Там только боль.

Густые, обильные слезы падают с неба и заливают землю по мере того, как шторм усиливается. И все же это не соответствует буре, которая бушует внутри меня. Я неоднократно делился с этой девушкой своим прошлым, своим настоящим и своей надеждой на будущее, но то, что она вернула мне, было ничем иным, как ложью.

Я бы предпочел никогда не воссоединяться с ней, чем найти ее и потерять вот так. Однако, как только у меня возникает эта мысль, я понимаю, что сейчас это я лгу. То, что я чувствую к Валентине, это отчаяние, это темнота, это навязчивая идея, которую я не могу представить ни для кого другого. Я бы предпочел вечно испытывать боль и провести с ней хотя бы секунду, чем никогда ее не видеть вообще.

Я богатый человек. Я богатый человек, у которого есть связи, у которого есть влияние. И ничто из того, чего я достиг в своей жизни, не может повлиять на самое важное, что когда-либо происходило в моей гребаной жизни.

Эрику было бы стыдно за человека, которым я стал.

Я поднимаюсь с дивана, внезапно отчаявшись увидеть объект своей одержимости. Страх пронзает мое сердце при мысли, что она каким-то образом скончалась, пока я был здесь, устраивая самую большую в мире вечеринку жалости. Я пробираюсь сквозь мебель, опрокидывая лампу, когда пытаюсь добраться до ее двери, за которой, как мне кажется, Логан исчез ранее. Он всегда был первым, кто приходил в себя. Я завидую ему и в то же время люблю его за это. Однако ему придется поделиться. Мне нужны все ее оставшиеся моменты. Это будут и мои последние оставшиеся мгновения. Мужчина, которым я являюсь сегодня, перестанет существовать в ту же секунду, как перестанет биться ее сердце.

Я знаю, что должен хотеть сделать что-то, чтобы она гордилась мной. Я должен хотеть работать усерднее, выиграть для нее следующий Суперкубок, чтобы я мог посвятить победу ее памяти, решить проблему мирового голода… Но это все полная чушь. Лучшее, что я когда-либо делал, единственное, что имеет значение, что я когда-либо делал, это любовь к Валентине каждой частичкой моего сердца и души. Не имеет значения, что еще я делал в жизни, это никогда не сравнится с этим.

Единственный отец, который когда-либо что-то значил для меня, просил меня об этом. И я поклялся ему, что никогда не подведу ее. Я буду любить ее вечно.

Даже после смерти.

КАРТЕР

Я всегда знал, что моя человечность висела на волоске. Что единственное, что не давало мне погрузиться во тьму взросления, был свет Валентины. Я пережил долгие годы без нее. Я не могу назвать это жизнью, потому что ничто в моем опыте не напоминало жизнь. Это было просто жалкое существование, и теперь, столкнувшись со смертью единственного человека, ответственного за мою душу, моя человечность ускользает.

Я просыпаюсь от затемнения, когда двое вышибал в черных рубашках вытаскивают меня из бара. Они покрыты царапинами, которые подозрительно выглядят так, будто были нанесены человеческими ногтями, а у одного из них заплыл глаз, на котором начинает появляться синяк. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что происходит. Только когда они бросают меня на землю и один из них сильно пинает меня в живот, я вспоминаю, что произошло.

Я зашел в бар дальше по улице и начал пить в течение нескольких часов. Бармен попытался прервать меня, но я швырнул в него содержимым всего своего кошелька, и он отступил. Я сидел там, выпивая напиток за напитком, делая рюмку за рюмкой. И когда кто-то толкнул меня по пути в туалет, я сошел с ума.

Парень, который меня ударил, был тяжелее меня по меньшей мере на пятьдесят фунтов, но это не имело значения. Я отступил и ударил его кулаком в лицо. Он отлетел назад и врезался в стол, уставившись на меня со смесью ярости и шока, когда пришел в себя.

Он вскочил, чтобы броситься на меня, и начался настоящий ад. Костяшки моих пальцев были в крови и распухли от нанесенных мною ударов. Моя губа распухла и кровоточила в том месте, где я получил хук слева от одного из друзей парня. Мне повезло, что не вызвали полицию, судя по повреждениям, которые я оставил после себя.

— Сумасшедший, гребаный американец, — с отвращением выплевывает один вышибала, после того как для пущей убедительности дает мне еще один пинок. Если я не начну харкать кровью из-за разрыва органов, я буду удивлен, судя по боли, сжимающей мой желудок.

Я едва вижу одним глазом, благодаря другому удару кулаком в глаз. Я старался изо всех сил, учитывая, что за последние четыре часа выпил больше алкоголя, чем за всю свою жизнь. Я стону, когда поднимаюсь с земли, почти уверенный по запаху, что меня бросили в лужу мочи. Я, пошатываясь, плетусь по переулку за баром, сжимая живот и бок с стиснутыми зубами. Думаю, я добавлю сломанные ребра к списку травм, которые я получил сегодня.

Каким-то образом я добираюсь обратно в отель. Я игнорирую потрясенный вздох одной из служащей на стойке регистрации, которая пыталась флиртовать со мной, когда мы регистрировались. Казалось, это было целую вечность назад, когда я вежливо сказал ей:

— Иди нахуй, — после того как поцеловал Валентину, отчего у нее в глазах заблестели звездочки. Это действительно произошло? Это похоже на сон, ощущение блаженства, которое я испытывал всего несколько дней назад.

И теперь ... теперь я уничтожен.

В гостиничном номере темно и тихо, когда я захожу внутрь. Я не могу вести себя тихо всю дорогу, потому что у меня двоится в глазах, но я стараюсь изо всех сил, направляясь к комнате Валентины. Комната, в которой мы занимались с ней любовью только вчера утром.

Она лежит в постели, Логан и Куэйд рядом с ней, как два часовых. Все трое крепко спят.

Я подкрадываюсь ближе к кровати, просто чтобы убедиться, что ее грудь все еще поднимается и опускается. Просто чтобы убедиться, что она все еще здесь, со мной.

Она такая чертовски красивая. Моя сладкая милая девочка.

Должно быть, я проклят. Я потерял всех, о ком когда-либо заботился в своей жизни. Потерять родителей и бабушку несколько лет спустя было ужасно, но потерять ее? Потерять единственного человека, о котором я забочусь больше, чем о себе, больше, чем о ком-либо еще? Это похоже на то, что мне выносят мой собственный смертный приговор. С таким же успехом я мог бы прямо сейчас броситься с балкона. 

Как будто меня тянет вперед за веревочку, я заползаю на кровать и сворачиваюсь калачиком у ее ног, не желая больше быть вдали от нее. Я зол на нее. Я ненавижу тот факт, что она спрятала эту огромную, ужасную вещь. Я ненавижу то, что она собирается уйти куда-то, где я не смогу ее найти. Но я понимаю. По крайней мере теперь…после того, как я нашел дно бутылки и ввязался в драку в баре, я понимаю. Если бы она рассказала нам с самого начала, все бы было по-другому. И хотя я чувствую, что меня прямо сейчас разорвали на части и бросили умирать, я также могу признать, что воссоединение с ней и мужчинами, которых я когда-то считал братьями… что-то во мне исцелило.

Если бы она сказала нам, у нас не было бы Испании, у нас не было бы Греции, у нас не было бы Флоренции.

Как я уже сказал, я все это понял.

Я подхожу к ней так близко, как только могу, учитывая тот факт, что Логан и Куэйд находятся так близко, что могут задушить ее, и я смотрю, как поднимается и опускается ее грудь, движение временно успокаивает боль, охватившую все мое тело.

Я клянусь прямо сейчас, что нет такого места, куда она могла бы пойти, куда я не попытался бы последовать за ней.

Любое место без нее будет просто адом.

Жизнь не имеет смысла, если я не смогу разделить ее с ней.

Я должен был знать.

Последние десять лет я жил в полном чистилище без нее.

ГЛАВА 14

ТОГДА

ВАЛЕНТИНА

— Вэл? Что? — прохрипел Логан, удивленный, когда увидел, что я спускаюсь по лестнице.

Я слегка киваю ему в знак приветствия, держась за поручень, чтобы не упасть. Мои ноги все еще чувствуют себя не в своей тарелке, дрожат либо от недостатка использования, либо в отместку за то, что я встала с постели после стольких недель.