наших ног. Его ученики жили в скудости - значит, наши правители дол.кны утопать в роскоши: если первым наместникам божиим хватало одного экю, то нынешнгм позарез нужно десять миллионов. Быть бедным - значит нуждаться в самом необходимом; следовательно, наши правители, которым тоже, по их мнению, недостает самого необходимого, поневоле блюдут обет бедности.
Что же касается догматов, то бог не написал сам ил слова, а мы умеем писать; стало быть, писать догматы - тоже нам. Вот время от времени, когда в том возникает необходимость, мы и сочиняем догматы. Например, мы объявили брак зримым выражением незримых чувств; благодаря этому бракоразводные дела всей Европы поступают в наш русский суд, потому что только мы властны видеть незримое. А такой приток дел - обильный источник богатств, стекающихся в наше святейшее казначейство, дабы мы могли утолить свою жажду бедности.
Я осведомился, не располагает ли святейшее казначейство другими источниками дохода.
- Располагает, и даже многими, - -ответил он. - Нам приносят его живые и мертвые. Стоит, например, кому-нибудь преставиться, мы отправляем душу его во врачебницу, прописываем ей лекарства, и вы не представляете себе, какие деньги нам это дает.
- Как так, монсиньор? Мне всегда казалось, что с покойника много не возьмешь.
- Верно, синьор, но у него есть родственники, которые в состоянии извлечь его из врачебницы и поместить в более приятное место. Исцеляться целую вечность - печальный удел для души. Тут мы вступаем в еделку с живыми, они покупают умершему душевное здоровье - одни дороже, другие дешевле, смотря по средствам, и мы вручаем им записку во врачебницу.
Уверяю вас, это одна из самых крупных статей нашего дохода.
- Но как же ваши записки попадают к душам умерших?
- Это уж забота родственников, - рассмеялся он и добавил - Кроме того, повторяю: нам дана неограниченная власть над тем, что незримо.
Мне сдается, этот монсиньор - отъявленный плут, но я многому научился из бесед с ним и чувствую, что решительно изменился.
ПЯТНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ЛМАБЕДА
Тебе следует знать, дорогой Шастраджит, что рекомендованный мне монсиньором чичероне, о котором я бегло упомянул в одном из предыдущих писем, - весьма смышленый человек, показывающий чужеземцам достопримечательности древнего и нового Рума. Как видишь, Рум всегда повелевал миром - ив старину, и сейчас, но былые его обитатели стяжали эту власть мечом, тогда как нынешние - пером. Военная дисциплина создала могущество кесарей, историю которых ты знаешь; монашеская дисциплина могущество (хотя оно другого рода) наместников божиих, называемых папами. На том же месте, где встарь происходили триумфы, ныне шествуют процессии. Чичероне объясняют все это иноземцам, снабжают их книгами и девицами. При всей своей молодости я не склонен изменять прекрасной Адатее и ограничиваюсь книгами, изучая, главным образом, здешнюю религию, - она меня очень забавляет.
Мы с моим чичероне прочли жизнеописание бога этой страны. Преудивительная история! Это был человек, одним своим словом иссушавший смоковницы, превращавший воду в вино и топивший свиней. У него была куча врагов. Родился он, как тебе известно, в городишке, подвластном румскому императору. Когда враги его, люди весьма лукавые, спросили, следует ли платить подать императору, он ответил: "Отдавайте кесарево кесарю, а божие богу". Я нахожу такой ответ чрезвычайно разумным. Мы с чичероне как раз рассуждали об этом, когда явился монсиньор. Я наговорил ему много хорошего об их боге и попросил объяснить, каким образом их казначейство ухитряется следовать вышеприведенному завету, коль скоро оно забирает себе все, ничего не оставляя императору. Тебе следует знать, что, помимо наместника божия, у жителей Рума есть еще император, которого они именуют также королем румским. Вот что ответил мне этот многоопытный человек:
- Да, у нас действительно есть император, но он изгнан из Рума, где у него нет даже дома; мы дозволяем ему жить на одной большой реке, четыре месяца в году окованной льдом и пересекающей страну, язык которой раздирает наш слух. Подлинный император - папа: ему принадлежит столица империи. Следовательно, "отдавайте кесарево кесарю" значит "отдавайте папе", а "божие богу" опягь-таки значит "папе"-он ведь на самом деле наместник божий, единственный властелин сердец и кошельков. Если император, живущий на большой реке, осмелится сказать ему хоть слово поперек, мы взбунтуем население ее берегов, состоящее в большинстве своем из здоровенных безмозглых мужланов, и натравим на императора других государей, которые охотно поделят с нами его наследство.
Теперь, божественный Шастраджит, ты представляешь себе, какой дух царит в Руме. Папа - это все равно что далай-лама, только в увеличенном масштабе; правда, он не бессмертен, как тот, зато всемогущ при жизни, что гораздо приятней. Иногда ему противятся, дают пощечины, низлагают, а то и убивают его в объятиях любовницы [Иоанн VIII убит ревнивым мужем с помощью молота; Иоанн X, любовник Теодоры, задушен в собственной постели; Стефан VIII заключен в замок, именуемый ныне Замком святого ангела; Стефан IX получил от римлян несколько ударов мечом по лицу; Иоанн XII низложен императором Оттоном I и убит в доме одной из своих любовниц; Бенедикт V изгнан императором Оттоном I; Бенедикт VIII задушен незаконным отпрыском Иоанна X; Бенедикт IX купил себе треть понтификата и перепродал ее, и т. д. и т. п. Все они были непогрешимы.], но эти неприятности никак не умаляют его божественности. Вы можете дать ему сто ударов плетью, но обязаны верить всему, что он ни скажет. Папа смертен, папство бессмертно. Случалось, что папский престол оспаривало несколько наместников божиих сразу. Тогда божественность делилась между ними: каждый получал свою долю и оставался непогрешим в пределах ее.
Я спросил монсиньора, какое искусство помогло его двору поставить себя вышг остальных.
- Разве умным людям нужно особое искусство, чтобы управлять дураками? ответил он.
Я лолюбопытствовал, не восставал ли кто-нибудь против велений наместника божия. Монсиньор признал, что встречались безумцы, дерзавшие открыть глаза на вещи, но этих негодяев быстро ослепляли или уничтожали, а все их бунты служили до сих пор лишь к вящему утверждению непогрешимости на троне истины.
