– Пошел к себе. Вернется к пяти часам.

– Как у тебя с ним? Все в порядке?

– Не меняй тему. Ты так и не объяснила мне, что происходит.

– Что ты имеешь в виду?

– Какого черта тебе потребовалось набивать яйца солью и перцем?

– На всякий случай, – пожала плечами я. – Индонезия – бедная страна. Туристов здесь грабят и похищают. А так, если у меня потребуют кошелек, я суну руку в карман, раздавлю яйцо в кулаке, швырну смесь в глаза бандиту и убегу. Действует безотказно.

– На Бали никого не грабят и не похищают, – заметила Адела. – Остров живет за счет туризма. Никто не станет резать курицу, несущую золотые яйца. Кроме того, я слишком хорошо тебя знаю. Ты пока еще не впала в маразм, и ты слишком ленива, чтобы без необходимости заниматься подобной ерундой. Во что, интересно, ты вляпалась? Это связано с японцем?

– При чем тут японец? Он просто подсел утром ко мне за столик. Я вообще его не знаю. Ни во что я не вляпалась, успокойся. Лучше расскажи мне о Стиве. Как развивается ваш роман?

Адела возмущенно фыркнула.

– Скажешь тоже: роман! Странный он какой-то.

– Странный? – ухватилась за определение я. – В чем это выражается?

– Ты можешь себе представить, что он даже не попытался переспать со мной?

– В таком случае я знаю огромное количество еще более странных мужчин. Конечно, это не оправдывает Иродиадиса, но хотелось бы напомнить, что вы знакомы всего около суток. Возможно, Стив просто старомоден, или бабушка в детстве объяснила ему, что делать женщинам сомнительные предложения можно лишь на третьем свидании.

– Все равно он странный. И еще он расспрашивал меня о тебе. Он делал это как бы между прочим, но я чувствовала, что ты его интересуешь.

– Греки вообще от природы любопытны, – заметила я. – За резкими исключениями, вроде женоненавистника Сократа, они, в силу своего горячего южного темперамента, интересуются не только женщинами, но иногда даже козами.

Адела возмущенно посмотрела на меня.

– Еще не хватало, чтобы он променял меня на какую-нибудь козу. Хотя с нынешними мужчинами я вообще ничему не удивлюсь.

– Вряд ли это произойдет, – утешила я подругу. – На Бали козы практически не встречаются.

– А чем занимается твой японец? – переключилась на другую тему Адела.

– Выращиванием искусственного жемчуга. Похоже, он очень богат.

– А что, если нам махнуться? – неожиданно загорелась новой идеей подруга. – Ты возьмешь себе грека, а я японца.

– Не пойдет, – покачала головой я. – Мой японец умеет играть в го, а твой грек наверняка даже не знает, что это такое.

– Подумаешь, го! Зато Стив умеет играть в гоп-стоп. Мы вчера на пляже играли.

– В гоп-стоп? Вдвоем и на пляже? – изумилась я. – Но ведь это командная игра, к тому же играть надо за столом, а не на песке.

– Мы как-то обошлись без стола. Стив проиграл мне двадцать три поцелуя.

– А ты случайно не спутала гоп-стоп с бутылочкой? Мне до сих пор не приходилось слышать, чтобы в гоп-стоп играли на поцелуи. Во времена моего детства проигравший залезал под стол и кричал петухом.

– Но у нас не было стола, – пожала плечами Адела. – Не мог же Стив залезть под песок и оттуда кричать.

– Признайся, ведь это была твоя идея. Это ты его научила играть в гоп-стоп.

– Какая разница, кто кого научил. Я просто пыталась немного его расшевелить.

– Бедный Бобчик, – вздохнула я.

– А Бобчик-то тут при чем? – возмутилась подруга. – Я что, не имею права в гоп-стоп поиграть? Ты же собираешься играть в го со своим японцем, и я не читаю тебе по этому поводу морали.

– Ладно, – сдалась я. – Я тоже не собираюсь читать тебе морали.

За стеной раздались какие-то странные звуки.

– Ты слышишь? – насторожилась Адела. – Кажется, это из твоего номера.

Я приложила ухо к стене.

– Ап-чхи! – донеслось оттуда. – Ап-чхи! Ой! Аап-чхи!

– Ну, что там?

– Похоже, горничная зашла убрать номер.

– Здорово! – расцвела улыбкой подруга. – Дай-ка послушать.

Адела прижалась ухом к стене.

– Так ты им своим перцем всю прислугу в отеле переморишь, – хихикнула она. – Смотри, как бы в этот раз тебя не посадили за убийство.

Вулкан Гунунг Агунг, Гора богов широким конусом закрывал небо. Шоссе, по которому мы ехали, устремлялось прямо к нему. Вулкан казался неестественно широким, неестественно большим и неестественно мрачным.

Кругом золотились рисовые поля. Высохшие после цветения стебли своей яркостью соперничали с укутанным легкой дымкой солнцем. Среди сияющих золотом стеблей торчали расщепленные сверху бамбуковые палки. В расщепы были вставлены плетеные тарелки с укрепленными над ними покрытиями из черного пальмового волокна. На тарелках лежали платки, пропитанные благовониями, соленые фрукты, фаршированный перец, сласти, рисовые пирожки, завернутые в банановые листья. Все эти дары предназначались Деви Сри, беременной богине риса.

В разбросанных повсюду миниатюрных домашних храмах, как и много веков назад, крестьяне, со страхом и мольбой обращая взор к небу, вновь и вновь совершали жертвоприношения богам, умоляя их позволить урожаю благополучно созреть и быть убраным.

В этом году боги благоволили к смертным. Погода стояла на удивление благоприятная, и урожай обещал быть просто небывалым.

– Богиня риса любит, когда небесные феи спускаются с небес на землю и на одну ночь завладевают нежными, грациозными телами маленьких балийских девочек, – рассказывал Стив, аккуратно объезжая выбоины на узкой грунтовой дороге, неторопливо взбирающейся вверх к закрывающему горизонт величественному конусу Гунунг Агунга.

– Похоже, ты хорошо знаком с местными обычаями, – заметил Сианон.

К моему облегчению, в этот раз господин Сукиебуси решил выйти в свет по-простецки, без черного костюма, один вид которого напоминал мне о тепловом ударе. Он был одет в идеально отглаженные полотняные брюки кремового цвета, белую рубашку и светло-коричневый галстук.

– Мне приходилось и раньше бывать на Бали, – пожал плечами Иродиадис. – Это удивительное место. Достаточно слегка углубиться за линию отелей и пляжей, как ты попадаешь в другой мир, не тронутый техническим прогрессом и туризмом. Здесь даже время течет по-другому. Все кажется вечным и неизменным. Крестьяне продолжают так же искренне верить в бесчисленных богов и духов, как верили их предки. Они молятся, приносят жертвы богам и с одинаковой радостью празднуют свадьбы и похороны. Им не нужны психоаналитики, философы и политики. Все ясно, просто и определенно, как зерна очищенного риса. Иногда мне хочется самому превратиться в такого крестьянина и подчинить свою жизнь заранее известному распорядку, пребывая в уверенности, что завтра этот мир будет в точности таким же, как сейчас. Завтра, и через месяц, и через год, и через сотни лет……

– Но ведь это до безумия скучно, – возразила Адела.

– Слишком бурная жизнь тоже иногда утомляет.

– Наверное, в прошлой жизни ты был балийским крестьянином, – заметила я. – Вот тебя и тянет на историческую родину.

– Возможно, – согласился Стив.

Машина въехала в небольшой поселок. Иродиадис затормозил на его окраине.

– До площади нам лучше пройти пешком, – сказал он. – Танец девочек должен вот-вот начаться. За ним последует сангхьянг.

Когда мы подошли к площади, одетые, как богини, маленькие бронзовокожие девочки, напоминая ожившие статуэтки, плавно двигались в ритме танца. В центре площади стоял котел, в котором священнослужитель сжигал дурманящие коренья. За его спиной полукругом располагались празднично одетые матери танцовщиц. Их лица были припудрены рисовой мукой. Хлопая в ладоши, женщины пели. Мотив был исполнен нежности и казался легким и изящным, как крылья тропической бабочки.

Немного поодаль от матерей прямо на земле сидели отцы в набедренных повязках с черно-белым шашечным рисунком.

Продолжая танцевать, девочки двигались по кругу, поочередно склоняясь над котлом, чтобы вдохнуть дым благовоний и кореньев. С каждым кругом юные танцовщицы все больше пьянели. Их движения становились менее уверенными, но даже впадая в транс, они не прерывали своего танца.