Стоял тёплый летний вечер. Я отпустил Ладу с поводка, и та шарилась по детской площадке сама по себе. Между тем мы с товарищем уплетали из газетного кулечка сладкий жареный арахис. Наевшись до тошноты, я решил покормить и свою рыжую собаку. Проглотив пару-тройку орешков, она брезгливо отвернула морду. Но не тут-то было!

– Лада, Лада, на-на-на! – мотал я кулачком над её мокрым носом.

Лада недовольно тявкала, неуклюже подпрыгивала, норовя тяпнуть меня за руку. Когда её терпение кончилось, она в истерике погнала нас с товарищем прочь, и мы с гоготом забежали на крутой подъём овощехранилища, перед которым Лада с достоинством остановилась. Видимо, она просто хотела, чтобы два пятилетних недоумка оставили её в покое. Но как только рыжая воительница успокоилась и с видом победителя отправилась по своим собачьим делам, мы тут же помчались за ней и всё повторилось… много раз.

Не знаю почему, но эта игра вызывала у меня дикий восторг! Какая-то вредная старуха постоянно отвлекала нас от весёлой забавы своими глупыми предупреждениями, мол, не дразните пса, а то укусит. А я про себя злился: как это она не видит, что это моя собака и мы просто с ней играем!

Веселье вмиг оборвалось, когда Лада, повиснув на среднем пальце моей правой руки, чулком содрала с него кожу. Пока я орал, заливая детскую площадку кровью, бабуля с радостью принялась меня поучать:

– А я ведь говорила, говорила, говорила! Так тебе и надо, не будешь собак дразнить!

Сделав для себя неприятное открытие, что злыми бывают не только собаки, я крепко зажал раненый палец и помчался домой. После этого случая отец отвёз Ладу в деревню.

Моё следующее воспоминание о Ладе связано с Тальменкой. Она бежала перед капотом ЗИЛа, то и дело ненадолго пропадая из вида. На ухабах узкой деревенской улочки нас с отцом подбрасывало в кабине машины дяди Толи.

– Ох, и хитрая же собака, – покачивая головой, повторял папа.

Думаю, мой укушенный палец сыграл не последнюю роль в этом странном преследовании. Лада не металась в панике при надвигающейся опасности, а словно сопровождала наш большой и грозный грузовик, находя спасение между его передних колёс. К счастью, всё обошлось. Мужчины примирительно посмеялись, признавая ум изворотливой дворняжки, и все вернулись домой целыми и невредимыми.

Как-то осенью папа привёз из деревни печальную новость, Ладу застрелил местный лесник со странной фамилией Кастрюля. Она часто убегала со двора и гуляла там, где ей вздумается. Чем наша собака насолила стражу леса, мы так и не узнали.

Я не плакал, поскольку так и не смог по-настоящему подружится с Ладой. Но всегда вспоминал о ней как-то по-особенному. Вероятно, потому, что в рыжей коротколапой дворняге решительности и хладнокровия было куда больше, чем в маленьком мальчике, считавшего себя её хозяином.

«Секретики» – это такое девчачье сокровище, которое они прятали от посторонних глаз и показывали лишь тем мальчикам, которые им нравились. Выкопав неглубокую ямку, девочки клали в неё фантик, цветную картинку или цветочек, накрывали стёклышком и сверху присыпали землëй. Найти без подсказки такой клад в нашем большом дворе было непросто.

Однажды мне показали свои «секретики» сразу две девочки, но взамен тут же потребовали, чтобы я предъявил им свой. Пришлось засучить рукава и его сделать. Я выбрал рисунок велосипедиста, уложил его в ямку, сверху плотно прижал выпуклым стеклом от зелёной «чебурашки»5 – вышло замечательно!

Девочки похихикали, но не увидели в моей композиции ничего интересного для себя, поскольку сами любили прятать всякую бессмысленную цветную мишуру и, видимо, ждали того же от меня. Зато я время от времени разгребал землю, очищал подушечками пальцев гладкое зеленоватое стёклышко, напоминавшее мне миниатюрный кинескоп телевизора, и втайне от других любовался своей инсталляцией.

В пять лет я посмотрел по нашему новенькому цветному телевизору «Радуга» передачу о землетрясениях. Смысл его я понял так: во время этого стихийного бедствия плохо лишь тем, кто живёт на высоких этажах. Дома падают, люди гибнут, точка. Поскольку мы жили в подвале, я не слишком переживал. Ну, куда мы можем упасть из подвала? Вот тем, кто у кого квартиры наверху, стоит беспокоиться. Но именно в это же время чёрт дернул отца прихватить меня с собой и поехать в гости к его старшей сестре Шуре. Она жила под Новосибирском, в Искитиме, и, представляете, как раз на последнем, пятом этаже. То есть мы с папой собрались на верную смерть?! Дома у меня буквально случилась истерика:

– Это ведь пятый этаж! – кричал я. – А если вдруг землетрясение?!

Я ни за что не хотел умирать. Родители меня убеждали, что опасности нет, мол, тётя Шура уже давно живёт на последнем этаже и ни разу не было никакого землетрясения, но я не соглашался. В итоге мы всё же отправились в гости, и я полночи, лёжа в холодной кровати, ждал конца света. Я злился на отца. Как он мог не понимать таких простых вещей, ведь по телевизору всё ясно сказали: во время землетрясений многоэтажные дома рушатся и люди гибнут!

Измученный предсмертными ожиданиями, я начал прислушиваться к собственному телу. Вот я дышу, а вот я задержал дыхание и не дышу…

«Постой, постой, – насторожился я. – Это что же получается, если от меня зависит, дышать мне или нет, то как же быть ночью?! А что если я усну и забуду, что мне нужно дышать? Получается, я в любом случае умру, случится сегодня землетрясение или нет?!»

Я начал старательно дышать, стараясь не уснуть, но спустя некоторое время сквозь сладкую пелену дрёмы вдруг осознал, что играю сам с собой в какую-то нелепую игру. Сладко потянувшись в постели, я погрузился в здоровый, глубокий сон. Утром дом стоял на прежнем месте, все были живы, и я почему-то этому не удивился.

У меня рано стали портиться зубы, поэтому мама, стараясь следить за здоровьем единственного сына, каждые три месяца водила меня в стоматологический кабинет, где истерично визжащей бурмашиной мне высверливали кариес. В лечении зубов единственным приятным моментом был тот, когда врач замешивал на предметном стекле раствор для постоянной пломбы. Этот шуршащий, иногда чиркающий звук означал, что лечение подходит к концу, и потому вызывал у меня всхлипы облегчения

– Обезболивание? – Пломба с мышьяком и инъекция новокаина на самом деле мало чем помогали. Поэтому визит к зубному всегда оборачивался пыткой, спасения от которой просто не существовало.

Через первомайский сквер, мимо проката велосипедов, в детскую поликлинику на Красном проспекте… И ни сбежать, ни разжалобить маму было невозможно. А мне вслед, словно сочувствуя, Джо Дассен выводил свою печальную «Et si tu n'existais pas»6.

На обратном пути в качестве компенсации мама покупала мне треугольные пирожки с клюквой, которые я так и не полюбил.

Художник Анастасия Бугун

Родители работали на железной дороге, поэтому и массаж, который мне делали в детстве, был тематическим. – Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый.

Мамины «рельсы» и «шпалы» делили мою спину на красные квадраты, но я терпел, сжав зубы и ожидая приятной развязки. Так как поезд нёсся, словно ошпаренный, всё время куда-то опаздывая, он также оставлял вдоль позвоночника багровую вертикальную линию.

– Из последнего вагона вдруг посыпался горох. – Короткая передышка перед следующим испытанием. – Пришли куры поклевали! – Эти старались на совесть, яростно втыкаясь клювами в детскую спину, но я крепился. – Пришли гуси пощипали. – Близилось время завершение пыток.