Черепанов еле заметно напружинился, тверже уперся в подлокотники кресла.
— Авдеев говорил мне, что ты давно вставляешь ему палки в колеса. Это правда?
Он помедлил с ответом, потом сказал с некоторым вызовом:
— Ну, допустим, правда.
— Так, спасибо. Тогда еще один вопрос. Почему ты это делаешь?
— Да не нравится мне он, твой Авдеев! — крикнул Вадим. — Крутится вечно перед глазами, сует нос везде и всюду. Вот и доигрался!
— Погоди, погоди! — остановил я Вадима. — Почему он занялся партизанщиной? Только потому, что и ты и Плешаков вместо помощи в угол парня загнали.
Черепанов полез в карман за сигаретами, вытащил их, потом демонстративно бросил пачку на стол.
— Да брось ты сказочки рассказывать! Ладно, допустим, в бредовых его идеях есть рациональное зерно. Малюсенькое такое зернышко… Ну и что? Много ли изменится, если внедрить его проект? Все равно, что море кружкой вычерпывать…
— А у тебя, что, есть другие идеи?
— Представь себе, есть.
— Интересно было бы послушать.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Черепанов потянулся за сигаретами, сказал иронично:
— Ладно, послушай, может, пригодится когда-нибудь. Что я, — на слове «я» он сделал ударение, — затеял бы, если бы занялся станцией. Прежде всего выколотил бы деньги на ее коренную реконструкцию. Деньги не маленькие, и тут надо вопрос ставить ребром. За рубежом затраты на очистные сооружения составляют от четверти до трети всех расходов при производстве целлюлозы, а они умеют считать монету. Так что прикинь, во что реконструкция нам обойдется. Дальше. Проводить ее надо с учетом перспективного развития комбината на восьмидесятый год. Если будем жаться, ориентироваться на сегодняшние расчеты, переделки обойдутся в три раза дороже.
— Ну, допустим, эти деньги у комбината есть. Что дальше?
— Можно и дальше. Я ввел бы жесткое разделение стоков. Сейчас у нас все смешано: и хозяйственно-бытовые сбросы с минимальной загрязненностью и варочный цех с высокой токсичностью. Отсюда и неэффективность очистки. Понятно, раньше ничего другого позволить мы себе не могли — станция вон сколько времени не менялась, а комбинат расширяется каждый год. Соответственно и очистку стоков следует разделить. Разве мы не можем позволить себе все три типа очистных сооружений? Притом по первому классу, по мировым образцам! Возьмем механическую очистку — тут бы я построил многоярусные отстойники — это, кстати, в пять-шесть раз сократило бы объем сооружений. В химической — сменил бы всю систему фильтров, это дорого, но тоже окупится со временем. А в биологической — модернизировал бы оборудование, перевел бы весь процесс на замкнутый цикл водоснабжения — есть прекрасные образцы в Швеции, например, или в Финляндии. Вот так-то, старик! Вопрос надо ставить ребром, а не носиться с кустарем-одиночкой, не ставить заплаты на костюме, который давно пора выбросить!
— Прекрасная программа! — воскликнул я, пропустив выпад в адрес Авдеева. — Неясно только одно: почему ты ею не занимаешься?
— Значит, не время.
— Почему же?
— А ты скоро об этом узнаешь…
Вадим резким движением поднялся, притушил сигарету и быстрым шагом направился к двери.
Ну, каково! У меня не напрасно мелькали иногда опасения, что я недооцениваю Черепанова. Конечно, он и краснобай, и позер, и лентяй порядочный, но котелок у него варит, тут ничего не скажешь. И еще — я привык думать, что Вадим скользит по верхам, но нет, оказывается, он способен и в глубь проблемы заглянуть… Только кому легче от того, что он м о ж е т. Никакого желания заниматься делом у него нет… во всяком случае, сейчас, пока он остается вторым лицом на комбинате.
Я колебался, самому ли ехать в фанерный цех или перепоручить кому-нибудь — дело, наверное, пустяковое. Заглянул в еженедельник, проверил, что было расписано на сегодняшний день, — да, успею быстренько смотаться.
Дорогу к цеху вовремя не заасфальтировали, сейчас, во время дождей, образовалось такое месиво, что Саша то и дело газовал. Из-под задних колес вылетали жирные комья глины. Водитель присвистнул.
— Не проскочим? — спросил я.
— На тракторе, может, и проскочим. А еще лучше — на бронетранспортере.
Тем не менее Саша благополучно подвез меня к самому цеху. В дверях я столкнулся с Кандыбой.
— Ну и дорожку ты умостил, Павел Филиппович! Небось на вертолете сюда добираешься?
Кандыба тут же завел знакомую пластинку, принялся жаловаться на Барвинского. Я терпеливо дослушал его, потом протянул телефонограмму:
— И тут управляющий трестом виноват?
Кандыба озабоченно потер лоб:
— Так не вам же адресовано, Игорь Сергеевич!
— Мне или не мне, какая разница? Давай-ка посмотрим, что творится.
Мы зашли в цех. Да-а, на альпийских лугах воздух малость почище…
— Понимаете, Игорь Сергеевич, — тяжело дыша, оправдывался Кандыба, — объект пусковой, основное оборудование уже подключили к компрессорной станции, а пока идет монтаж, питаемся от трех компрессоров.
Шум в цехе стоял невероятный — словно из сотни туго надутых мячей с хлопаньем и свистом выпускали воздух. Но шум — это еще ладно, а вот загазованность здесь действительно такая, что надо звонить во все колокола.
— Павел Филиппович, голубчик, — возмутился я. — Что это такое? Как же здесь люди работают?
Кандыба в ответ глубоко вздохнул:
— Не знаю… Мне начальник цеха всего три дня назад пожаловался.
— Всего! Ничего себе — всего! И что ты сделал?
— Поговорил с этим пижоном… ну, с Черепановым.
— Ну, а он?
— А он рассказал анекдот.
— Какой еще там анекдот?
— Ну, мол, человека, который привык жить в центре города, вывезли в лес. И он от свежего воздуха стал задыхаться. Смешной анекдот, правда?
Я задумался. Как это похоже на Вадима: легко и эффектно отбросить все, что связано с малоинтересными ему делами. Тем более когда рядом нет достойных зрителей, которые могли бы ему аплодировать. Но и мой заместитель тоже хорош — отмахнулись от него, он и успокоился.
— Не узнаю тебя, Павел Филиппович. Стал застенчивым, как красная девица.
— Почему вы так думаете? — запротестовал Кандыба. — Я ему после этого напоминал несколько раз, начальник цеха — тоже. И все впустую. Вот даже телефонограмму отбили, для большей убедительности. Как только она к вам попала?
Я решил разыскать Черепанова — пусть бросит все дела и обеспечит в цехе вентиляцию, потом вспомнил, что сам отправил его выбивать план, и спросил у Кандыбы:
— Ну, а что нужно? Конкретно!
— Что, что! — проворчал он. — Газоотводы установить. Это гибкие шланги такие, они, кажется, есть в Дальневосточном. И вытяжную вентиляцию поскорее монтировать.
— Ладно, Павел Филиппович, сделаем. Но и ты хорош все-таки: видишь, что Черепанов тянет резину, мог бы сразу ко мне обратиться.
— Так вы меня сами позавчера отшили, когда я просил нажать на Хрипачева насчет бетона, помните? И потом, если разобраться, разве это ваша обязанность? На то и существует главный инженер. А так будет каждый раз из-за мелочей дергать, что получится?
«Моя ли это обязанность? — машинально подумал я, садясь в машину. — Моя не моя, а заниматься все равно приходится, куда денешься».
Я вспомнил утренний разговор с Черепановым, и мне окончательно стало понятно, почему так агрессивно настроен он против Личного Дома. Неудавшийся эксперимент невольно привлек внимание к работе станции, и теперь стали видны все упущения, которые допустил он, Черепанов, непосредственно отвечающий за производственные дела. Да еще нужно учесть, что Плешаков, который не справляется с руководством, назначен по его настоянию. Незавидная ситуация!
Я вернулся в заводоуправление, прошел к себе в кабинет. Давление ли атмосферное менялось или по какой другой причине, не знаю отчего, только мне стало еще хуже. Боль в ребрах не отпускала, я попробовал поглубже вдохнуть, набрать в грудь воздуха, но здесь длинная острая игла прошила висок внезапной болью. Я почувствовал, как покрываюсь холодным потом. Откинулся на спинку кресла, стараясь переждать боль. Она слабела, становилась тупой и деревянной, но через несколько секунд вспыхнула снова.
