Перед глазами всплыло идеальное лицо мужчины с не очень длинными тёмно-коричневыми волосами, которые постоянно торчат в разные стороны, особенно в области ушей. Как бы сильно он их ни прилизывал и не пытался убрать, они загибались и выскакивали из общей причёски. Это нравилось мне и бесило его. Темно-карие глаза и немного смуглая кожа завершали образ худого лица с высокими скулами. Как же меня сводило с ума именно это лицо и ничьё больше. Каждый раз, когда я смотрела на него, на губах появлялась непроизвольная улыбка, а глаза, уверена, из них летели искры и освещали всё вокруг. Неужели мне больше никогда не доведётся его увидеть?
Поднеся бутылку ко рту и обхватив губами горлышко, я сделала очередной глоток горькой жидкости, вкус которой мне очень нравился несмотря на это. По мозгам в очередной раз хорошо ударило, и я поспешила отставить бутылку в сторону, прислонив её рядом с собой к спинке лавочки. Как хорошо с закрытыми глазами. Голова не кружится, но в ней ощущается такое приятное ощущение, словно внутри плещутся волны, особенно при любом резком движении. Это приятно, это отвлекает, но так сидеть слишком опасно. Не хватало ещё уснуть в парке.
В кармане противно завибрировал телефон, возвращая меня в реальность и заставляя нащупать его и извлечь на свет Божий. Нехотя открыв один глаз, я уставилась на высветившееся имя и едва слышно застонала. Мама. Чьё ещё имя могло там высветиться? Неужели в глубине меня ещё теплилась надежда, что он вдруг решит позвонить? Посреди ночи в пятницу? Наивная. Сбросив звонок, я посмотрела на время и тяжело вздохнула, протирая глаза тыльной стороной ладони. Часы показывали три часа ночи. Логично, что мать начала искать свою не вернувшуюся с работы в положенное время дочь. Следовало её предупредить, но она и так всё поймёт, когда я приду.
Собираясь разблокировать экран, я поднесла телефон к лицу и открыла глаза, но система распознавания не узнала меня и пришлось непослушными пальцами пытаться ввести цифровой код. Только с третьей попытки цель была достигнута. С фотографии, установленной в качестве обоев рабочего стола, на меня смотрели такие знакомые и любимые черты лица, что захотелось разломить телефон пополам и выбросить в ближайшую урну. Вот почему он так въелся мне в душу, и зачем оставил меня, забрав с собой часть меня? Рассматривая изображение мужчины, я краем глаза случайно заметила, что уже не одна на этой лавочке в отдалённой части парка.
Стоило мне это понять, и сердце ускорило ритм, а в голове начали зарождаться противоречивые мысли. Как далеко получится убежать, если сейчас вскочить и броситься в сторону дома? Погонится ли неизвестный человек, что бесшумно присел на другой край лавочки, следом или он здесь по каким-то иным причинам? А вдруг мои ноги начнут заплетаться в самый неподходящий момент, и я рухну прямо на асфальт во время бега, физические нагрузки – не мой профиль, и нелюбимое занятие. Ну и угораздило вляпаться по самые уши. Пережить расставание куда проще, чем потом отойти от изнасилования, ограбления и бог знает чего ещё, ведь от незнакомца на лавочке в полупустом парке в три ночи можно ожидать чего угодно.
Выругавшись про себя за подобное безрассудство, я решила просто остаться на месте. Ведь всё это время незнакомец никак не подавал признаков своего присутствия. Может, других свободных лавочек в парке нет, и он выбрал половину на моей? Окинув взглядом дорожку, что тянулась вдоль деревьев и уходила в сторону основной части парка, я неуверенно прикусила губу, ведь все остальные лавочки, по обе стороны от асфальтированной полосы среди травы, пусты.
Периодически поглядывая на соседа, я ни разу так и не поймала на себе его взгляд. Человек сидел, откинувшись на спинку, закинув лодыжку на колено. На голову натянут капюшон чёрной кофты или плаща, я не рассмотрела, лица почти не видно. Из его позы я могла оценить только фигуру – вполне спортивная, нетолстый, и не худой, бегать явно умеет, ничего ему не помешает догнать меня, даже если бы бежала трезвой.
С минуты появления незнакомца течение времени изменилось. Каждая клеточка тела находилась в постоянном напряжении. Я готовилась в любую минуту сорваться с места и броситься прочь. По коже бегали мурашки, контролировать дыхание стало труднее, но нельзя показывать волнения. Пальцы непроизвольно сжали телефон так, словно в нём заключалась вся моя жизнь. В какой-то мере, так оно и было, ведь за него ещё не выплачен кредит, и купить новый аналогичной модели в ближайшее время не получится. Придётся либо расчехлять старый, либо брать дешёвую ерунду, но главное не в этом, а в том, что внутри и правда вся жизнь. Все фотографии, которые я так и не нашла времени перенести на компьютер или залить в облако, отключив автоматическую синхронизацию в целях экономии места на диске. Все контакты, пароли от учётных записей, доступы в интернет-банк, одним словом, всё. Надо хоть не светить своим сокровищем.
Убрав телефон обратно в карман и подавив дрожь в руке, я потянулась за бутылкой и снова ощутила кожей прохладу стеклянного горлышка и поднесла его ко рту, делая очередной глоток. Жидкость приятно обожгла горло, лицо невольно поморщилось от горечи. Глаза по-прежнему хотели закрыться и погрузить меня в сон, но теперь это казалось смертельно опасным. Приходилось прикладывать массу усилий, но держать себя в сознании. Жидкости в бутылке оказалось уже почти на донышке, надо поскорее её допить и как ни в чём не бывало встать и отправиться домой. Ведь в таком случае это не будет выглядеть бегством и сосед по лавочке не решит, что я испугалась его присутствия. Хотя какое мне дело до того, что там себе думает незнакомец, у него явно свои мотивы и очень хотелось, чтобы в них не фигурировала я.
Через ещё несколько минут посиделок на свежем воздухе сосед уже не казался таким страшным, да и я почти забыла о его присутствии. Ведь он просто сидел там, и ничего не делал, даже не шевелился, по крайней мере, мне так казалось. Я оставила попытки рассмотреть его, капюшон мешал это сделать. Алкоголь придал мне смелости или просто отключил инстинкт самосохранения, успокоив нервы и погрузив разум в пьянящие волны, что продолжали бурлить в голове вместо мыслей. Окончательно решив, что бояться нечего, я опустошила бутылку, растянутую почти на половину ночи и выбросила её в мусорку рядом с собой. Можно идти домой.
Весь путь из парка помнила плохо, да и особо не обращала на что-то внимания. В первую очередь мне требовалось удержать равновесие и не завалиться куда-нибудь на дерево или просто вбок и на асфальт. На это и ушла вся концентрация, и, честно признаться, даже сосед по лавочке вылетел из головы и мои глаза не пытались различить его фигуру за спиной, а уши никак не улавливали посторонних или приближающихся шагов. К собственному удивлению я заметила, что вокруг нет вообще никаких звуков, это настораживало. Который сейчас час, что все внезапно решили уйти с улицы и мимо даже не проносятся одинокие машины? Жизнь вокруг словно остановилась или замерла, но это могло быть вызвано исключительно моим пьяным и заторможенным восприятием. Главное, что по дороге до самой двери подъезда мне не встретилось ни души, да и там меня приветствовали только три пустых лестничных проёма.
Оказавшись в квартире и убедившись, что все замки надёжно закрыты, я прислонилась к двери и с трудом удержалась от желания сползти по ней и рухнуть на пол. Ни в одной из комнат не горел свет, и раз мать не стоит сейчас передо мной в халате и со сковородкой в руках, значит у неё ночная смена и звонила она уже с работы, ведь я, скорее всего, пропустила более ранние звонки. Потом буду перед ней оправдываться. Сейчас нет ни сил, ни желания.
Повесив сумку на первый попавшийся крючок, я удивилась тому, что не потеряла её где-то в парке и направилась на кухню. На плите остыл оставленный для меня ужин, но есть не хотелось, и массивная чугунная сковородка времён моей молодости, произведённая в далёкие восьмидесятые годы прошлого века, отправилась в холодильник, сдвинув там всё, что встретила на своём пути. Да и кого это волнует? Сейчас хотелось плюхнуться в кровать и отрубиться до понедельника.
