– Ты еще не устал искать истину на лицах допрашиваемых? И чему только в нынешних Сыскных Академиях учат?
– Да уж не тому же, чему в Школах Ополченцев. А истина в наших делах…
– Не нужна. Нужна доказанность. По Шамалину есть признание, есть косвенные улики.
– Вот только косвенные – они не прямые. Признание на суде 34-ый не подтвердит. И, между нами говоря, признание то из него выбили: можешь сказать почему?
– Могу только сказать: очень странный почерк у преступника – похитить, вывести на кладбище, износиловать, закопать заживо. Это ж явная психическая патология в сексуальной части мозга. Опера, которые по делу работали, донос получили от консьержа в доме пострадавшей, проверили, подтвердилось Шамалин – ее сосед был лишен родительских прав за домогательства. Ну а где одно психо-сексуальное нарушение, там и другое, это еще дедушка Фрейд доказал. Ну опера зашли, да и расспросили Шамалина по существу.
– И он стал с ними об этом говорить?
– А его порасспросили…
Сыскарь сверлил опера взглядом несколько минут. Тот молчал. А в это время в голове Аквиллы проносился целый поток данных о делах, нынешних и минувших лет, про которые он узнал, побывав в аналитическом отделе первопрестольной в недавней командировке. И тут он решил поделиться своей версией с оперативником.
– На днях был в Столице, смотрел в архиве ряд дел. Во всех этих делах: доказанность сводилась к косвенным уликам и первичному признанию, от которого все эти злодеи отказывались в суде, а в итоге – 4 расстрела, 7 пожизненных приговоров.
– И что?!
– В этом деле – двенадцатое преступление с одним почерком. Двенадцать преступлений за двенадцать лет с идентичным почерком. Ты должен знать –они были громкими: Хортицкий маньяк, Столичный душитель, Малосельский насильник, Тверской могильщик, ну и менее громкие – Саватов, Карасов, Марьев…
– Это же абсолютно не связанные друг с другом дела! Ни жертвы, ни фигуранты никак не пересекаются!
– А может и пересекаются. Просто мы пока не знаем как. Но почерк то не врет, почерк то один.
– То есть ты хочешь сказать, что у нас во Второпрестольной дюжину лет назад выросло тайное общество насильников-убийц? Это бред.
– Вот поэтому то и нужна правда от 34-го.
– Ты ж ее видел на лице Шамалина.
– Я видел то, что он считает правдой. Или то, что ему позволили считать правдой.
– Вам в Сыскных Академиях теперь и ясновидение преподают? И умение строить необоснованные гипотезы?
– Не – гипотезы это моя фишка. А в Академиях нам гипноз преподают, но об этом тссс! – сыскарь бросил взгляд на часы, врезанные прямо в его деревянный протез его левой кисти: времени прошло достаточно, чтобы арестанта вернули в комнату для допроса… и чтобы снотворное в вине, врученном адвокату, подействовало. Аквилла ухмыльнулся, взглянув на опера, одел темные очки, надел вместо служебного кителя гражданский пиджак, прилепил накладные усы и, не прощаясь, ушел из части.
***
Сыскарь зашел в комнату для допроса. Как он и ожидал – адвокат мирно спал на столе, рядом с ним сидел 34-ый. Тот взглянул на Аквиллу, не узнав в нем человека, который недавно его допрашивал (не зря его лицом к стене ставили). Шамалин спросил:
– Кто вы?
На что сыскарь уверенным солидным голосом ответил:
– Я специалист по психологии, которого вызвал сыскарь для продолжения допроса. Позвольте поздороваться с вами.
И Аквилла снял и положил в карман очки, сделал несколько твердых шагов к арестанту, начав тянуть к нему руку за пару шагов до нужной дистанции, при этом он громко назвал первое пришедшее ему на ум имя:
– Искандер Акопян.
Арестант автоматически встал со стула и потянулся в ответ пожать руку, но Аквилла внезапно сделал еще шаг и оказался слева от Шамалина, правой рукой он схватил его правое предплечье и рявкнул на него:
– Спите!
От удивления и неожиданности арестант попытался отпрянуть назад, но его руку крепко держал сыскарь, растерянный взгляд Шамалина обратился в глаза Аквиллы, именно это ему и было надо. Холодный немигающий взгляд прекрасно дополнился потоком внушений:
– Вы скованы, вы теряете волю, ваше тело наливается свинцом, веки тяжелеют, все тело цепенеет, веки слипаются, дыхание замедляется, дремота накатывает, глаза закрываются, вы устали, вы устали бороться, вы вверяетесь мне, вы сдаетесь, вы цепенеете, вы спите, спите, спите… Сейчас я досчитаю до трех, щелкну пальцами и вы впадете в транс. Раз, два, три.
Щелчок пальцами – кисть сыскаря отпустила предплечье арестанта, но его рука осталась висеть в воздухе, да и сам он как будто застыл в позе отстраняющегося.
«Больно легко впал в транс, – подумал Аквилла, – Да, еще какой глубокий. И так сразу. Не иначе, его уже не раз гипнотизировали. Интересно».
Сыскарь не спеша продолжил:
– Вы в трансе, вы подчиняетесь только моей воле, своей воли вы лишены, также как вы лишены свободы. Сейчас вы откроете глаза, но продолжите находиться в трансе.
Арестант открыл глаза, но жизни в них не было, взгляд его был абсолютно пустой, вовсе не тот эмоциональный взгляд, который Аквилла видел на записи.
– Сейчас вы садитесь на табурет, но не на простой табурет – с его помощью можно путешествовать во времени, садитесь я проведу вас сквозь время.
34-ый сел на табурет у стола, и Аквилла продолжил:
– Вы сели и едете на табурете как на лифте, спускаетесь вниз – в прошлое. Я отмеряю расстояние, на которое вы погружаетесь, вы говорите, что видите. Раз, вы прошли назад на полтора часа, что вы видите?
– Темно-коричневую стену комнаты.
– Хорошо. Два, вы вернулись на 1 день назад, что вы видите?
– Койка арестанта сверху, арестанта 35-ого.
– Три, вы вернулись на 1 неделю назад, что видите?
– Вижу заседание, Инквизитор рассматривает сыскарское ходатайство о моем аресте.
– Хорошо. Четыре, вы вернулись на 3 недели назад, что видите?
– Наручные часы.
– Что вы по ним понимаете?
– Что опаздываю на 15 минут, уже пора идти.
– Что еще видите?
– Стол с алкоголем и закусками, рядом со мной – Человек.
Даже сквозь транс у 34-ого прошла нервная дрожь по телу при этих словах. Аквилла включил диктофон на запись и спросил:
– Итак 12 июня 20** года в вечернее время, где вы находились?
– В «Сокровищнице».
– Что вы делаете дальше?
– Мы вышли на улицу, сели в машину и подъехали к моему дому вместе с Человеком. Подходим к двери парадной моего дома. Вдруг вижу, что перед нами в парадную зашла соседка, живущая двумя этажами выше, обращаю на нее внимание Человека. Он говорит о том, что полночь настала, и возвращается к машине. При словах Человека я быстрым движением выхватываю ремень, догоняю соседку, накидываю петлю из ремня ей на шею, стягиваю, она не сразу понимает, что происходит, и не успевает оказать сопротивление. Я вытаскиваю ее из парадной, одновременно удушая ее примерно полминуты пока тащу до машины.
– Что это за машина?
– Зеленый седан – Тойота 20** года выпуска.
– Что дальше?
– Помещаю соседку на заднее сидение машины за тонированные стекла, снимаю ремень, чтобы не задохнулась, заклеиваю ей рот скотчем.
– Откуда скотч?
– Передал Человек.
– Дальше.
– Ей на голову надеваю тряпичный мешок, руки связываю за спиной ремнем, затем мы едем к кладбищу, я закуриваю, Человек приказывает мне затушить сигарету, я затушиваю ее об руку пленницы, она начинает стонать, приходя в себя.
– Что еще сказал Человек, когда вы подъезжали к кладбищу?
Тут 34-ый запнулся. Сыскарь взглянул ему в глаза и, не отрывая взгляд, механически с нажимом повторил:
– Что сказал Человек?
По лицу 34-ого прошла искажающая гримаса, точно он выдавливал из себя слова:
– На заднем сидении твоя 24-летняя дочь, ты отнесешь ее на могилу жены, там ты сделаешь то, что тебе не дали сделать 8 лет назад, скроешь следы как должен, также закопаешь ее в ту же могилу, затем вернешься домой и забудешь наш сеанс экстремальной терапии сегодня. Ни при каких обстоятельствах ты не укажешь кто я, если окажешься в сыске, ополчении или Инквизиции, на допросах помни ты не виновен и не причастен, ты – жертва ошибки. Мое внушение закончено – исполняй.
