19 апреля. – Оставив Сосего, мы первые два дня ехали по старой дороге. Это было очень тяжело, – путь лежал по ослепительной и жгучей песчаной равнине неподалеку от берега. Я заметил, что каждый раз, как лошадь моя ступала по мелкому каменистому песку, под ногами ее раздавалось легкое, приятное хрустение. На третий день мы свернули на другую дорогу и проехали через одну веселую деревеньку. Это одна из главных дорог в Бразилии, а между тем она была в таком плачевном состоянии, что ни один колесный экипаж, кроме неуклюжей телеги, запряженной волами, не мог бы по ней проехать. За всё время нашего пути мы не встретили ни одного каменного моста, а деревянные почти все были в таком виде, что их приходилось объезжать.
Расстояния определяются здесь крайне неточно. Часто на дороге вместо дорожных столбов попадаются кресты, обозначающие места, где была пролита человеческая кровь. Вечером 23-го мы приехали обратно в Рио де Жанейро, окончив таким образом эту приятную поездку.
Во время остального моего пребывания в Рио я жил в коттедже у залива Ботофого. Провести несколько дней в таком восхитительном месте так приятно, что нельзя пожелать ничего лучшего. В Англии любитель естественной истории во время своих прогулок всегда может встретить что-нибудь, что привлечет его внимание; но в этих роскошных, кипящих жизнью странах столь многое заслуживает внимания, что натуралист почти вовсе не в состоянии гулять.
Те немногие наблюдения, которые я успел сделать, почти исключительно посвящены беспозвоночным животным. Меня очень заинтересовало, что на суше существуют животные, принадлежащие к роду планарий. Множество видов этого рода живет в воде, как в соленой, так и в пресной; но те, о которых я говорю, водятся даже в самых сухих местах леса, но только под гниющими корягами, которыми они, вероятно, питаются.
Планарии похожи на маленьких слизней, но гораздо уже их, кроме того, некоторые их виды покрыты продольными полосками самых ярких цветов. Строение их очень просто: около середины нижней поверхности тела находятся две маленькие поперечные щели; через переднюю щель они могут выпячивать свой в высшей степени раздражительный рот, имеющий форму воронки. У животного, умерщвленного действием соленой воды или другим каким-нибудь способом, рот еще некоторое время сохраняет признаки жизни.
В разных местах южного полушария я нашел не менее двенадцати различных видов наземных планарий. Несколько экземпляров, найденных мною в Вандименовой Земле, жили у меня почти два месяца; я их кормил гнилым деревом. Одно из этих животных я разрезал поперек на две почти равные части, и в течение двух недель из каждой развилось по новому животному, вполне сходному с первоначальным, хотя я разрезал тело так, что на одной половине оставались оба отверстия, а на другой, следовательно, ни одного. Через двадцать пять дней после операции нельзя было отличить первую, более совершенную половину от всякого другого цельного экземпляра. Другая обрезанная половина сильно увеличилась в объеме, и около заднего конца ее образовалось светлое пятно, в котором можно было явственно различить зачаток воронкообразного рта. Однако на нижней поверхности тела еще не было видно соответствующей щели. Если бы жара, усиливавшаяся по мере приближения к экватору, не убила бы всех наших планарий, то несомненно и эта последняя ступень развития была бы достигнута.
Подобные опыты давно уже известны, и все-таки очень любопытно наблюдать за постепенным развитием органов, совершающимся на отрезанном куске животного. Чрезвычайно трудно сохранять планарии: как только смерть дает возможность действовать обыкновенным законам разложения, всё тело их с неимоверной быстротою приходит в рыхлое и жидкое состояние.
В первый раз я ходил в тот лес, где находились эти планарии, с одним старым португальским священником; он же взял меня с собой на охоту. Мы спустили в чащу леса нескольких собак, а сами терпеливо ждали, не выбежит ли какой-нибудь зверь, и стреляли в него, как только он появлялся.
С нами был сын соседнего фермера – настоящий дикий бразильский юноша. Одет он был в изорванную старую рубашку и панталоны; шапки на нем не было; за плечами старинное ружье; за поясом широкий нож.
Здесь все носят с собою ножи, и это почти необходимо в лесу, где приходится то и дело прочищать себе дорогу среди ползучих растений. Зато частые убийства, я думаю, приходится объяснять именно тем, что нож всегда под рукою у бразильцев. И владеют они им изумительно искусно. Они бросают нож в цель на значительном расстоянии так метко и сильно, что издалека наносят смертельные раны. Я видел много мальчиков, практиковавшихся в этом искусстве ради забавы: ловкость, с которой они попадали в воткнутую в землю палку, доказывала, что впоследствии они сумеют справиться и с более серьезным делом.
Накануне мой товарищ убил двух больших бородатых обезьян. У обезьян этих изумительно цепкий хвост; конец их хвоста способен выдержать всю тяжесть тела животного даже после его смерти. Одна из убитых обезьян так и осталась крепко повисшей на ветке, и нужно было срубить большое дерево, чтобы ее достать. Это быстро было исполнено, и дерево вместе с обезьяной со страшным треском рухнуло на землю.
Кроме обезьян мы в этот день убили много мелких зеленых попугаев и несколько туканов. Таким образом, знакомство с португальским патером оказалось для меня довольно выгодным, тем более что в другой раз он подарил мне великолепный экземпляр ягуарунди.
Вероятно, всякий слыхал о красоте окрестностей Ботофого. Дом, в котором я жил, стоял у подножия знаменитой горы Корковадо. Крутые конические холмы весьма характерны для гнейсовых гранитов. Нет ничего более поразительного, чем эти громадные массы голого камня, неожиданно поднимающиеся среди самой роскошной растительности.
Я часто с большим интересом наблюдал облака, которые шли с моря и располагались сплошною грядой как раз у вершины Корковадо. Эта гора, скрытая облаками, как и другие горы в таких случаях, казалась несравненно выше своей настоящей высоты – всего 2800 футов. Один метеоролог рассказывает, что ему случалось видеть, как облака, несмотря на сильный ветер, точно приклеивались к верхушке горы. Здесь в подобных случаях можно было видеть, как облако обвивалось вокруг вершины и быстро проходило мимо нее, нимало не уменьшаясь и не увеличиваясь в объеме.
Погода в мае и июне, то есть в начале зимы, была великолепная. Средняя температура, по наблюдениям, производившимся в 9 часов утра и вечера, равнялась 22°. Часто шел проливной дождь, но южный ветер скоро осушал дороги. Однажды гроза продолжалась шесть часов, и дождя выпало 1,6 дюйма. Когда эта гроза проходила над лесами, окружающими Корковадо, капли дождя, ударяясь о бесчисленное множество листьев, производили такой шум, что его можно было слышать за четверть мили; шум этот напоминал грохот большого водопада. После очень жарких дней бывало удивительно приятно сидеть вечером в саду и следить за тем, как сумерки переходят в ночь.
В этих краях природа избирает своих певцов среди гораздо более скромных исполнителей, чем в Европе. Маленькая древесная лягушка сидит на кустике травы, над самой поверхностью воды, и затягивает песенку. Если собирается несколько лягушек вместе, то они поют в лад на разные голоса. Мне стоило большого труда поймать древесную лягушку. У нее на концах пальцев имеются маленькие присоски, и оказалось, что она может ползать по стеклянной пластинке, поставленной совершенно отвесно. Разнообразные цикады и сверчки поднимают неумолкаемый пронзительный крик, который на расстоянии вовсе не кажется неприятным. Каждый вечер, как только смеркалось, начинался этот большой концерт, и я нередко сидел и слушал его до тех пор, пока мое внимание не отвлекало какое-нибудь интересное насекомое, пролетавшее мимо.
В лесу очень много светящихся насекомых. В темную ночь их свет виден за двести шагов. Замечательно, что различные светлячки, светящиеся щелкуны и морские животные, которых я наблюдал, всегда испускали ярко-зеленый свет. Наиболее сильный свет здешний светляк испускает тогда, когда он раздражен; когда же насекомое успокаивается, его брюшные кольца тускнеют. Само светящееся вещество оказалось жидким и очень липким. Те места, где кожа была расцарапана, продолжали светиться мерцающим светом тогда, когда нетронутые места уже потухали. У обезглавленного насекомого кольца оставались постоянно светлыми, но светились уже не так ярко, как прежде; местное раздражение иголкою всегда усиливало яркость света. В одном случае эти кольца сохраняли свою способность светиться в продолжение почти 24 часов после смерти насекомого. На основании этих явлений можно предположить, что животное способно только на некоторое время прятать или тушить свой свет, обыкновенно же этот свет испускается непроизвольно.
