Я с интересом наблюдала, как серый лист полуистлевшей бумаги медленно отслаивался от слипшейся, почти рассыпавшейся от старости ветхой тетради.

Приглядывать за манипуляциями реставрационных и копировальных приборов было сейчас моей прямой должностной обязанностью. Удивительно, однако за месяц нежданно-негаданно свалившегося на меня лаборантства чувство щенячьего восторга от чудесного превращения полусгнившей бумаги в источник интереснейшей информации так и не притупилось.

Мне хватило одного дня, чтобы полностью разобраться в несложных обязанностях лаборантки нижнего уровня и освоить управление местными многочисленными реставрационными приборами. Да и что там трудного было осваивать? Если упростить все инструкции до понятного состояния, всего-то и нужно было запомнить, что индикаторы приборов должны светиться зелёным. Если нет, то звать на помощь библиотечного искина. Вот и вся премудрость.

Стоит признать, что по сравнению с моим прежним перенасыщенным графиком и лавиной забот, нынешний надзор за копировщиками реставрационного зала трудом назвать было сложновато. Не работа, а нечто задумчиво-созерцательное под присмотром искусственного разума нашей библиотеки.

От прямого подчинения копировщиков искину без контроля человека руководство библиотеки не так давно отказалось. Видимо, слишком ярким было выступление взбесившегося реставрационного аппарата в одном из центральных хранилищ, где вместо реставрации прибор целые сутки крошил в пыль ценные архивные документы. После этого в библиотеках снова появилась исчезнувшая было совсем должность лаборанта нижнего уровня, которую мне случайно и посчастливилось занять.

На эту работу, совершенно не соответствующую моей высокой квалификации лингвоисторика, меня устроила верная подружка Елера. Именно она заполнила и подсунула в базу вакансий мою анкету. Мне самой тогда было всё равно. Все мои душевные силы были брошены на отрыв от мужа. А искусственному разуму библиотеки было совершенно безразлично, что на должность лаборанта нижнего уровня придёт высококвалифицированный лингвоисторик.

Небольшой реставрационный зал, где я сейчас находилась, не отличался особой величиной. Это была просто большая просторная комната с высокими окнами, заставленная всякой реставрационной всячиной. На шкафах выстроились ряды реактивов, нужных в реставрационном хозяйстве, на стеллажах ютились микроскопы, сканы, пластиковые ящики с лазерными инструментами и образцами. Несколько действующих копировщиков разных типов занимали часть столов и сейчас большинство из них трудилось, не покладая манипуляторов.

В отделённом шкафами закутке у пищевого синтезатора гордо расположился очень нужный в любом хозяйстве диванчик для утомившихся и проголодавшихся сотрудников. В общем, все удобства, только работай, не ленись.

В тонких паучьих лапках соседнего аппарата вращался слегка помутневший от времени инфокристалл. Я бросила взгляд на экран. Кристалл медленно поворачивался перед моими глазами, подставляя свои мутноватые бока для осмотра. На экране микроскопа он выглядел гигантским валуном, хотя в реальности был всего лишь с ноготь большого пальца.

Я сделала себе бутерброд, вернулась к первому копировщику и снова погрузилась в созерцание.

Выверенный осторожный танец многочисленных крохотных лапок-захватов копировщика завораживал. Стопка ветхой сросшейся от времени бумаги нехотя поддавалась. Наконец она отпустила на волю самый верхний. Камера на мгновение вспыхнула мягким оранжевым светом. Копировщик, согласно заложенной в нём программе, распылил на отделённый от стопки лист тончайшую укрепляющую прозрачную плёнку пластика. Звякнул сигнал, и уже вполне готовый для дальнейших манипуляций отреставрированный образец упал в лоток рядом.

Замечательно. Что тут у нас? Я наклонилась над лотком и с интересом стала рассматривать упавший в него укреплённый лист с блёклыми, с трудом просматривающимися строчками, накарябанные чьей-то рукой сотни лет назад.

Хм… явно древнеэлтийский. Теперь главное справиться с разбором этих изящных завитушек, а сам перевод уже не составит труда. Этот мёртвый язык хорошо изучен. Программ лингвоперевода мёртвых языков, справляющихся с излишними завитушками и каракулями в инфосети тоже достаточно.

Я настолько погрузилась в разглядывание строчек, что голос, прозвучавший рядом, заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

– Неужели что-то уже смогла разобрать?

Интонации этого звонкого до боли знакомого голоса как всегда были чуть насмешливыми.

Я оторвала взгляд от лотка, подняла глаза и прищурилась. Ну надо же, какие интересные у меня сегодня гости…

Милис, дочка заведующей библиотеки. Она как-то совершенно неожиданно обнаружилась в паре метров от меня и сидела совсем рядом на подоконнике, слегка покачивая ногой в белой модной туфле. Ну да, ну да, последний писк моды, толстая мягкая отсвечивающая металлом подошва и застёжка-модификатор.

Почему-то эта вполне симпатичная девица воспылала ко мне необъяснимой неприязнью с самых первых дней моей работы в библиотеке. Сложилось впечатление, что за мной повсюду следует её изучающий взгляд и рядом постоянно звучат её ехидные на грани фола комментарии.

Вот что ей от меня надо? Студентка столичной библиотечной академии, отличница, блондинистая красотка успешно проходила практику в одном из залов маминой библиотеки, однако частенько находила время и повод цепляться ко мне по мелочам. Слава небесам, девице было всего двадцать лет с коротким хвостиком против моих короткохвостых тридцати и возраст ещё позволял нам обращаться друг к другу на ты.

Не опускаться до склок с малявкой, удобно устроившейся рядом на подоконнике, опыта и выдержки у меня хватало. Я вздохнула, собрала волю в кулак и ровно ответила:

– Да, конечно, разобрала. В столичном историческом университете древнеэлтийский преподают в обязательном порядке на каждом факультете. Разве вам в библиотечной академии его не преподают?

– Зачем нам, обслуге историков, древние языки, – со злой иронией произнесла девчонка и сморщила носик. – На нашей кафедре древние языки только факультативно. Час в неделю для самых любознательных. Библик не ставит целью обучить своих студентов древним языкам. У него другие задачи. Это у вас в Архисте есть где разгуляться. И руны, и клинопись, и иероглифическое письмо и ещё не пойми-что загадочное.

Я улыбнулась. Знакомые названия всколыхнули память и на мгновение вернули меня в студенческие годы, туда, где столичную библиотечную академию студиозусы называли Библиком, а историко-археологический университет Архистой.

– Я видела твои документы, – сообщила Милис, вскинула на меня внимательный взгляд голубых глаз и добавила: – А потом поподробнее посмотрела программу вашего обучения. Интересное у тебя образование. Ты прямо какой-то языковый монстр по сравнению со мной.

Я усмехнулась. Ну да, ну да, филологи с упоением осваивали тонкости произношения и литературу современных многочисленных языков, а лингвоисторики Архисты корпели над мёртвыми, а кроме букв и дифтонгов – ещё разбирались с древними рисунками, символами и знаками, коих было в избытке.

Девчонка помолчала, снова бросила на меня внимательный взгляд и вдруг совершенно нормальным тоном, без тени насмешки, объявила:

– У меня к тебе серьёзное дело есть. Как к языковому монстру.

От неожиданности я чуть не поперхнулась. Уж слишком по-деловому это прозвучало. Тем более, голос эта белобрысая пигалица унаследовала от своей мамаши, заведующей библиотеки. Уж чего-чего, а раздавать руководящие указания непререкаемым тоном наша заведующая умела.

– Вообще-то, я на работе и у меня обязанности. Вон, – я махнула рукой в сторону пятого стеллажа, – очередной образец дожидается.

– Работа само собой. Отодвинуть рабочие обязанности и прочие заботы в предлагаемом мной деле не требуется. Однако я думала, ты заинтересуешься не как бестолковая равнодушная лаборантка, а как бывший научный сотрудник. Не тот, кого в первую очередь интересует карьерная лестница, а как настоящий исследователь, которому интересны тайны.