Новый наместник божий наконец избран. Звонят колокола, бьют барабаны, трубят трубы, стреляют пушки, и этому гулу вторит полтораста тысяч голосов.
Я сообщу тебе обо всем, что увижу.
ШЕСТНАДЦАТОЕ ПИСЬМО АМАБЕДА
23-го числа месяца крокодила - или, по-здешнему, 13-го числа месяца планеты Марс - на людей в красном низошло озарение, и они избрали непогрешимого, которому предстоит судить меня и Отраду Очей за вероотступничество.
Зовут этого земного бога Львом, по счету десятым.
Он весьма приятный и красивый мужчина лет тридцати четырех - тридцати пяти; женщины без ума от него. Он подхватил дурную болезнь, известную лишь в Европе, хотя португальцы уже начали разносить ее по Индостану. Все думали, что он умрет, почему его и выбрали папой - в этом случае святейший престол опять стал бы вакантным; однако больной выздоровел и потешается теперь над выборщиками.
Трудно себе представить коронацию великолепней!
Новый папа истратил пчть миллионов рупий на нужды своего бога, который был столь беден. Я не мог писать тебе из-за шумных празднеств: они следовали друг за другом с такой быстротой, мне приходилось участвовать в стольких развлечениях, что у меня не оставалось ни одной свободной минуты.
Наместник божий Лев устроил увеселения, о которых ты даже понятия не имеешь. Одно из них, называемое комедией, понравилось мне больше всех остальных, вместе взятых. Это изображение человеческой жизни, живая картина, где говорят, действуют, защищают свои интересы, предаются страстям и волнуют всг.м этим зрителя.
Комедия, виденная мною третьего дня у папы, называется "Мандрагора". Герой пиесм - ловкий молодой человек, возмечтавший соблазнить жену соседа. Оч подкупает монаха вроде Фатутто или Фамольто, чтобы тот улестил его возлюбленную и помог ему одурачить мужа. Представление - сплошная насмешка над религией, которую исповедует вся Европа и средоточие которой Рум, а вершина - папский престол. Допускаю, что подобные забавы покажутся тебе непристойными, дорогой и благочестивый Шастраджит. Отрада Очей тоже была возмущена, и все-таки комедия так забавна, что удовольствие от нее заглушило возмущение.
Празднества, балы, пышные богослужения, плясуныканатоходцы не успевают сменять друг друга. Особенно примечательны балы. Каждый приглашенный надевает чужое платье и картонную личину поверх собственного лица. Под этим прикрытием ведутся разгог-орь!. от которых можно лопнуть со смеху. За едой неизменно звучит приятнейшая музыка; словом, очарование да и только!
Мне рассказали, что один из предшественников Льва, наместник божий Александр VI по случаю свадьбы какой-то из незаконных своих дочерей дал еще более необычное празднество: на нем плясало пятьдесят совершенно обнаженных девушек. Брамины никогда не устраивают подобных танцев. Как видишь, в каждой стране свои порядки. Почтительно обнимаю тебя и заканчиваю письмо - иду танцевать со своей прекрасной Адатеей. Да взыщет Бирма тебя своими милостями!
СЕМНАДЦАТОЕ ПИСЬМО АМАБЕДА
Поверь, верховный брамин, отнюдь не все наместники божий были столь же приятны в обхождении, как нынешний. Жить под его властью - одно удовольствие.
А вот покойный предшественник его, по имени Юлий II, был совсем иного нрава: старый неугомонный солдат, о" до безумия любил войну; вечно в седле, вечно в шлеме, раздавая благословения вперемежку с сабельными ударами, он нападал на соседей, осуждал на гибель их души, сокрушал, по возможности, тела и умер в припадке гнева. Этот наместник божий был сушим дьяволом. Поверишь ли? Он вбил себе в голову, что может с помощью простой бумажки отнимать у королей их владения. Он задумал низложить таким манером короля довольно красивой страны по имени Франция. Король этот был очень добрый человек. Здесь, правда, его считают дураком, но лишь потому, что ему не везло. Этот злополучный государь был однажды вынужден собрать ученейших людей своего королевства и спросить их, вправе ли он защищаться от наместника божия, который уже низложил его ка бумаге [В 1510 г. папа Юлий II отлучил от церкви короля французского Людовика XII, а на Францию наложил интердикт и обещал отдать ее первому, кто пожелает сесть там на трон.
В 1512 г. интердикт и отлучение были повторены. Сегодня нам трудно понять, как можно дойти до такой смешной наглости. Тем не менее со времен Григория VII не было почти ни одного римского епископа, который не пытался бы назначать и свергать государей по своему произволу. Правда, монархи вполне заслужили такое возмутительное обращение: они оказались настолько глупы, что сами привили своим подданным веру в непогрешимость папы к его верховенство над всеми церквами. Они сами ввергли себя в оковы, которые трудно разорвать. Суеверие привело к полному хаосу в делах правления. Свет разума засиял западным народам лишь очень поздно; он залечил часть ран, нанесенных модскому роду его врагом суеверием, но шрамы от них остались и поныне.]. Надо быть слишком добрым, чтобы задавать подобный вопрос! Я выразил свое удивление фиолетовому монсиньору, который подружился со мной.
- Неужели европейцы настолько глупы? - спросил я.
- Боюсь, - ответил он, - что наместники божий чересчур злоупотребляют долготерпением людей - те в конце концов могут и поумнеть.
Вероятно, в европейской религии неизбежен решительный переворот. Ты удивишься, ученый и проницательный Шастраджит, почему он не произошел еще при наместнике божием Александре, предшественнике Юлия. Этот папа безнаказанно убивал, вешал, топил и отравлял своих владетельных соседей. Исполнителем этих бесчисленных преступлений был один из пяти его незаконных сыновей. И как только народы сумели сохранить приверженность к вере, исповедуемой таким чудовищем? Он тот самый папа, у которого девушки плясали без каких бы то ни было излишних украшений.
Его непотребства должны были бы вызвать всеобщее презрение, его зверства - навострить против него тысячи кинжалов, а он преспокойно жил среди своего двора и даже пользовался уважением. На мой взгляд, причина здесь в том, что от злодейств Александра священники только выигрывали, народ же ничего не терял. Но стоит раздражить его сверх меры, как он порвет свои цепи. Колосс не шелохнулся от ста ударов тарана, но рухнет от одного меткого камня - вот что говорят в Руме те, кто наиболее дальновиден.