельной или в крайнем случае парусной лодкой, но на ней, к моему удивлению, был установлен мощный японский мотор.

Устроившись на корме, Стив резко дернул за шнур, и мы, рассекая небольшие волны, помчались на восток, навстречу легким, как обрывки сахарной ваты, облакам.

На море было гораздо прохладнее, чем на берегу, и я поеживалась под дождем мелких брызг, миниатюрными иголочками впивающихся в кожу.

Стив со всей серьезностью подошел к вопросу организации пикника, и в стоящей у моих ног корзинке, сплетенной из пальмового волокна, лежали пакетики с купленной в китайском ресторане жареной муреной, запеченными в тесте креветками и салатом с морскими гребешками, а также шампанское, фрукты и минеральная вода.

Из-за шума мотора разговаривать было почти невозможно, да этого и не требовалось. Я просто наслаждалась стремительной гонкой на этом странном суденышке, в котором, как, впрочем, и в самом острове Бали, причудливым образом сочетались древность и современность.

Из-под носа перау вспорхнула стайка летучих рыб, пронеслась, сверкая, над морем и серебряным дождем посыпалась в воду.

Полоса пляжей и отелей осталась за кормой. Берега становились все более крутыми и обрывистыми. Между скалистыми утесами прятались уютные бухточки с узкими полумесяцами песчаных пляжей. Вначале на них мелькали фигуры загорающих туристов, но их становилось все меньше и меньше.

В скалах открылся проход, напоминающий то ли грот, то ли вход в подводную пещеру. Рядом с ним мягко изогнутым серпом протянулась полоса золотого песка, заканчивающаяся далеко выдающимся в море обрывистым мысом.