- Так это же Фридрих. Пруссии, чтобы выжить и возвыситься нужны деньги. А тут Россия. Зачем им вообще столько золота? – сказала Иоганна, но, увидев, как глаза дочери увлажнились, решила вернуться к теме тревог маленькой Фике. – Просто мальчик стал мужчиной, вот и смотрит на тебя, как на женщину, ты еще поймешь, как это приятно, чтобы мужчина… Впрочем, я не могу тебе этого рассказывать. Прими его таким и обязательно встреться. Если он почувствует от тебя безразличие, то и свадьбу может отменить, мы же в дикой России. И кому тогда ты будешь нужна, перезрелок, брошенная невеста?

Пусть Екатерина и хотела огрызнуться матери за «перезрелок», но Иоганна оказалась права. Страхи, с ними нужно бороться. Еще бы мать научила флирту, а то невеста наследника только и знает, что он есть, этот флирт. София Фредерика, несмотря на постоянные поездки с матерью, воспитывалась в строгой лютеранской традиции, в том числе и подчинения мужу. И в этом воспитании не предусматривались разговоры об особенностях плотских утех, как и о причинах деторождения. Да она только догадывается, что должно случиться в первую брачную ночь и уже не раз плакала по этому поводу, представляя что-то непотребное, страшное. Но корона… Елизавета Петровна, имея очень сомнительные права на престол, подняла гвардию. А если она, Екатерина, родит законного наследника, да еще и мальчика, то регентство обеспечено, нужно только смести мужа. И вот того Петра Федоровича, что беспробудно пьет, играет в солдатики, не умеет к себе располагать, как только пользоваться благосклонностью императрицы, она бы смела безумца. Но что ты такое, нынешний Петр?

* **

Петербург,

10 февраля 1745 г.

Перед моим Днем Рождения, впрочем, так тут никто не говорит, я еще раз встретился с императрицей, которая долго выспрашивала меня, зачем и почему я себя истязаю. Но уже было видно и не вооруженным взглядом, что тренировки и хорошее, правильное питание, прибавили мне мяса на теле. Ноги уже не такие и плоские палки, руки немного, но уже имеют рельеф, непропорциональный живот почти исчез. Поэтому тетушка не стала выговаривать мне, а, напротив, попросила продолжать, чтобы дамы при моем появлении томно вздыхали, а Екатерина, наконец, соизволила пообщаться.

Императрица была в курсе того, что мы не виделись с Екатериной Алексеевной, и спрашивала о необходимости ее вмешательства, но вот чего не нужно, так это требовать от невесты встречи с женихом. На вопрос же о том, что подарить мне на именины, так как такого, изменившегося, наследника она плохо знает, ответил просто – деньги, чем расстроил тетушку и был обвинен в прусском скупердяйстве и подражательстве королю Фридриху. А еще государыня дала понять, что с таким подходом, я вообще ничего не получу.

Ну а после очередной встречи с государыней, словно прорвало плотину, все при дворе стремились к общению со мной и я уже вспоминал те полтора месяца затворничества, как благодать.

Первым меня пригласил на охоту Алексей Разумовский, скорее всего по личной просьбе Елизаветы Петровны. И этот факт при дворе быстро проанализировали и приняли к сведению, что государыня благоволит племяннику. Что такое «охота» по мнению Алексея Григорьевича Разумовского? Да то же, что и у других рыбалка, но с еще большим количеством алкоголя. Фаворит тогда вырвался из клетки, и было уже не ясно, кто кого на самом деле выгуливает. Но мне нравился этот человек. Своей непосредственностью, мудростью, но такой – народной, без лишней интриганской лжи, а с хитрецой.

Простота общения с Алексеем Григорьевичем резко контрастировала с лицемерием, творившимся при дворе. Кто на кого посмотрит, как именно прикусит губу государыня, кто стоит рядом с ней по правую, а кто по левую руку – это то малое, что влияет на внимание при дворе, или игнорирование человека. Один персонаж на одном мероприятии за пару часов мог быть как милостиво принятым двором, так и стать изгоем. Со мной было так, что двор просто не понимал, как относиться к наследнику, который вроде бы глупый взбалмошный мальчуган, но что-то тут уже не так. Как коршуны крутились вокруг, не решаясь начать беседу. Сейчас же не успевал воспринимать потоки из пустого словестного кружева.

В Царское село, рядом с которым и была организована охота, прибыл вдруг и Иван Иванович Шувалов. Он толи усыплял бдительность Алексея Разумовского, подчеркнуто в дружеской манере всегда общаясь с императорским фаворитом, то ли действительно был привязан к Разумовскому. А может и то и другое в разных степенях.

Однако, именно этот визит и следовало использовать для начала реализации некоторых своих планов. К сожалению, при всех этих положительных качествах широкой русской души Разумовского, он не был ни разу предпринимателем, замыкаясь, в лучшем случае, на помещичьем хозяйстве и не расширяя кругозор в вопросе зарабатывания денег. Иван Иванович так же не блистал финансовым гением, но не гнушался начать и прибыльное дело, особенно для демонстрации своей самостоятельности своим кузенам-графам Шуваловым.

Вот Петр Иванович Шувалов, не гнушался зарабатывать хоть на малом, но главное получить хоть копейку прибыли. Однако, данный персонаж меня толи игнорировал, то ли был занят чем-то важным. А скорее всего, просто считал никчемным мальчишкой, на которого стоит тратить своего времени ровно столько, чтобы не вызвать укора от государыни.

Иван Иванович же слыл человеком Просвещения, переписывался с Вольтером и даже пересылал тому деньги, ратовал за образование и культуру, был меценатом ученых, прежде всего Ломоносова. А вот средства для своей деятельности просветителя он брал и из коммерческих предприятий в том числе. В виду своего широкого кругозора, этот персонаж может пробовать новаторские для этого времени методики вытягивания серебра из кошелей и дворянства и купечества, да и мещан. Ну и еще один факт – Иван Иванович, молодой человек, чуть за двадцать лет, входил в фавор и все чаще бывал рядом с императрицей. Вот ему то и нужен дополнительный фактор, такой, как дружба с наследником престола, любимого племянника.

Внимание со стороны Ивана Ивановича вызвано еще и тем, что младшего из Шуваловых ранее называли «бедным родственником», бывшего двоюродным братом ближним сподвижникам Елизаветы и участником переворота 1741 года Петра и Александра Шуваловых, но не могущего с ними сравниться в финансовом благополучии. Сейчас же назвать Ивана Шувалова «бедным» не повернется язык ни у кого. Да, до своего кузена Петра Ивановича еще очень далеко, но звезда Ивана постепенно, но неуклонно всходила. Меня же использовали, чтобы еще на шажок приблизиться к государыне, которая меняла отношение к своему племяннику.

- Ваше высочество, - обратился Иван Иванович.

- Я же просил без чинов, - перебил я Шувалова, демонстрируя уже неплохое знание русского языка.

Еще бы не знать русский. Я демонстрировал усердие в его изучении и днем и при свечах, что и китайский выучить можно, тем более, если он уже и так родной язык.

- Да, конечно, Петр Федорович. Я посмотрел рисунки, кои вы дали и могу сказать, что, еже ли это работает, то великое дело Вы сделали для России, - сказал Иван Иванович, отрезая кусок мяса от зажаренной на углях кабаньей ноги.

- Иван Иванович, я есть корыстный человек, за начинания, - я улыбнулся и поднял вверх бокал с клюквенным морсом, Шувалов поддержал меня вином.

- Вы хотите за это изобретение денег? – спросил напрямую меценат и новатор.

- Безусловно. И я считать, что любой труд или изобретение нужно платить. Сколько за год только в Петербурге сгорает строений от молний? – спросил я и видя запущенные в умной голове Шувалова мыслительные процессы, продолжил. – Не утруждайтесь, Иван Иванович. Это много, а в России еще больше.

- Но, еже ли Ваше изобретение работает, то нельзя строить без оного. Тогда, сколько Вы хотите денег за молниеотвод, как вы его назвали, если он, конечно, работает, - с неким прищуром, напомнивший образ хитрованского купца, спросил Шувалов.