Зверю, вцепившемуся за запястье, Кадисса пробила висок молотом и приподнялась, осев на одно колено. Падальщик, скуля и поджав хвост, сделал пару шагов назад, но покачнулся и упал набок. Оставшиеся твари не издавали ни звука, кроме едва уловимого шарканья мерных шагов. Кадисса прижала левую руку к животу и почувствовала горячую кровь. Кадисса взмолилась великому вулкану, чтобы это была кровь падальщика, но кисть предательски отказывалась сжиматься в кулак. Свирепо зарычав, она раскрутила молот на запястье и попятилась назад. Держать оба пятна в поле внутреннего зрения не вышло, – его радиус гораздо уже обычного зрения, – из-за чего разведчица, брызжа слюной, крутилась на месте словно юла.

«Нельзя рисковать, жди атаки», – всплыли в голове наставления отца, но звери, словно сговорившись, ходили вокруг Кадиссы друг напротив друга, и от этого по телу пробежали мурашки. Слух стал подводить, напряжение било по вискам, левая ладонь уже висела плетью и ощущалась неподъёмной. Каждый миг смертельного танца высасывал последние силы, а хищники быстро меняли позиции заставляя Кадиссу безостановочно разворачиваться и пятиться. Она поймала себя на мысли, что уже не различает ободранных хвостов, а энергетические пятна стали размазанными кляксами на выцветшем от палящего солнца холсте. Голова кружилась. Она чувствовала, что к ногам будто привязали кандалы. Ступни, нет-нет, да заступали друг за друга, представляя не иллюзорный шанс споткнуться, упасть и подставить шею под острые клыки тварей.

В один миг всё стало кристально ясно. Она будто увидела этот мир так чётно, как не видела никогда, даже имея два глаза.

– А нечем мне больше рисковать… – меланхолично усмехнулась Кадисса. Страх покинул тело, уступая место безразличию, но она не собиралась разменивать жизнь так дёшево. Заметила, что одна тварь приближается к маленькому тёмному силуэту, одиноко лежащему на земле. Кинжал! Раскручивая молот в последний раз, Кадисса тихо сказала: – Вы пойдёте со мной, пёсики!

Издав дикий рык: «Шаррах!», она рванула к одному из псов, метя чуть левее и беря упреждение. Она понимала, что собака отскочит назад, а потому, резко остановившись, метнула в него молот на опережение. Хруст рёбер стал усладой для слуха, но мешкать было нельзя. Оставаясь безоружной, Кадисса стала шарить руками по песку, разыскивая кинжал. Сзади снова послышался шорох лап, но теперь уже реакции хватило лишь на то, чтобы сгруппироваться и не повалиться на землю от удара пса. Хищник впился в открытое плечо и стал с остервенением рвать смуглую кожу.

– А-а-а! – завопила воительница. Если бы её глаза были целы, то, вполне возможно, вылезли бы из орбит. Обхватив падальщика за иглошёрстную холку свободной рукой, Кадисса упала на спину, припечатав его весом собственного тела. Пёс быстро пришёл в себя, вырвался и встал на лапы. Но этого хватило, чтобы успеть почувствовать пятой точкой кинжал и дотянуться до него здоровой рукой. Помедлив секунду в ожидании атаки, разведчица крикнула:

– Отправляйся к версе, тварь!

Падальщик не заметил опасности и, клацая зубами, потянулся жертве, чтобы завершить начатое. Тогда Кадисса всадила заточенное каменное лезвие в его шею. Кинжал нашёл цель, кровожадно чавкнув. Кровь хлынула ручьём, пустынный пёс так и не понял, что произошло, и повалился на землю, в агонии дёргая лапами. Фонтан горячей, шипящей на высохшей земле крови, забрызгал Кадиссе лицо. Только тогда она с удовольствием позволила телу расслабиться и, рвано дыша, запрокинула голову. Открыв рот, она поймала пару капель солёной жидкости, облизнула губы и умиротворённо улыбнулась. Сознание покидало её, а боль отступила на задний план, уступая место мыслям о родителях, наставниках, собратьях по клану, и, конечно, о единственном верном друге Кайсате, который наверняка уже отдал душу Элларии.

– Встретимся на Замуи, дорогой друг, – губы Кадиссы двигались, не издавая ни звука, но это было неважно. Никто не мог услышать её шёпот посреди пустыни.

В её перевозбуждённом сознании возник размытый образ двух человек в капюшонах и мантиях, сидящих возле костра. Где они находятся, Кадисса не понимала, но с трудом разобрала в треске пламени тихие слова.

***

– Решил поиграть в бога, сын?

– А разве это плохо?

– Грезишь изменить мир, но лишь приближаешь его конец.

– Разве можно уничтожить мир, слегка изменив чей-то маршрут?

– Ты и впрямь дурак, Эмпириан, – старик подбросил полено в костёр и поправил мантию, будто бы боялся простыть. – Я на добрых полвека дольше тебя заперт здесь. Пытаюсь найти хотя бы один из миллиардов исходов, при котором всё закончилось бы менее прозаично. И тут явился ты! Думаешь, что понимаешь всё лучше отца?!

– Значит, по-твоему, лучше вообще ничего не делать? Сидеть здесь и наблюдать? И это слова, мага, что прожил на свете дольше всех?

– Я рассказал тебе всё. И поверь, выяснить это стоило мне огромных усилий.

– Отец, при всём уважении, я попал в Миахару не случайно!

– Миахара… – Преоритан говорил тихо и неразборчиво. – Здесь всё не то, чем кажется…

– Если у нас есть возможность хоть как-то повлиять на судьбу Элларии, то давай хоть попробуем?! – продолжал Эмпириан.

– Бездумно влияя на чужую судьбу, ты с равной вероятностью можешь как помочь, так и приблизить его гибель. А этому миру и так осталось недолго… – мужчина опустил глаза, скрывая их за копной седых волос. – Нам нужно больше информации… Нужно понять…

– И как долго ты будешь бездействовать, отец?!

– Сколько потребуется, чтобы изучить влияние каждой переменной.

– Типичные слова архимага. Поэтому я и покинул Ласкенту. Хорошо, но я всё же попытаюсь, а ты постарайся мне не мешать.

– И что же ты намерен делать, а? Создашь армию инвалидов? – рассмеялся старший маг. – Откуда у тебя такое желание помогать калекам? Безглазая девчонка хотя бы умеет драться, а бледнокожий грешник от рождения не может управлять энергией. Отличный выбор, сынок!

– Они выделяются среди остальных тем, что их будущее размыто. С определённого момента я просто перестаю видеть линии их судьбы, – задумчиво глядя в звёздное небо, сказал Эмпириан. – Хм… Если будущее не определено… Мы должны попытаться!

– Если кто-то и сможет помочь этому миру, так это высшие маги академии! Только они, собравшись вместе смогут, как ты говоришь, попытаться! – ударив посохом по земле, выпалил старый маг. – Все остальные – мусор! А ты – лишь глупый мальчишка, раз дал женщине себя обмануть!

– Отец… эта музыка, она… – Эмпириан начал было оправдываться, но был грубо прерван.

– Тьфу! Белый лебедь отыскался! Любимая-любимая! – вставая с поваленного дерева, гневно бросил Преоритан.

– Прошу, отец, мы сейчас не о том…

– Разговор окончен. И послушай мой совет – прекращай играть с чужими жизнями. Свою ты проиграл бездарно, – сказал старший маг и растворился в темноте ночного леса.

Эмпириан закатил глаза, запрокинул голову и, глядя в звёздное небо, прошептал:

– Давай, хороший мальчик, не подведи меня.

– Если он не прекратит трубить, я встану! Ох, встану! И засуну этот проклятый рог ему в задницу! Ша-ар-рах! – гордый бородатый игниец сидел в тени центрального шатра и камнем стачивал въевшуюся грязь с большого старого молота. Оружие он получил от прежнего вождя своего старого племени, но то было давно, и видавшая лучшие времена кувалда пережила уже немало перековок. С годами, лоскуты грубой чёрной кожи виверны, опоясывающие рукоять, стёрлись до блеска и местами порвались.

– Дядь Шен, а вдруг там правда что-то случилось?

Почесав длинный шрам на голени, мужчина задумался. Времена его былой славы уже давно прошли, но опытный воин ценился здесь, на южном полуострове, гораздо больше, чем желторотые юнцы. Пользуясь авторитетом, он хотел отговорить напарницу:

– Не выдумывай, Дисса. Каждый раз, стоит Дорону вывести клан на учения, меня оставляют стеречь его шатёр, а версова Нейла ставят на ворота. Поверь моему слову, старый хрыч снова испытывает моё терпение!