В середине дня трое наших знакомых были в стройотделе, где за своим огромным столом, на котором уже красовался массивный чернильный прибор и лежали новенькие счёты, восседал Романовский. Борис познакомил Романовского с Яковлевым и Афанасьевым. Главный бухгалтер заявил, что Березовский с остальными сотрудниками, Погудиным, следующим для сдачи дел, и со всем имуществом конторы выедут через два дня и, таким образом, будут здесь не ранее понедельника. Следовательно, всем им пока делать в конторе нечего, лучше целиком отдаться поискам жилья. Затем он передал Борису счета на купленные канцтовары и попросил новый аванс – 100 рублей.
Увидев открывавшуюся кассу, Яковлев и Афанасьев стали причитать, что пребывание в Краснодаре обходится очень дорого и что у них все полученные ранее деньги подошли к концу. С разрешения Романовского Алёшкин выдал и им по 50 рублей. После этого все пошли обедать. Яковлев забежал в буфет, чтобы напомнить Марине о предстоящей вечерней встрече.
Сытно пообедав и сопроводив кушанья довольно обильным возлиянием, Романовский пошёл домой, а три друга вышли в один из многочисленных скверов и уселись на лавочку, чтобы проветриться. Делать было нечего, и Борис спросил, что именно планируется на вечер. Яковлев и Афанасьев переглянулись, и один из них сказал:
– А ты что же, забыл? Посидим в ресторане, закусим, выпьем, а потом пойдём погуляем. Туда обещала прийти наша новая знакомая, может быть, и подруг приведёт.
Борис заметил:
– Ну, это скучно! Давайте лучше пойдём в оперетту! Видите, вон афиша. Сегодня в горсаду в летнем театре «Сильва» идёт. Пойдём, купим билеты, пригласите и своих знакомых, а?
Ребята заколебались.
– А что, если они не пойдут? – спросил Афанасьев.
– Ну, не пойдут, так и шут с ними. Мы и одни можем пойти.
Такое предложение явно не устраивало ни Яковлева, ни Афанасьева, они предпочитали провести время в ресторане, но не желая спорить с Борисом, согласились. Через полчаса купили билеты в третий ряд партера, при этом билетов было куплено шесть. Затем приятели вернулись домой, чтобы немного отдохнуть. Улёгшись на кровати, они моментально заснули.
Яковлев вскочил, когда уже было без пятнадцати минут семь, растолкал своих друзей, и, кое-как приведя себя в порядок, все отправились в путь. Оказалось, что они успели вовремя. Когда ребята поравнялись с рестораном, с другой стороны улицы уже подходила Марина со своими подругами. Это были молодые миловидные женщины, лет 20–22, только уж чересчур раскрашены, как подумал Борис. Чтобы не мешать входящим и выходящим из ресторана, образовавшаяся группа молодых людей отошла в сквер, расположенный напротив. Яковлев прямо спросил:
– Вот что, девушки, давайте не церемониться. Есть хотите?
– А что? – отозвалась на правах старшей Марина, две другие только вопросительно посмотрели на него.
– А то, что есть билеты на «Сильву». Съездим в горсад, посмотрим оперетту, а потом поужинаем. Ну как, идёт?
Все женщины радостно воскликнули:
– Идёт, идёт! Это вы замечательно придумали! Так надоело болтаться по ресторанам.
После прекрасного спектакля, делясь впечатлениями от увиденного, вся компания вернулась в ресторан, где за ужином и просидела до его закрытия. Снова было много выпито, а Алёшкин к этому не привык, и потому к концу настолько опьянел, что уже почти не соображал, что делает. Он потом смутно припоминал, что всей компанией они поздно ночью пришли в какую-то квартиру, где пили что-то ещё. Эта добавочная выпивка уже окончательно лишила Бориса способности что-либо сознавать и понимать, он не помнил, когда и как заснул.
Проснулся Борис с тяжёлой головой в незнакомой комнате, а рядом с ним на широкой кровати лежала какая-то женщина. Стараясь скрыть охватившее его смущение, он быстро оделся, ополоснул лицо над стоявшим в углу умывальником и умчался на работу. Его соседка лежала, не шевелясь, отвернувшись к стене, – спала или делала вид, что спит.
Борис примчался на работу в Зернотрест за час до начала, взял ключи у уборщицы и мрачно уселся за свой стол. Голова его трещала. Несмотря на то, что он беспрерывно курил, никак не мог окончательно прийти в себя. Его всё время мучила мысль, как он провёл эту ночь: просто ли пьяный заснул в чужой постели или совершил какую-либо грязную и позорную глупость. Воспоминание об этой ночи угнетало его, ему было мучительно стыдно, ведь он был женат уже семь лет, любил свою Катю, и до сих пор ему даже и в голову не приходило иметь близкие отношения с какой-то другой женщиной. Участвуя во вчерашней гулянке, Борис наивно полагал, что дело ограничится просто весёлым времяпровождением. Если он действительно имел близость с той женщиной, которая спала в его постели и которую он даже не рассмотрел как следует, то случившееся было не только неприятно, но грязно и позорно.
Но вот появились Яковлев и Афанасьев. По их насмешливым подмигиваниям Борис понял, что всё было не так невинно, как он в душе надеялся.
– Ты что так рано убежал? – как ни в чём не бывало спросил Яковлев. – А мы ещё чаю попили. Твоя тебя вспоминала, – продолжал он.
– Да идите вы со своими проститутками ко всем чертям! Напился, как дурак, сам не знаю, чего натворил…
– Ну чего ты натворил? – вмешался в разговор Афанасьев. – Подумаешь, святоша какой! Хватит из себя невинную барышню корчить. Готовь-ка лучше деньги, сейчас Романовский нам командировочные выпишет, и мы в Новопокровский совхоз поедем. Вчера вечером ему Березовский звонил, они там чего-то напортачили, исправлять надо. Жаль, что уезжаем. Передай девчатам, чтоб не скучали, мы тебя заместителем оставляем!
Этого уже Борис выдержать не мог, он так стукнул кулаком по столу, что все лежавшие на нём бумаги и счёты полетели на пол. К нему подошёл Романовский:
– Тише, тише, товарищ Алёшкин. Чего это вы разошлись? Ну, выпили вчера лишнего, ну, там ещё чего-нибудь набедокурили, а шуметь-то зачем? Этим дело не исправишь… Вот, выдайте нашим инженерам на командировку, а сами отправляйтесь к маклерше – той, что около собора живёт. Она мне звонила, кажется, что-то нашла.
Молча выдав Афанасьеву и Яковлеву необходимые деньги, Борис запер сейф и уныло побрёл в направлении того дома, где жила маклерша. Мысли о содеянном не оставляли его. Он твёрдо решил скрыть от Катеринки своё падение. Изменой жене позорное и глупое происшествие никак не могло считаться, ведь он не только не любил эту случайную женщину, но даже не знал её фамилии или адреса. Ночью он был пьян, а утром, угнетаемый стыдом и угрызениями совести, он с такой поспешностью покинул ставшую противной и ненавистной квартиру, что даже не обратил внимания ни на номер дома, ни на улицу, на которой тот стоял. Помнил только, что этот дом был где-то недалеко от конторы, так как до работы он добежал за каких-нибудь 15 минут. Проклиная себя за легкомыслие, а своих не очень-то порядочных товарищей за вовлечение в пьянку, он решил как можно скорее найти хоть какую-нибудь квартиру и перевезти жену и дочь.
Маклерша, жившая около собора в большом доме на третьем этаже, встретила Бориса как старого знакомого. Она, видимо, уже удостоверилась у Романовского, что это серьёзный наниматель нескольких квартир. Её устраивало и то, что он пришёл один, а не с целой компанией: очевидно, разговор с глазу на глаз ей больше нравился. Она дала Алёшкину около десятка адресов в самых различных частях города и предупредила, что за каждую снятую квартиру ей следует заплатить 25 рублей (деньги по тому времени немаленькие). Помня заверения Романовского, что оплату маклеров берёт на себя стройотдел, Борис ничего не возразил. Он забрал бумажки с адресами и направился путешествовать по Краснодару.
Города он не знал, и поэтому добирался до указанных адресов с помощью многочисленных расспросов прохожих, иногда сделав лишний крюк. На то, чтобы обегать все адреса, пришлось потратить три дня. Наконец, он подобрал квартиры как будто всем нуждающимся. Афанасьеву, согласному на любое жильё, лишь бы оно было в центре города, Борис снял маленькую комнатку в коммунальной квартире в доме на улице Красной, со всеми удобствами, в десяти минутах ходьбы от Зернотреста; договорился с хозяевами квартиры о том, что оставит задаток в размере месячной платы. За комнату они просили 20 рублей в месяц с оплатой за полгода вперёд. Впоследствии Афанасьев и жил в этой комнатке.
