Нравы дальневосточной тайной полиции были не менее раскованными. В сентябре 1921 г. директор Госполитохраны Дальневосточной республики Г.И. Быков в секретном циркуляре приказывал местным органам ГПО — для улучшения имиджа ДВР в связи с начавшимися переговорами с Японией — временно «никаких секретных судов и расстрелов не производить», «не допускать широкого, бесцельного и вредного для РКП пользования методами провокаций» и пока «отказаться от чекистских методов ликвидации врага на месте преступления». Особенную циничность данного циркуляра подчёркивает тот факт, что до весны 1922 г. на территории ДВР смертная казнь официально была отменена.
В декабре 1924 г. работники Забайкальского губрозыска в Чите без суда расстреляли заключённую женщину, «взятую по подозрению в том, что она больна венерической болезнью и заражает красноармейцев». Инспектор губрозыска Н.И. Цейзик, отказавшийся расстреливать женщину, но не принявший никаких мер к предотвращению этого преступления, отделался партийным выговором. В ноябре 1925 г. Н.М. Шнеерсон, возглавлявший отделение контрразведки Приморского губотдела ОГПУ во Владивостоке, отправил следующую красноречивую записку начальнику 53-го погранотряда Панову: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100-150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку...». Десять лет спустя успешно делавший карьеру Шнеерсон занял пост помощника начальника Иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР.
Следует отметить, что чекисты-пограничники 20-х годов очень легко и без всяких ядов расправлялись с задержанными нарушителями границы и контрабандистами. Так, бывший начальник 55-го кавалерийского погранотряда Амурского губотдела ОГПУ Н.Я. Альто (Пушко) — по словам инструктора отряда Т.А. Кожухова от 24 июня 1925 г. — хладнокровно выстрелил «в арестованного во время конвоирования, сказав: "Нужно убить этого негодяя!" ... арестованный просил добить, так как сильно мучался, Альто убежал за оторвавшимися лошадьми, а я из сожаления пристрелил мучавшегося раненого». В 30-х годах Альто сделал карьеру в Сиблаге[102].
Высшее руководство карательных органов могло вполне самостоятельным образом отдавать тайные приказы о расстрелах. И вряд ли обо всех из них узнавал Сталин. Так, в 1935 г. начальник спецбюро УНКВД по Дальне-Восточному краю А.А. Лиман-Митрофанов получил из Москвы указание расстрелять двоих «закордонных агентов-двурушников», один из которых был якобы капитаном японской армии, а второй — монголом или бурятом. Лиман-Митрофанов поручил исполнение этого устного приговора троим своим подчинённым. Характерно, что в 1957 г. начальник УКГБ по Хабаровской области, отвечая на прокурорский запрос, заявил, что «это не убийство, а одна из разновидностей оперативной необходимости...»[103].
Многие смерти сталинской эпохи остаются загадкой. Неизвестно, например, сознательно ли Сталин настоял на ненужной операции для М.В. Фрунзе; действительно ли утонул, а не был утоплен в 1925 г. во время командировки в США бывший заместитель Троцкого в Реввоенсовете Э.М. Склянский; действительно ли стал жертвой случайного автопроисшествия в Харбине в 1928 г. другой видный троцкист, бывший председатель Сибревкома М.М. Лашевич. Но есть и совершенно доказанные случаи криминальных действий Сталина в отношении своих политических противников.
В мае 1939 г. (с разницей в два дня) сокамерниками были убиты одни из виднейших большевиков-оппозиционеров — Карл Радек и Григорий Сокольников. Оба они в январе 1937 г. были осуждены на 10 лет заключения, но товарищ Сталин в итоге решил, что эти его враги будут предпочтительнее в мёртвом виде. Бывших оппозиционеров сгубила откровенность: и К.Б. Радек, и Г.Я. Сокольников, по сообщениям агентуры, постоянно обвиняли Сталина в фальсификации тогдашних политических процессов. Иосиф Виссарионович, лично сохранивший им жизнь (в архиве отложился проект приговора, отправленный Ульрихом Ежову с предложением расстрелять всех проходивших по процессу «параллельного центра»; представить, что Ежов без одобрения Сталина изменил этот проект, немыслимо), очень обиделся на такую неблагодарность.
Прочитав в очередной раз записку с информацией о том, что о нём говорили бывшие цекисты-ленинцы, он распорядился исправить свою ошибку двухлетней давности. По распоряжению Берии и Б.З. Кобулова, вскоре было организовано убийство и Радека, и Сокольникова, причём в качестве исполнителей выступили «специально подосланные» осуждённые за должностные преступления бывшие работники НКВД. Из объяснений видных работников Секретно-политического отдела союзного НКВД П.В. Федотова и Я.Н. Матусова, готовивших ликвидации, следует, что «Кобулов, требуя безукоризненного их исполнения, подчёркивал, что они осуществляются с ведома Сталина».
Исполнение операции поручили работникам Секретно-политического отдела НКВД СССР — старшему оперуполномоченному П.Н. Кубаткину и оперуполномоченному Г.Ф. Шароку. В мае 1939 г. в Верхне-Уральскую тюрьму, где содержался Радек, прибыл Кубаткин. В одну камеру с обречённым партийным публицистом Кубаткин поместил некоего Мартынова (его личность установить не удалось), который учинил драку, но убить тщедушного, измученного заключением Радека не смог. Тогда Кубаткин убрал Мартынова и через несколько дней на замену ему привёз осуждённого за должностные преступления коменданта НКВД Чечено-Ингушской АССР И.И. Степанова. 19 мая 1939 г. тот спровоцировал драку и, свалив Радека, ударил его головой об пол, а затем задушил. В акте было записано, что Радек погиб от побоев и удушения со стороны заключённого троцкиста Варежникова (под этой фамилией был зашифрован Степанов).
По сходному сценарию была осуществлена расправа с бывшим наркомфином Сокольниковым. Содержавшийся в Тобольской тюрьме Г.Я. Сокольников был заблаговременно переведён в одиночную камеру, куда 21 мая 1939 г. вошли Г.Ф. Шарок, начальник тюрьмы Тобольского окротдела УНКВД по Омской области В.П. Флягин и специально доставленный из Москвы заключённый П.М. Лобов (этот старый чекист до 1934 г. работал помощником начальника Особого отдела УНКВД по Ленинградской области и оказался осуждённым «за халатность» после убийства С.М. Кирова). Они набросились на Сокольникова и убили его, после чего Шарок составил фальсифицированный акт о попытке Сокольникова напасть на Лобова, после чего последний якобы схватил парашу «и ударом по голове отстранил его от себя».
Награда за уничтожение личных врагов вождя не заставила себя ждать. Уже в июне 1939 г. Кубаткин стал начальником УНКВД по Московской области, а после войны недолгое время возглавлял советскую внешнюю разведку. Однако в 1950 г. генерал-лейтенант Кубаткин оказался жертвой ведомственных интриг и был расстрелян по знаменитому «ленинградскому делу». Шарока назначили заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР. Степанова досрочно освободили. Лобов также оказался на свободе и в начале 60-х годов был жив[104].
Действовавшая по указанию Ежова и Берии спецлаборатория НКВД во главе с Г.М. Майрановским многие годы испытывала на заключённых-смертниках различные яды, умертвив около 150 человек. В начале 1938 г. Сталиным было санкционировано тайное убийство начальника Иностранного отдела НКВД А.А. Слуцкого, заподозренного в заговорщицкой деятельности. Чтобы резиденты за рубежом, и без того крайне обеспокоенные погромом кадров внешней разведки, не предпочли остаться за кордоном, а дали в нужный момент себя выманить в Москву, Слуцкого отравили, представив дело так, что комиссар госбезопасности 2-го ранга, давно страдавший болезнью сердца, умер своей смертью.
Нарком Ежов для максимальной конспирации отправился в продолжительную командировку на Украину, а непосредственное руководство операцией возложил на своего заместителя М.П. Фриновского. 17 февраля 1938 г. Фриновский вызвал Слуцкого к себе в кабинет для доклада о текущей работе отдела. В кабинете находился и другой заместитель Ежова — бывший начальник Ленинградского управления НКВД Л.М. Заковский. Во время доклада Слуцкого хладнокровный здоровяк Заковский подошёл к нему сзади и затянул на голове жертвы маску, пропитанную быстродействующим усыпляющим составом (вероятно, хлороформом). Вырваться из рук физически очень сильного Заковского начальник Иностранного отдела не имел никаких шансов. Потерявшего сознание Слуцкого перенесли на диван в смежную комнату, и к делу подключился ещё один участник — бывший подчинённый Заковского по Ленинграду, а ныне исполнявший обязанности начальника Отдела оперативной техники ГУГБ НКВД М.С. Алёхин.
