— Почему?!

Джастер смерил меня внимательным взглядом и усмехнулся.

— Хорошо, Янига. Место для лагеря найдём — узнаешь.

С этими словами он опустил мою руку и снова пошёл вперёд, окончательно распалив моё любопытство. Но нарушать негласный запрет я не осмелилась, только тихо обрадовавшись, что Шут снова стал со мной разговаривать. Подожду до привала. И кроме как о ягодах, вопросов у меня много. Надеюсь, они его не рассердят…

— Джастер… Почему ты их не убил?

— Кого?

— Болотника, выползней, тёмника, и…

— А почему я должен был их убивать? — Нахмурился воин, оглянувшись через плечо. — Мы здесь гости, они у себя дома, за порядком следят, травы-ягоды редкие охраняют, людям хитничать не дают. Ну, сглупил у них хозяин, бывает, жабья морда — она и есть жабья морда. Я его просто на место поставил, чтобы не забывался и за своими следил. Теперь поумнее будет, нахрапом не полезет и своим закажет. Ягодами этими он передо мной извинялся. Что ты так на меня смотришь?

— Хочешь сказать, что это ты не меня защищал, а…

— А от кого тебя защищать-то было? Тебя же никто не трогал. Даже не пытался. И рот закрой, комары залетят.

Джастер развернулся и продолжил идти между деревьев, оставив меня потрясенно переваривать совершенно иной взгляд на случившееся.

Выходит, лесная нечисть и впрямь оказалась умнее болотной…

Когда под ногами оказалась настоящая твёрдая земля, Шут остановился и осмотрелся из-под руки.

— Далеко ушли… — Он недовольно хмурился. — И короткой тропы нет…

— Очень далеко? — осторожно полюбопытствовала я.

— Ну да. Мы на север ушли, а нам к югу надо. А чаща здесь совсем непролазная, даже местные не жалуют, обходить придётся. Дня два уйдёт. Затем к дороге выйдем.

Местные не жалуют? Это он опять про нечисть всякую?

— Разве ты не рад?

— Чему?

— Мне кажется, что ты не очень любишь людей. — Я осмелилась высказать свои наблюдения. Но ответ получила неожиданный.

— В каком виде? — невозмутимо поинтересовался Джастер. — В сыром, жареном, варёном, копчёном, тушё…

— Ты прекрасно меня понял!

— В сыром и болтливом я их определенно не люблю. — Он сделал вид, что не расслышал. — А вот если выпотрошить и пожарить на костре, то вполне себе…

— У тебя отвратительные шутки! — рассердилась я. И чего жалела, спрашивается, когда он молчал?! — Не хочешь говорить, так и скажи, а не…

— И да, и нет. — Он перебил меня сухо и холодно. От шутливого тона не осталось даже тени. — От конкретного человека зависит. Если это всё, то будь добра — помолчи. Мне надо сосредоточиться.

Он снова осмотрелся, выбрал направление и пошёл вдоль края болота, постепенно углубляясь в лес. Мне ничего не оставалось, как молча идти следом, сердиться на хмурого Шута и думать, почему нечисть и нежить ему дороже людей…

На ночёвку мы остановились довольно поздно, зато Джастер нашёл родник, что было очень кстати: я с удовольствием умылась и напилась.

— Ты обещал объяснить про снежноягодник. — Я раскладывала добычу на просушку, пока Шут разводил костёр и набирал воду из родника.

— Ты по деревьям лазать умеешь? — Он повесил котелок над огнём.

— По деревьям? — Он опять меня удивил. — Нет, конечно. Разве это надо для…

— Да нет, — перебил Джастер в своей неподражаемой манере. — Иди сюда.

Он отошёл к крепкому молодому ясеню, росшему на краю крохотной полянки. Я убедилась, что все ягоды разложены ровно, отряхнула руки и подошла к нему.

— Спиной к стволу встань и руки назад сделай, — спокойно попросил воин.

Недоумевая, я выполнила его просьбу и тут же пожалела об этом, ощутив на запястьях веревочную петлю.

— Ты что делаешь?! Развяжи меня немедленно!

— Это для твоей безопасности. Ещё спасибо мне скажешь. — Джастер невозмутимо сделал своё грязное дело, отошёл к разложенным ягодам и почти сразу вернулся.

— Ты что задумал?! — Я пыталась испепелить его гневным взглядом, но видела только насмешку в серых глазах.

— Ты хотела ответы, вот сама всё и узнаешь. — Он поймал меня за подбородок и впихнул белую ягоду мне в рот. — Жуй тщательно. Семечко тоже.

Всё ещё сердясь на этого хама, я перекатила ягоду языком. Шершавая, тугая… Мякоть была плотной и сладковатой, а крупное семечко оказалось не твёрже ядра лесного ореха и почти таким же на вкус.

— Ну как? — поинтересовался Шут.

— Вкусно… — Я задумчиво разжевала приятную смесь и посмотрела на мужчину. В наступивших сумерках его кожа даже через одежду светилась золотистым цветом, а волосы напоминали всполохи огня, если бы огонь был цвета солнца…

При виде такого восхитительного зрелища кровь в моих жилах побежала быстрее.

— Ты очень красивый… — почти промурлыкала я, надеясь, что он подойдёт ближе и поступит со мной так, как должен поступать мужчина с женщиной.

— О, действует, — удовлетворённо кивнул синеглазый и золотой Джастер. — Наслаждайся, ведьма.

Он развернулся и пошёл к тусклому костру, оставляя за собой в воздухе мерцающий искрами след, а я рванулась за ним следом. Точнее попыталась, потому что проклятое дерево не пускало меня!

— Джастер, стой! Подожди! Вернись! Я хочу тебя!

Шут оглянулся, усмехнувшись, и остался у костра.

Волны вожделения накатывали на меня одна за одной, доводя почти до безумия. Я кричала, стонала, умоляла его прийти ко мне. Я мечтала сорвать с себя одежду и отдаться ему, как пожелает. Я была готова бежать за ним на край света и дальше, лишь бы он дал мне желаемое. Я была готова умереть за него и убивать за него…

Ночь стала чёрной водой, лес и костёр отражениями заплясали на её волнах и растворились в небытии. Я не видела ничего, кроме Шута.

Неистово желанный и такой недостижимый, Джастер представал передо мной прекраснейшим янтарным и солнечноволосым обнажённым богом с глазами синее неба. За его спиной раскрывались крылья, сотканные из света и ветра. Крылья исчезали, и золотой бог становился белокожим брюнетом в чёрном, глаза которого меняли цвет с вишнёвого на густой зелёный. В следующий миг белоснежный плащ гладких волос, взрезанный острыми кончиками ушей, падал на обнажённую спину. Из-под верхней губы появлялись тонкие клыки, а глаза обретали глубину и цвет речного льда. Я видела, как за спиной Шута распахивались кожистые крылья, а тело покрывалось лиловой чешуей, и он обретал облик чудовищного огромного ящера, каких не бывает в мире. Ящер же уступал место сгустившемуся облаку мрака, у которого были только очертания человека, а вместо глаз сияло такое жуткое золотисто-коричневое нечто, что кровь стыла в жилах, и сердце почти отказывалось биться от ужаса. Но даже в таком виде Шут оставался невыносимо прекрасным и самым желанным для меня…

И я рвалась, тянулась к нему, билась, не в силах разорвать путы или освободиться иным образом…

Наконец, он смилостивился над моими мольбами.

— Ну что, хватит тебя мучить, ведьма? — Прекрасный и ужасный, с каждым шагом меняющий облик, солнечноволосый Джастер шёл ко мне.

Я же изнемогала от сжигающей страсти, опустившись на колени, изо всех сил стремясь к этому мужчине.

— Возьми меня… Хочу тебя…

— А как же. — Прекрасный бог протянул руку, двумя пальцами приподняв мой подбородок. От этого горячего прикосновения захлестнуло новой волной сумасшедшего вожделения. Шут же с лёгкой улыбкой обвёл большим пальцем контур моих губ, и я чуть не захлебнулась от этой ласки.

— Дай… — Я жадно попыталась поймать его пальцы губами. Прикоснуться хотя бы так, почувствовать его частичку в себе…

— Да-ай…

— Дам, — усмехнулся он, и в следующее мгновение его пальцы глубоко проникли мне в рот, дразняще пощекотав у самого горла. Но вместо наслаждения тело вдруг сотрясла совсем другая волна!

Ошеломлённая и испуганная, я согнулась в рвотных позывах, а он держал меня за волосы и издевательски подбадривал.

— Вот и молодец, вот и умница, девочка…

Когда миновал первый порыв, Шут приподнял мне голову и поднёс к губам чашку с водой.