И он прикрепил к остаткам предплечья барона шину, насадил на нее 5 спиц, а на спицы установил механическую руку, пробормотал «сейчас будет больно», щелкнул по рычагу на руке, в тот же миг шина сжалась, жестко сжались и спицы, механическая рука вдавилась в край живой плоти и Аквиллу на миг ослепила боль: механическая рука прорезала кожу, кровь обильно потекла, затем края протеза резко нагрелись, кровь зашипела, спекаясь, запах жженой крови и плоти окутал кухню. Глаза Аквиллы заволокло туманом, он моргнул несколько раз, резкая боль закончилась.

– Мать вашу! – рявкнул Аквилла и хлопнул кулаком левой руки по столу. Столешница проломилась.

– Аккуратней, это все таки боевой протез, – вставил, наблюдая,  посыльный, предусмотрительно отступив на шаг.

Пораженный барон смотрел на свою руку – она слушалась его как живая, на ноющую тупую боль он даже не обращал внимания. Затем он перевел взгляд на гонца – и только сейчас узнал старину Шлейхеля.

– Какого черта, Шлейхель! Чертов мастер перевоплощений, сразу не мог сказать что это ты?

– Как это ты меня раскусил, господин барон?

– На последних словах твой голос слегка дрогнул, ты использовал знакомую мне интонацию.

Два товарища обнялись, а затем расположившись на табуретках у сломанного стола, начали беседу:

– Два колдуна – это же были люди Ордена, да? И Вертинский среди избранных Орденом?

– Верно в обоих случаях, только слово колдуны как то не очень пристало Великим Магистрам… А ты все так же отрицаешь магию?

– Я все еще не в восторге от того, что магия есть в нашем мире, но иногда приходится ей пользоваться, – и Аквилла указал на смятый портрет Самурры, лежащий на подоконнике за спиной Шлейхеля.

Тот повернулся, взял портрет, развернул, посмотрел и нервно сглотнул:

– Ну ты, блин, даешь… Это же чудовищное проклятие Неведомого. От него никто не уходит живым, но и использовавший его затем платит сполна.

– Тут ничего не попишешь: что сделано, то сделано. Хотя оно и правда бьет без промаха. Да еще и отчитывается в сделанной работе. Ты же не просто зашел принести мне протез?

– Да, я узнал, что на тебя охотились, и ты отправлен пройти курс психоанализа к Медянцеву – одному из сильнейших магнетизеров нашей страны. Он не должен раскусить твое участие в тайной организации, а он – может. Наши планы не должны быть поставлены под срыв. Собирайся, пойдем на встречу с Магистром. Где твой орденский телефон?

– Да здесь.

Но набрать номер они не успели – раздался звонок, Аквилла нехотя поднял трубку старого дребезжащего аппарата, провода которого тянулись к стене, но кончались в углу кухни огрызком, не приходя никуда. Приложив трубку к уху, Аквилла тут же узнал печальный голос коллеги своего наставника – голос Магистра Апо.

– Привет, соколик, – раздался меланхоличный голос этого человека (впрочем человека ли? Наверняка ни Аквилла, ни кто-либо другой скорее всего не знали), – Что скажешь?

– Да, вы, Магистр, и так все знаете.

– Ну доложи свое видение ситуации.

– Меня пытался убить человек из прошлого, я не мог этого позволить и ликвидировал убийц, меня послали к аналитику провериться не маньяк ли я.

– Это плохо, соколик, ты ж маньяк, самый что ни на есть настоящий одержимый рыцарь-маньяк, который нужен нашей организации. Чтоб такого придумать, чтоб, с одной стороны, не вызвать лишних подозрений, и не выдать Орден, с другой? – на том конце провода повисла тишина, видимо, Магистр Апо соображал.

Соображал он быстро, так как через несколько секунд стало слышно, как на том конце провода Апо окликнул своего коллегу – еще одного наставника барона:

– Эй, Дио! Дио, очнись, приди в себя! Проект Лицемер завершен?

– Давно, – отозвался раздраженным и, как всегда, полупьяным голосом Магистр Дио.

– Дай-ка результат.

– Подавись! И не лезь ко мне со всякими глупостями, – затем раздался храм Великого Магистра Дио.

Прошла пара мгновений пока Апо вернулся к трубке, и его голос промолвил:

– Надо срочно встретиться. Шлейхель еще у тебя?

– Все то вы знаете, – едко заметил Аквилла.

– Знаю, знаю, соколик. Пусть проводит тебя ко мне.

– А где будет встреча?

– Пожалуй, в галерее современного искусства через час, – ответил Апо и повесил трубку.

– До встречи, – мрачно попрощался Аквилла с короткими гудками и положил трубку.

– Ставь чайник, – сказал барон Шлейхелю, – Тебе нужно будет сопровождать меня в галерею современного искусства, Магистр Апо будет там через час.

Шлейхель не споря начал наливать воду в чайник, похоже ждал чего то в этом роде. Аквилла же отправился будить Марию.

***

Через час они втроем бодро шагали по галерее современного искусства. Магистр Апо был тем еще любителем нагнать таинственности на встречу: он, естественно, не уточнил даже на каком из четырех этажей галереи будет происходить встреча. Так что они бодро шагали из зала в зал, мимо того, что называют современным искусством:

мимо странных кривых зеркал по стенам предбанника:

мимо большого – во весь холл – шестиугольника, по периметру которого катался шар, а из соседнего зала все время прибегали смотрители и говорили незадачливым посетителям:

– Нет, нет, не трогайте руками шар, – и указывали на знак  с перечеркнутой рукой, но вновь прибывающие посетители все равно толкали шар;

мимо очень странных залов с матрасами, подушками и одеялами, набитыми человеческими волосами;

мимо не менее странных картин ржавчиной на ваннах;

мимо громадного железного ежа из толстых труб, тянувшихся от стен и пересекающихся в центре комнаты;

мимо зала, в котором транслировался раз за разом короткометражный фильм, по ходу действия которого скульптор здоровенным молотком разносил на куски статую Моисея, а потом она обнимала обломки;

мимо зала, где транслировались два странных перформанса, на одном экране художнику на голову выливалось ведро краски и он пускал пузыри, на другом – у девушки из-за фена или вентилятора развевались длинные волосы.

Наконец, они подошли в центральный на третьем этаже, где за столом сидела копия Льва Толстого, обсыпанная зерном, а по столу, скамье и самому Льву Николаевичу бродили куры, которые клевали зерно и гадили и на стол, и на скамью, и на саму статую классика. Рядом с барьером, отгораживающим это произведение современного искусства от современного же зрителя, стоял человек в балахоне, а на лице у него была бронзовая маска Овна. В обстановке этого места он явно не привлекал лишнего внимания, так что даже не пользовался никакими заговорами невидимости. Магистр обернулся и поманил Аквиллу.

Барон подошел и спросил:

– Чем вам приглянулся эта инсталляция?

– Именно ее символизмом, она хорошо показывает насколько прогнила эта страна за 40 лет вседозволенности, которую называют свободой, правами и демократией. Ты видишь тоже, что вижу я, Аквилла?

– А вы видите, что чернь глумится над авторитетами и над самой идеей искусства как чего-то, что выражает нечто высшее?

– Ты видишь тоже, что и я, – ответил грустно голос Магистра Апо из-под маски.

Он протянул руку, зажатую в кулак, барону. Аквилла подставил ладонь, и Магистр положил в нее массивный серебряный перстень.

– Щедрый дар, – отозвался Аквилла.

– Примерь, – велел Апо.

Но прежде чем одеть, Аквилла его внимательно осмотрел: перстень делился на две половины – одна светлее, другая темнее, на внутренней стороне светлой половины было выгравировано «Все ложь», а у темной половины – «И это ложь».

– И что же это за колдовской амулет? – спросил Аквилла, надев перстень на средний палец настоящей руки.

– Правильно сделал, одев его светлой стороной наружу. Перстень, носимый светлой стороной вовне, позволяет тебе избежать обмана, а темной – обмануть собеседника. Поверни перстень темной стороной наружу и ложь твоих слов и твоего лица не сможет вычислить даже такой выдающийся магнетизер как Медянцев. Да, кстати, все избранники Ордена, получив от Совета Магистров дар, должны пройти три испытания.