– Благодарю вас всех, – сказал Воевода, вставая.

Подчиненные тотчас последовали его примеру и в подавленном молчании двинулись к выходу.

– Станислав Сергеич, будьте любезны, задержитесь! – вдогонку произнес директор. – И вы тоже, Николай Григорьевич!

И они послушно вернулись к столу.

Заложив за спину руки, Воевода прошелся по кабинету. Станислав Сергеич настороженно наблюдал за ним. В его голове возникло некое подобие мыслительного смерча, вращение которого он никак не мог остановить. И одновременно отчетливо виделись такие мелочи, как потемневшая от пота под мышками клетчатая рубашка Воеводы или же его налезавший на брюки живот.

– Давайте-ка выпьем кофе! – предложил, наконец, Степан Васильевич, останавливаясь возле селектора, и попросил Софью Ивановну соорудить три чашечки черного кофе.

Тропотун машинально отметил, что Степан Васильевич не соизволил даже поинтересоваться, хотят ли они кофе, – и правильно! – от директорского кофе не отказываются…

– Познавательный вышел совет… – произнес Воевода не то серьезно, не то с иронией и сел за стол между Станиславом Сергеичем и Николаем Григорьевичем. – Сколько ни живу на свете, не устаю удивляться разнообразию проявлений человеческой натуры… – он в задумчивости пожевал губами.

Это камешек в мой огород! Подумал Тропотун и приготовился к обороне.

Однако директор не стал переходить на личности.

– Правы были древние, – продолжал он свои размышления вслух, – управлять людьми – высшее из искусств!.. А из собственного опыта добавлю: главное – определить человеку место, которого он заслуживает.

– Принцип Питера? – не удержался Тропотун.

– Именно, Станислав Сергеич, – ответствовал тот, и в карих его глазах зажглось любопытство естествоиспытателя, разглядывающего невиданного зверя. – Да вы курите, Николай Григорьевич, курите… – обратился он к Оршанскому и даже пепельницу пододвинул.

– Спасибо, – буркнул тот и облегченно задымил бело-мориной, зажав ее никотиновыми зубами заядлого курильщика.

Вошла Софья Ивановна с лакированным черным подносом. Пока она, наклонившись к столу, расставляла чашки. Воевода откровенно и с удовольствием любовался крутым изгибом бедер своей нестареющей фаворитки.

– Благодарю, – нежно мрукнул он.

Она улыбнулась краешками губ и, горделиво держа голову, направилась к двери.

Директор, проводив ее взглядом, принялся расхаживать по кабинету.

– Берите, пейте, остынет… – несколько рассеянно пригласил он, но тут же повернулся к Тропотуну: – Кстати, а когда у вас отпуск?

– В сентябре… – настороженно сообщил тот.

– Может быть, раньше возьмете? Сегодня на совете вы так побледнели – я даже испугался.

– Правда, – подтвердил Оршанский, – я тоже обратил внимание! И голос совсем изменился…

– Я попросил вас остаться, товарищи, – бесцеремонно прервал Воевода, – в связи с юбилеем НИИБЫТиМа. Хотелось бы отпраздновать с размахом, оригинально – однако без излишеств! Давайте подумаем над этим вопросом сообща…

Софья Ивановна бросила насмешливый взгляд на вежливые спины коллег-конкурентов и вернулась к разбору документов, которые она готовила Воеводе на подпись. Покинув директорскую приемную, Тропотун и Оршанский на несколько минут задержались в коридоре, чтобы решить дело с юбилейной комиссией, а затем разбежались в разные стороны. Державшийся все это время молодцом, Станислав Сергеич как-то сразу обмяк и скис.

Вероятно, я действительно переутомился!.. Все-таки «Сказочный бор» и близкий уход Воеводы на пенсию худо-бедно давят на психику. Пока ясно одно: эта образина вынырнула из моего подсознания потому, что… потому что… Тут Станиславу Сергеичу настолько отчетливо вспомнилась гадкая рожа упыря, что его аж повело от отвращения.

Он уже подходил к своей собственной приемной, как вдруг застыл посреди коридора и звучно хлопнул себя в лоб. Болван! Прошептал Станислав Сергеич с чувством. Какой же я болван!.. И негромко облегченно рассмеялся. Ибо перед внутренним его взором внезапно появилась из кладовых памяти яркая обложка книжонки с устрашающим названием «Ночь Вампира». Эту бульварную книжонку с работы принесла Регина, и, привлеченный красавицей на обложке, он взялся читать ее, якобы ради тренинга в английском языке.

Романчик открывался приездом четы молодоженов в готический замок, принадлежавший их дальней родственнице, которая пригласила их провести там свой медовый месяц. И вот наступила первая брачная ночь…

Станислав Сергеич уже почти весело поднимался по лестнице, как-то сразу успокоившись.

Именно здесь и зарыта собака!.. Говорил себе Тропотун, заходя в приемную. Особого впечатления эта бульварная книжонка на меня не произвела, однако в ней было что-то, повлиявшее на мое подсознание.

Станислав Сергеич небрежно бросил на стол бумаги и удобно расселся в своем вращающемся кресле, вытянув ноги и положив руки на подлокотники. После лихорадочных усилий понять, что же с ним происходит, он, наконец, позволил себе расслабиться. Главное – нащупал источник всей этой чертовщины… Медленно размышлял он. Теперь стоит перекрыть кран – и игра воображения окончена! Игра воображения… хм-хм… Сквозь задернутые портьеры проникал свет, придавая воздуху оттенок разбавленного чая. Тропотун лениво закурил и, как бы со стороны, наблюдал за потоком своих мыслей. Ему казалось, что из глубин его мозга прорастают причудливые растения, увешанные коробочками-мыслями. Крак!.. Коробочка лопнула – и мысль развернулась в сознании, облекшись словами. Крак – и возникло перед глазами желчное лицо Оршанского. Крак – и всплыла история с анонимками, которую надо еще распутать. Крак! Крак!..

Взревевший наподобие сирены звонок на обеденный перерыв прервал его приятное состояние. Он поморщился и в который раз подумал, что непременно нужно заменить этот рев на что-то более приемлемое. А по коридорам НИИБЫТиМа уже топотала громадная людская многоножка. В какой-то миг шум достиг своего апогея и пошел на убыль. Тогда Станислав Сергеич пружинисто вскочил, быстро и бесшумно пересек кабинет и заглянул в приемную – никого. Плотно прикрыв дверь, вернулся к столу и, присев на край, подтянул поближе телефонный аппарат.

– Да?.. Слушаю вас!.. – уверенный женский голос проявил нетерпение.

– Это я… – интимно прошептал он.

– Вижу! – на том конце провода рассмеялись. – То есть слышу!

– Что если ваш покорный слуга навестит вас, скажем, около пяти?..

– Не возражаю. Стремлюсь к слиянью душ, сплетенью тел…

– Н-ну… приятно слышать! Кстати, откуда это «сплетенье тел»?

– «О человечество, как жалок твой удел! ⁄ Беспомощной любви бесплодная попытка. ⁄ Достичь слиянья душ в сплетенье наших тел…»

– Хмм… весьма откровенно, весьма… Однако в точку. И кто этот умник?

– Сюлли Прюдом. Между прочим, я выскочила на твой звонок из ванной, с меня уже натекла целая лужа и, вообще, привет!

– Привет… – машинально сказал он в насмешливо запикавшую трубку. Перед глазами возникла небольшая Верина прихожая с крохотным столиком, на котором стоит серый телефон. Стройная обнаженная женщина с дерзко торчащими грудями держит телефонную трубку и чему-то смеется. Ч-черт! Ругнулся Станислав Сергеич, провел по лицу ладонью, стряхивая соблазнительное виденье, и водрузил трубку на рычаг.

Потом он отдернул тяжелую портьеру и выглянул в окно: солнечный диск съежился на небосводе под натиском фиолетовых клубящихся туч. Так вот вы как!.. Многозначительно сказал он и достал из стенного шкафа свой дипломат и черный японский зонт..

В запыленных витринах Дома моделей грустно обвисли последние изыски местной моды. По зеленеющим газонам бульвара носились пацаны с палками-шпагами, живя бурной жизнью героев Александра Дюма-отца. Когда я осилил «Трех мушкетеров»? Задался вопросом Станислав Сергеич. Кажется, в третьем классе. Нет, в четвертом. Точно, в четвертом, потому что я как раз влюбился в Наташеньку Березовскую…