– А ты? Силёнок-то хватит? Не много на себя берёшь?

Пашка нахмурился:

– Не твоя забота. Всё равно суматоха поднимется. Ты только около меня чуть притормози, чтобы я успел в кузов «Симурга» запрыгнуть. Усёк?

Фрол, судорожно сглотнув ком в горле, переспросил:

– А если будет джип?

– Значит, заранее открой дверцу пассажира. Не с*ы, Командир, я смогу. – Немного поразмыслив, твёрдо добавил. – Ну а не успею, рви к реке и действуй, как говорил твой ротный, согласно обстановке. Назад не оглядывайся. Закон джунглей. Повезёт тому, кому повезёт.

Парень приподнялся и тут же опустился на колени:

– Знаешь, что, Пехота? Пошёл ты на х*р со своими джунглями! Так у нас не принято. Разведка своих не бросает. Если тебя замесят, то я тачку разверну и на полном ходу в толпу въеду. В ихнюю, конечно. А там посмотрим, кто кого. Усёк? Или ты меня бросишь? Если карта не так ляжет? Да и в одиночку далеко в горах не уйти.

Пашка серьёзно посмотрел в глаза друга:

– Дело говоришь. Будем бодаться. Только давай так. Если вместо меня или тебя в кабину запрыгнет кто-то другой, ну… например, казах… тогда однозначно надо рвать и не оборачиваться. Главное – до гор добраться.

Фрол даже зашёлся от негодования:

– Ты о**л? Получается, что по любому, кто-то из нас должен на остальных болт положить? Как хочешь, но я не согласный.

Коробов не смог сдержать улыбки:

– «Не согласен».

– Чего?

– Того. Правильно будет «не согласен». – Посерьезнев, продолжил, стараясь объяснить свою мысль. – Успокойся, дружище! Тут ещё вот в чём загвоздка. Кто-то из нас обязан выбраться к нашим, чтобы рассказать и о лагере, и о зинданах, и о Толяне с Валерой. И о твоих пацанах. Нельзя, чтобы нас за предателей держали. Мы никого не предавали. И даже не думай спорить. Закон джунглей, он ведь, братишка, не только в Африке закон. Такие вот дела…

В каморке повисла тишина. Друзья, словно позабыв о времени, думали о своём. Наконец Фрол, вздохнув, заговорил, не отрывая глаз от своих кулаков:

– Как ты думаешь, Пехота? Выгорит у нас или нет? И что будет, если все наши к барбухайке кинутся? А если у тебя не получится ствол захватить? В горах без оружия делать нечего.

Пашка даже поворачиваться не стал. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел, как на потолке появляются робкие отблески пробуждающегося рассвета. Выждав пару секунд, негромко, как бы про себя, ответил:

– Здесь столько можно вопросов придумать, что башню сорвёт. Только я сомневаюсь, что всем нашим удастся до машины добраться. Кому-то повезёт, а кому-то нет. Если получится, то все влезут. Уместимся. Нам момент упускать нельзя. Скоро нас во двор поведут. Значит, мулла приедет. Без него в истинную веру не примут. Машин во дворе прибавится. Существуют ведь какие-нибудь правила или традиции? Это, наверное, как в комсомол вступить. Обязательно комсорг должен присутствовать. Обряды веками складывались. Я уверен на все сто процентов, что бардак непременно возникнет. Куда ж без него? Вот этим и воспользуемся. Мы просто должны уяснить для себя раз и навсегда, что другого шанса у нас не будет. Если упустим, то у нас два пути. Или соглашаться, или в отказ идти. Отсюда и плясать надо…

Фрол хмыкнул:

– Тоже мне, танцор нашёлся.

Снаружи раздались шаги, а затем негромко звякнула щеколда…

***

Кабир, вождь племени, стараясь не выказывать своего интереса, мельком взглянул на сидящего рядом с Джалалудином чужестранца. Ему впервые приходилось принимать у себя заокеанского гостя. Из рассказов сведущих людей, он знал, что американцы просты в общении, как несмышлёные дети. Этакие простачки, не признающие условностей. Но эта простота зачастую противоречит многовековым обычаям и традициям мусульманского Востока. Прибывший за несколько часов до этого посланник доктора Бурхануддина осторожно, но довольно твёрдо порекомендовал старейшине не обращать внимания на возможную бестактность кяфира. «Американцы считают себя вершителями судеб мира. – Говорил эмиссар, старательно пряча глаза. – Эти неверные ошибаются, думая, что их не постигнет кара Всевышнего. Но сегодня они наши союзники в борьбе против оккупантов. И от их помощи зависит очень многое. Наш руководитель просил на словах передать, чтобы вы были терпимы к невежеству англосакса. Высокомерие, эта печать Иблиса, на его лице. Он называет себя журналистом. Но это не так. Он часто меняет свои прозвища и просит, чтобы сегодня его называли Алжирцем. Будьте снисходительны к глупцу, не знающему света истинной веры. Господин Бурхануддин рассчитывает на вас. А он умеет быть благодарным». Слушая посланника, старейшина с трудом сдерживал свой гнев, но ничего не мог поделать. Так уж вышло, что некоторые пути караванов Раббани пролегли через земли племени, и это обстоятельство делало его зависимым от расположения потомка скотовладельцев. С самого начала Кабир противился желанию доктора и даже намеревался сформировать отряд самообороны, чтобы в бою доказать простую истину: землёй пуштунов может распоряжаться только пуштун. А не таджик или белудж. Но в дело вмешался сам Хекматияр, прислав короткую записку: «Противоречия между нашими народами должны быть забыты перед лицом великой беды. Я рассчитываю на ваше благоразумие и прошу оказывать посильную помощь нашему общему другу». Это письмо передал вождю Заки, который некоторое время спустя стал его правой рукой и главным советником. Однако порою старейшина не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою независимость от кого бы то ни было. Вот и сегодня он не вышел встречать гостей, поручив это дело приближённым. Кабир знал, что Джалалудин непременно отреагирует на скрытое пренебрежение, но не боялся гнева полевого командира. Напротив, старейшина рассчитывал своим поступком спровоцировать гостя на разговор и высказать своё неудовольствие по поводу отсрочки платежа за участие его людей в боевой акции. Клятву надо держать. Ведь тот начал её со слов «Клянусь Аллахом!», а это значит, что данные договорённости не терпят пересмотра.

Закончив с воспоминаниями, хозяин оглядел гостей. Он был несколько смущён поведением американца, выделявшегося высоким ростом, светлой кожей и мощными плечами. Вопреки предупреждениям эмиссара и сведущих людей, чужеземец вел себя довольно скромно и в тоже время с достоинством. Кабир вдруг поймал себя на мысли, что испытывает невольную симпатию к этому весьма молодому человеку. Остановив свой взгляд на Джалалудине, хозяин заговорил. Негромко и неспешно, как и полагается вождю:

– Мы искренне рады видеть вас в нашем доме. Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Гость является проводником в Райские сады». И несмотря на скудость наших полей, вызванную засухой, мы постарались подготовить достойную встречу. – Хозяин намеренно пренебрёг обычаем и упомянул про неурожай. Ему хотелось дать понять надменному боевику, что не собирается забывать про обещанное вознаграждение. Заметив насмешку в глазах полевого командира, продолжил, сделав вид, что не понял безмолвной, но язвительной иронии. – Я вижу, что вы, многоуважаемый Джалалудин, не привели с собой переводчика. Может мне стоит позвать своего? Чтобы наш заокеанский гость не чувствовал себя немым и глухим?

В разговор внезапно вмешался американец. Бросив, скорее предупреждающий, а не вопрошающий взгляд на смутившегося боевика, начал чуть нараспев:

– Не беспокойтесь, многоуважаемый Кабир! Я знаю благородный язык вашего народа и с удовольствием общаюсь на нём. Прошу простить, если нарушил обычай. Поверьте, я сделал это без злого умысла и только лишь для того, чтобы избежать кривотолков и недоверия.

Увидев мимолётное замешательство Джалалудина, старейшина с трудом сдержал удовлетворённую улыбку. Благосклонно кивнув чужестранцу, ответил подчёркнуто дружелюбно:

– Вам не стоит извиняться, уважаемый…, – Кабир умолк, как бы разрешая гостю представиться самостоятельно.

– Зовите меня «Алжирец». Я журналист, но в силу известных вам обстоятельств, моя миссия является нежелательной для Советов. Я намерен давать правдивую информацию о борьбе афганцев за свободу и независимость. И только поэтому вынужден пользоваться псевдонимами.