Унтунг поделился со мной кое-какой информацией, но, к сожалению, не всей. Он объяснил, что должен прояснить кое-какие детали, прежде чем мы сможем выработать окончательный план действий. Мы договорились встретиться через два дня, но Унтунг не пришел. А еще через неделю сумбавские рыбаки обнаружили тело моего друга неподалеку от острова Нуса-Пенида.

– Мне очень жаль, – сочувственно вздохнула я. – Но ты так ничего толком и не объяснил. О каком антиправительственном заговоре идет речь?

– Ты имеешь представление о том, что такое инь и ян?

– Естественно, – пожала плечами я. – Это два противоположных начала, которые, согласно канонам китайской философии, присутствуют во всех предметах и явлениях. Только я не совсем понимаю, какое отношение инь и ян имеют к антиправительственному заговору.

– В балийской философии тоже есть свои инь и ян, – объяснил Сианон. – Только они называются каджа и келод. Каджа — это добро, а келод– зло. Они являются отражением противоположности и двуединства всего существующего: неба и земли, чистого и грязного, мужчины и женщины, дня и ночи, земли и моря, богов и демонов.

– Я никогда не могла понять только одного, – заметила я. – Почему это во всех восточных учениях женщина обязательно попадает в ту же категорию, что зло или грязь, а мужчина неизменно ассоциируется с чистотой и добродетелью?

– Потому что так устроен мир, – усмехнулся Ляо. – Тут уж ничего не поделаешь.

– Интересно, к какой категории относятся писатели детективных романов? – задумчиво произнесла я. – Наверняка к той же, что и женщины.

– Я бы отнес их к глубокому келоду, – заметил полицейский.

– А это еще что такое?

– Если келод– это зло, то глубокий келод – это зло в квадрате. Остров Нуса-Пенида, около которого нашли тело моего друга, расположен в самом глубоком келоде. Это место, от которого отвернулись боги. Там обитают лишь демоны и злые духи моря, поэтому балийцы никогда не плавают около острова.

– А что, интересно, твой друг делал около острова Нуса-Пенида?

– Этот остров имел отношение к заговору. Правительство Индонезии построило там военный завод и секретную военную лабораторию.

– Самое подходящее для этого место, – согласилась я. – Полная гарантия того, что местные жители не станут проявлять излишнее любопытство. И что же производят в этой лаборатории?

– Ничего, – сказал Сианон.

– Ничего? Как это – ничего?

– Ничего, стоящего внимания. В основном петарды и фейерверки. Но все это происходит в условиях самой глубокой секретности.

– Петарды и фейерверки? – недоверчиво переспросила я. – В условиях глубокой секретности?

– Вот именно, – подтвердил Сианон.

– Но зачем? Я, конечно, понимаю, что Восток – дело тонкое, но это уж слишком. Зачем правительству строить на острове секретную военную лабораторию для того, чтобы тайно производить петарды и фейерверки?

– Ты же у нас пишешь детективы. Вот и подумай.

Думать особо и не требовалось. У нас в России тоже сплошь и рядом проворачивали подобные штучки. Правда, про сверхсекретный завод по производству фейерверков я пока не слышала. Но все еще впереди.

Однажды со своим испанским приятелем я полчаса спорила о том, чье правительство больше и успешнее ворует. Он считал, что испанское, а я, как и следовало ожидать, патриотично утверждала, что в сфере воровства российские политики оставили далеко позади иберийских социалистов и демократов. Никто не хотел уступать, в результате мы оба остались при своем мнении. Интересно, если объявить конкурс на самых вороватых политиков, какая страна получила бы первое место?

– Элементарно, Ватсон, – усмехнулась я. – Ваши военные с кайфом разворовывают бюджетные деньги. Все как в России. Странно, что наши ребята до производства фейерверков на секретных объектах пока не додумались, да и то, наверное, потому, что у нас с секретностью плоховато. Если на сверхсекретном заводе вместо оружия станут производить фейерверки, через два дня рабочие завода начнут толкать эти фейерверки из-под полы на улицах, а через неделю средства массовой информации примутся вопрошать о том, куда катится Россия и ее вооруженные силы.

– Вам нет нужды производить фейерверки на секретных объектах, – сказал Ляо. – В России есть ученые высочайшего класса, но возникают проблемы с секретностью. Там гораздо выгоднее зарабатывать деньги на военных технологиях или на продаже военных тайн за границу. В Индонезии ученых маловато, зато секретности – хоть отбавляй. Если рабочий скажет хоть слово, на следующий день и он, и его семья – трупы. Без всякого суда и следствия. Все об этом знают. Так что наши умники из военного ведомства не только тянут из бюджета миллионы долларов на разработку секретного оружия, но и дополнительно подрабатывают, нелегально приторговывая фейерверками.

– Но если все так строго засекречено, как ты говоришь, ты-то откуда знаешь про фейерверки? Может быть, там все-таки производят оружие?

– Во-первых, об этом мне сказал Унтунг. А во-вторых, если бы там действительно производили секретные военные разработки, о заводе на Нуса-Пенида вообще бы никто не упоминал. Тем не менее кто-то намеренно распускает слухи. Ничего конкретного не говорится, но оппозиционная партия намекает на то, что ведущиеся на острове разработки крайне опасны, и в любой момент может произойти катастрофа, угрожающая жизни тысяч людей.

– Дай-ка, я угадаю, – сказала я. – Дыма без огня не бывает. Если катастрофа должна произойти, она произойдет.

– Вот именно, – кивнул Сианон. – Если завод вместе с островом взлетит на воздух, то, во-первых, никто никогда не докажет, что в течение трех лет в секретной лаборатории производили фейерверки, а во-вторых, вина за случившееся целиком ляжет на правительство Индонезии.

– А это означает государственный переворот?

– Ты опять угадала.

– Есть только одна вещь, которую я не понимаю. Если аферу с секретной лабораторией затеяли члены правящей партии Индонезии, а оппозиция явно не могла провернуть нечто подобное, то зачем правящей партии свергать саму себя, устроив грандиозную катастрофу на Нуса-Пенида?

– Не будь наивной. Президент и многие члены правительства – всего лишь марионетки, которыми управляют малоизвестные публике люди. В результате переворота место у рулей власти займут новые марионетки, которые будут приносить тем, кто дергает за ниточки, еще большие доходы. Ты что, никогда не видела, как члены правящей партии переходят в оппозицию? Ваши коммунисты, когда это стало выгодно, обозвали себя демократами. Если потребуется, они с той же легкостью объявят себя зелеными, коричневыми или серо-буро-малиновыми.

– Как я понимаю, взорвать секретную лабораторию собираются с помощью бомбы Тетерина?

Ляо кивнул.

– Но ведь электромагнитная бомба должна стоить бешеных денег, а это значит, что деньги, украденные из бюджета, уйдут на ее оплату. Это непрактично. Остров наверняка можно уничтожить намного более дешевыми способами.

– Обычная взрывчатка не годится. Она не уничтожит всех улик. А от взрыва электронной бомбы половина Нуса-Пенида превратится в плазму, остров выгорит дотла, но зато соседние острова не пострадают. Возможно, на Бали и Ломбоке откажут электронные системы – вот и все. Зато правительству после этого уж точно придет конец.

Электромагнитная бомба такого уровня – это принципиально новый вид оружия. Если она будет взорвана на Нуса-Пенида, станет известно, что Индонезия обладает оружием, эквивалентным ядерному, за исключением радиоактивного излучения. Это резко поднимет престиж страны в глазах всего мира. Кроме того, при необходимости Индонезия сможет продать бомбу другим странам, так что вложенные деньги вернутся с лихвой. Все будут в выигрыше. Пострадает только нынешнее правительство.

– А тебе-то какое дело до правительства? На смену одним ворам придут другие. Все политики одним миром мазаны. Вряд ли оппозиция намного хуже правящей партии, а Бали далеко от Джакарты. Кто бы ни находился у власти, ты будешь, как и раньше, спокойно работать в полиции.