Тот полицейский, который говорил раньше, сказал:
– А больше тебе никто не нужен, крот?
– Что? – переспросил Фролов: не понимал.
– Думал спрятаться под личиной реца и дестабилизировать систему? Подожди, вот вернутся инспекторы – объяснят тебе популярно, кто ты такой.
– Но я не…
Только полицейские ужЕ не слушали. Громко топая, две рослые, одетые в синее фигуры удалялись.
Дверь закрылась; включились, перегораживая её, лазеры. Наступила тишина.
– Да чтоб вы сдохли! – в сердцах бросил вслед полицейским Фролов.
Слёзы потекли по щекам. Слёзы ненависти, отчаяния, обиды… Всё несправедливо. Не должно так закончиться!..
Один-одинёшенек, в камере для особо опасных преступников, выход из которой перегорожен прочнейшей дверью и смертоносными лазерами, Юрий плюхнулся на нары и уронил голову на руки.
Он не знал, сколько прошло времени. Иногда казалось, что оно вообще остановилось, а порой – будто бы несётся вскачь, быстрее, чем возможно, перепрыгивая года, десятилетия, века…
Что-то творилось с Юрием – и вокруг него, – и мужчина не понимал что. Хотя отчаянно хотел разобраться. Всё бы отдал, чтоб понять!..
Беззвучие доминировало и властвовало. Словно бы один находился в этой части тюрьмы. А вдруг так и есть? Вполне возможно. По крайней мере, на окрики никто не откликался. Голос Фролова тонул и умирал в беззвучии окружающей пустоты.
Отчаяние уже давно превзошло само себя, пересекло последнюю границу, и от этого, что странно, сделалось немного легче.
Фролов в бессчётный раз обвёл безразличным взглядом камеру. Нары, сортир, раковина… Раковина, сортир, нары… И ещё пол, стены, потолок. Больше ничего. И вокруг – никого.
Хотелось есть, но нести обед ему, похоже, не собирались, пускай и сто раз невкусный.
«Хотят уморить голодом? Так вроде бы со мной должны разобраться инспекторы… Когда же они придут? Когда закончат эту пытку, драму, фарс?! Скорей бы, скорей!..»
Невыносимо более ждать неизвестно сколько неведомо чего. Что если они перед тем, как разобраться с ним, пожелают ещё чуть-чуть поиздеваться?
– Не исключено. В их духе…
Фролов не заметил, как стал размышлять вслух.
– А что если…
Лазеры, защищающие дверь, неожиданно погасли.
Юрий встрепенулся, с сомнением, неверием, ожиданием чего-то определённо нехорошего посмотрел в ту сторону.
Дверь открылась. На пороге стоял полицейский. Судя по нашивкам, из высоких чинов, а не один из тех, которые привезли сюда Фролова.
«Ну вот и всё. Только почему прислали такого важного человека? Ради меня? Будь я даже тысячу раз дом? Очень странно…»
– Выметайся, – бросил полицейский и отошёл в сторону.
Фролов встал с нар.
– Что? Я не…
– Выметайся. Сегодня тебе… повезло, гражданин предсказатель.
– Простите?
– Нет, это вы простите, гражданин предсказатель, – произнёс полицейский – то ли саркастически, то ли с уважением. – Два урода, что привезли вас сюда, сообщили о вашем с ними разговоре. И сегодня, на очередном задании, их застрелили. Так случается. Но конкретно вам в этом смысле – повезло.
Полицейский замолчал, внимательными, умными глазами сканируя Фролова.
Тот не знал, что ответить. Поэтому просто молча вышел из камеры.
Заперев дверь, высокий чин проводил Фролова до служебной машины. Мимо работников в форме, занятых привычными делами, мимо всего пары безразличных взглядов.
Забирался внутрь авто Юрий с единственной мыслью: что это неправда, сон, такого нет и не может быть!.. Ведь он же проходил тест, ещё в детстве, и тот выявил, что Фролов – рец. Тест – ошибочен? Невероятно! Или Юрия намеренно обманули? Подтасовали результаты? Но если такое выяснится, виновному грозит нечто большее, чем деактивация. Аннигиляция! Полное стирание: ментальное и вещественное, вместе с любой касающейся виновного информацией, а также уничтожением и перераспределением нажитых им вещей…
Летели над городом. Капли дождя отчаянной дробью барабанили по корпусу авто. Фролов смотрел вниз, на проносящиеся внизу здания, про себя повторяя: сейчас, вот сейчас водитель, полицейский, обернётся и «остановит» меня из деактиватора. Или отвезёт в аннигиляционный центр. Либо придумают что пострашнее – им это раз плюнуть…
Но время шло, а полицейское авто всё ближе подлетало к знакомому стопятидесятиэтажному небоскрёбу.
Машина села, открылась дверца. Бросив последний взгляд на полицейского и убедившись, что ждать от оного подвоха, кажется, не стОит, Фролов выбрался на улицу. Дверца немедля вернулась на место; машина взмыла под облака.
Дождь усиливался. Юрий побежал ко входу в подъезд, чтобы поскорее укрыться от ненастья.
Поднялся на свой этаж. Раздавленная магнитная метка лежала на прежнем месте.
Очутившись в квартире, мужчина, усталый, голодный, сбитый с толку, сел на пол прямо в коридоре и, закрыв глаза, отдался на волю времени без мыслей.
Сколько так просидел – не знал. Тело отказывалось двигаться. Да и неважно, неважно…
Верховный приказал следить за Фроловым.
Верховный прекрасно понимал, на что способны предсказатели. От их слов нельзя отвертеться. Такое возможно, только если ты дом, да и это не гарантия. Верховному то было хорошо известно.
Верховный не зря слыл весьма осведомлённым. Он правил страной далеко не первый год. Глупый человек на столь высокой должности долго не продержится. Не проберётся туда, прежде всего.
Что же касается инцидента с Фроловым… Подобное могло повториться. Поэтому всех рецев следовало уничтожать. На самом деле, их гораздо меньше, чем предсказателей, а по сравнению с дОмами – вообще считаные единицы.
Рецы – самая необычная и опасная разновидность людей. Верховный знал, на что те способны. Например, превратиться в дОма. Или, того больше, – предсказателя. И свергнуть его, верховного.
Когда-то давно это верховному напророчила предсказательница. Незадолго до того, как… устранил её. Аннигилировал. Если не считать его собственных воспоминаний. То же самое случилось с большинством врагов высоко взобравшегося человека, в основном – под видом деактивации.
«Он был рецем, но станет домом, а потОм – предсказателем. Берегись, ибо он свергнет тебя и развеет твоё имя по ветру, как будешь делать ты сам с неприятелями».
Вот её слова.
Верховный не верил в них до конца, пока не появился этот… Юрий Фролов. Он бы мигом разделался с жалким червяком, если бы не другие слова предсказательницы:
«Смотри не ошибись. Ведь, попытавшись уничтожить главного врага, тем самым поставишь под удар собственные благополучие, жизнь, страну».
Вспомнив это, Верховный грязно, витиевато выругался неприятным, скрежещущим голосом. Бог ведает, к кому обращался в пустом огромном кабинете.
Да, он превосходно знал, на что способны рецы, в том числе бывшие. И не только из-за пророчеств одной-единственной женщины. Начнём с того, что она была не единственной. Закончим же тем, что он, верховный, правитель страны, начальник над предсказателями, – сам не пророк и не дом, а не кто иной, как обыкновенный рецессивный человечек. Им и останется до скончания дней своих – которые ему безудержно, безумно, любыми способами хотелось продлить!..
Творческий кризис
In ratio veritas.
Воспользовавшись свободной минуткой, я заскочил проведать старого друга, писателя. В последние дни он куда-то запропастился, на телефонные звонки не отвечал, и я – да и не я один – был серьёзно встревожен.
На звонок в дверь никто не отозвался. Волнение усилилось. Я снова нажал на пластиковый кругляшок. По-прежнему никого, и из-за двери – ни звука. Ещё немного поупражнялся со звонком; наконец соизволили открыть.
Друг стоял на пороге, взлохмаченный, растрёпанный, с красными глазами и вообще в таком виде, будто бы не спал целую вечность, но зато только и делал, что пил.