- Да отверните вы свет, ироды! И не стреляйте! – кричу наружу, а затем командую водителю, - Дверь заднюю открой, придурок! И как таких на вечерние рейсы берут?

В салон засовывается две усатых морды, докладываю уже им.

- Девка у нас обернулась, мы ее уже грохнули. Там, дальше по улице к нам Кикимора в автобус лезла.

- Ох, ты ж б…ть, - дружно охнули усатые и тут же исчезли из проема. От этих поганых тварей можно много бед ожидать. Ох, какой сейчас здесь шухер начнется!

Неожиданно я чувствую, что у меня отказывают ноги, и валюсь кулем на ближайшее сиденье, натыкаясь взглядом на так и пролежавшего всю суету на передней площадке подвыпившего мужичка.

- А ты чего, сученыш, не помог!

Озлобленно двигаю его ногой, намереваясь добавить прикладом.

- Гражданин! За незаконные побои можно и ответить!

Вторая пьяная сволочь уже, как ни в чем не бывало, уселась на сиденье. Знакомая, кстати, рожа, вроде где-то в горсовете работает.

- Да нас тут чуть не сожрали, а вы, уроды, на полу отлеживались!

- Не сожрали же. И не надо тут оружием размахивать, гражданин! Органы во всем разберутся.

Мою отведенную для удара руку перехватила Маша. Ой, спасибо ей большое! С таким человеческим говном связываться себе дороже. Эти неприметные жлобы в любом слое себе теплое местечко найдут, за счет других, разумеется. Но ничего, мы с тобой еще встретимся! Не в том мире ты, дядя, права качаешь.

- Сожрала все-таки парня, тварь, - оборачиваюсь, это уже «работяга» ко мне подошел и кивает в сторону мертвой парочки, - Сходили, называется, за хлебушком.

- «Ералаш»? Земеля!

Парень в ответ широко улыбается, угораздило же нас встретиться при таких вот ужасных обстоятельствах.

- Петрович, - протягиваю ему руку.

- Степан.

А пожатие-то у него богатырское! Руки чуть трясутся, но в целом парниша выглядит молодцом. Надо бы узнать, где живет и чем дышит. Правильный оказался пацан по жизни, с такими дружить надо и держаться вместе. Хорошие люди тем и сильны, что могут друг другу руку помощи протянуть.

- Как же страшно тут жить! За что нам такое несчастье, Васенька? Я ж никому в этой жизни зла не сделала.

Обреченно вздыхаю - хуже нет ничего, чем женские слезы. Хотя нет. Хуже нет, когда ты причину этих слез убрать никак не можешь. Только сжимаешь беспомощно кулаки. А где он, тот враг? Пять человеческих жизней – вот итог так ужасно завершившегося майского вечера. Вырвавшаяся на улицы города Кикимора сожрала двух погулявших работяг и погиб один из ночных сторожей.

Кто-то по лености своей не проследил за очередным подвалом, выпустив в наш мир порождения Тьмы. Кто-то вовремя не обнаружил это нарушение, не послал по первому же тревожному звонку дежурную моторизованную группу, самонадеянно или по оплошности не надел очки, не взял с собой оружия. За все ошибки в этом проклятущем мире надо платить и платить собственной или чьей-то жизнью.

Еще раз сжимаю горячее и уже такое родное Машино тело. Неожиданно понимаю, что она один их тех якорей, что еще держит меня в этом проклятом мире. В горле горький комок, того и гляди у самого слеза выйдет.

- Все будет хорошо, Машуля. Я что-нибудь придумаю. Мы вырвемся отсюда.

Ответом мне – испуганный донельзя взгляд. Такими словами здесь не принято разбрасываться.

Я что-нибудь обязательно придумаю.

- То есть вы, гражданин Кожин, утверждаете, что гражданин Сулейко все это время лежал на полу салона?

- Да.

- А водитель Мамедов утверждает, что это именно Сулейко руководил отпором.

- Это его проблемы!

Я сижу в кабинете ОПРУ, оперативно-розыскного управления Народной Милиции, нечто вроде нашего УГРО и до кучи ОБХСС и ОРБ. Мордастый парень, сидящий за столом напротив, вряд ли был в той жизни оперативником. Я уже говорил, что в этом мрачном слое каждый сам себе жнец, кузнец и на дуде дудец.

- Тогда распишитесь здесь.

Я калач тертый, поэтому вчитываюсь внимательно в сухие строки протокола, коряво распечатанные на машинке. Некоторые буквы на ней явно западают, много помарок. Эх, неряшливо, ребята, работаете.

- Подписывать такое не буду!

- Это почему это? – взвился мордатый.

- Все было совершенно не так. Зачем мне подписывать явную ложь?

- А вот свидетели утверждают совершенно другое.

В разговор вмешивается второй опер, высокий молодой пузан. В своем слое, скорей всего, был менеджером по продажам, а здесь изображает из себя невъ..нно крутого опера. Даже где-то модную кожанку для образа надыбал.

- Слушайте, уважаемый, - только в русском языке можно это слово произнести, как оскорбление, - В этом инциденте погибла молодая девушка и был жестоко покалечен молодой человек.

- Сами виноваты, - невежливо обрываю наглого опрушника, - В этом мире нянек нет. Мне было как-то не до них, я в это время нападение Кикиморы отбивал.

- А патрульные утверждают, - это снова мордатый, - что это они убили ночную нежить.

- Добили. Я в эту дрянь целых два магазина высадил.

- Все равно подписывайте!

- И не собираюсь, по закону не обязан.

- Ты, не охренел часом, мужичок, - у правого уха громко забормотал «крутой», - Что-то ты слишком е..кий. Хочешь с нами поссориться?

- Да на хрен вы мне сдались, урюки полосатые! – приходилось мне в той жизни общаться ментами, разные там люди попадаются. Самая гнусь – это ППСники. Туда ведь обычно вернувшиеся с армии сержанты идут. Когда на тебя в восемнадцать лет сваливается власть над другими людьми, у некоторых башню реально сносит. А вот в обычной жизни их командный тон всем по барабану, вот и тянет их в милицию, пьяных шмонать, задротов на место ставить, власть свою показывать.

Пузан злобно зашипел и сжал кулаки, лицо побагровело, но, видимо, все-таки растерялся и без понта менжуется. Эти два опрушника хоть и бакланы по сути, но мою подноготную заранее вызнали.

- Что, сталкером заделался, борзоты прибавилось?

- Тебе то что?

Слился пузан, побаивается с моей командой связываться. Это тебе не работяг с завода прессовать!

- Свободны! Пока …

В коридоре я неожиданно сталкиваюсь со Степаном, тем самым, который в автобусе стрелял и почти моим земелей оказался.

- Какими судьбами?

Парень ожидаемо широко улыбнулся и протянул большую, как лопату руку. Сквозь легкую рубашку ощутимо просвечивали мощные мускулы.

- Да вот, вызвали.

- Ты это, - на миг застываю, - Короче, они там фигни всякой понаписали, все дело перевернув, пока я в отъезде был. Так что ты ничего не подписывай и стой на своем.

- Да флаг им в руки и барабан на шею.

- Вот это правильно!

Я уже сам улыбаюсь. Наш человек!

- Тебя хоть как зовут полностью?

- Степа Колмогоров, на моторном работаю.

- Так, - после общения с операми голова работает на удивление быстро. У нас в команде сейчас две рейдовые машины плюс грузовик. Мордашин хотел еще людей набрать или с другой группы переманить, - Тебя как вообще найти?

- В общаге на Никитской. Спросишь на вахте.

- Тогда будь сегодня к вечеру дома, я тебя найду.

А ведь вижу по глазам, что парень понятливый, врубился, что для серьезного разговора понадобился.

- Знакомься, Валера, это Степан, я тебе о нем рассказывал.

- Привет, - мы встречаемся на нейтральной территории, в Энергоконторе, где Мордашин числится старшим электромонтером, - Чем по жизни занимался? Рукопожатие у тебя больно крепкое.

- Да разным, - Степан улыбается. Улыбка ему вообще очень идет, заразительная она у него. Вон, в ответ и Валера разулыбался, - и атлетикой, и вольной борьбой. Это от деда у меня, тот вообще чемпионом страны по самбо был.

- Вот даже как? А как на счет стрельбы?