Я еще раз обтер лицо Драгана, и оно порозовело.

— Будет жить! — прошептал Ярослав, и мы снова его понесли.

Наш Драган — так его называли все, а теперь он пытается перечеркнуть воспоминания... Это тебе не удастся, дружище. Нас чересчур много, чтобы ты мог заставить нас забыть самое дорогое в своей жизни. Ведь даже самые обыкновенные люди с нами. Не жди легкой судьбы, потому что мы не оставим тебя в покое. Ведь ты — наша легенда!

Так я разговаривал с самим собой, а всего в ста метрах от меня проходила граница.

Ну и времена! А Драган похож на слепого. И Ярослав говорил за день до своей смерти: «Нельзя его оставлять одного. Он наш, и мы его товарищи».

Где-то в овраге послышался цокот лошадиных копыт. Я свернул в сторону и остановился у отвесной скалы. Снизу мне махал широкоплечий унтер-офицер. Он пытался заставить животное пройти по узкой козьей тропе. Я подал ему знак, чтобы он подождал, и сам спустился к нему по откосу.

Лошадь покрылась потом, и нетерпеливо рыла копытом землю, а унтер-офицер переступал с ноги на ногу, чтобы согреться.

Он представился и тут же стал рассказывать обо всем, ради чего его прислал Павел.

Я слушал, и передо мной возникали образы Стефки Делиевой, подпоручика Чараклийского...

Драгану я мог бы простить и пулю, которую он выпустил бы в меня, но этим людям... Да ведь они еще не заплатили за пролитую ими кровь и теперь снова взялись за свое...

В кустах я увидел свою лошадь. Солдат едва удерживал ее.

Я вскочил в седло. Унтер-офицер последовал моему примеру. Я послал связного в первый батальон, а сам поехал во второй. И сразу все горы ожили. У меня возникло такое чувство, что и мертвые поднимаются, чтобы прикрыть собой границу.

Не знаю почему, но всякий раз, когда заходила речь о Стефке Делиевой, передо мной возникал и образ Жасмины. Вспомнилось, какой она была в минуту нашего расставания. Она хотела что-то мне сказать, хотела, чтобы я задержался еще хоть ненадолго. И Стефку вспомнил, как она встретилась мне на нашей лестнице со старым, потертым зонтиком в руке...

Неужели Жасмина скрыла от меня что-нибудь?.. И Ярослав намекал как-то на то, что она запуталась, и Драган вызывал ее к себе, не поставив меня об этом в известность.

Где же мое место в этом потоке событий?.. Неужели я остался сторонним наблюдателем, когда она шла одна навстречу какому-то испытанию?

На сборном пункте меня ждали все командиры батальонов. Прежде всего я подошел к Павлу.

— Я верю тому, что они рассказали, — проговорил он, обращаясь ко мне.

— А если это ложь?

— Раз они набрались смелости признаться, значит, найдут в себе силы, чтобы искупить свою вину.

— А пограничники?

— Все дело в нас, Велико.

Я выслушивал доклады командиров батальонов, а думал о Жасмине...

Где-то в окопах запел солдат. Песню подхватили его товарищи.

Послышался шум мотора. К нам с воем приближался газик.

Прежде всего я увидел голову водителя, который, открыв дверцу, искал место для стоянки. Потом показался Драган.

Все замолчали, глядя на странных гостей. Я еще не успел опомниться, как Павел побежал к машине и вынес на руках что-то, завернутое в шубу. Это была Венета. И я поспешил к ней. Она прижалась к мужу и непрерывно повторяла одно и то же:

— Я знала, что мы вас найдем. Была уверена, что вы будете вместе.

Я держал ее за руку и в то же самое время пытался понять, зачем они здесь. Венета замолчала. Только прижалась к Павлу, следя за ним счастливыми глазами.

Драган стоял возле газика, ждал меня.

Я подал ему руку. Он пожал ее и задержал в своей руке.

— Я приехал к тебе лично! — сказал он.

— Неужели опять кто-то сбежал?

Драган как будто не расслышал моей иронии. Жестом подозвал Павла, и мы втроем ушли за машину. Там Драган долго и испытующе рассматривал меня.

— Не знаю, правильно ли вы поймете меня, — начал он, вынул сигареты и закурил, не предложив их никому из нас. Такое с ним было впервые. — Так уж получилось, что нам пришлось встретиться здесь, откуда некогда мы вместе начинали путь. Сколько бы мы ни ссорились, наши дороги всегда будут пересекаться.

Драган говорил что-то, стараясь подойти к сути дела, но это ему никак не удавалось.

— Что случилось? — прервал его я.

— Нужно принять меры, чтобы ничего не случилось, — добавил он и протянул мне какое-то письмо.

Я посмотрел на конверт. Сразу же узнал почерк Жасмины и больше уже не мог шелохнуться.

«Что они сделали с ней?» — промелькнула в голове нелепая мысль.

— Прочти, а потом уж поговорим! — резко сказал он и глубоко затянулся дымом сигареты.

Я разорвал конверт. Слова и строчки заплясали у меня перед глазами. Ускользала от меня связь между отдельными мыслями, но когда я прочел последние слова, понял самое главное — и на сей раз Жасмина не изменила самой себе.

Я передал письмо Павлу. Возле него стояла Венета, его Венета, а он читал, что моя Жасмина решила действовать одна, прихватив с собой ту самую гранату, над которой мы некогда дали клятву.

Ни о чем не стал спрашивать. Мне казалось, что земля раскачивается у меня под ногами, а воздух колышется и в любой миг может взорваться от гранаты, которую я сам вручил Жасмине.

— Все в области поднято на ноги. Железнодорожные станции охраняются, а дороги перекрыты, — объявил Драган, но я его не слушал. В ушах звучали последние слова Жасмины: «Я хотела тебе сказать... А если будет поздно?..»

Если будет поздно, если только уже не поздно...

— Венета вызвала меня в больницу. Хорошо, что она распечатала письмо. Еще не все потеряно. Мы ее спасем. Я ее спасу, — рокотал бас Драгана, но и в этот раз смысл его слов снова не дошел до меня. Куда бы мы ни пошли, мы все равно разминулись бы с нею. В моей помощи она не нуждается. Одна против троих, лишь бы защитить мое имя, честь своего ребенка, свою гордость и правду...

Мне так захотелось закричать от боли, но я лишь стиснул зубы, чтобы укротить в себе это дикое желание. Я не имел права ни на стон, ни на выбор.

Павел оставил Венету и подошел ко мне. Я знал, что он пойдет и на край света, лишь бы только помочь, но я не шелохнулся, а он тоже словно окаменел.

По пригорку съезжал еще один газик. Ох, как мне не хотелось, чтобы он направлялся к нам! Он нам не нужен, но опять-таки я молчал, продолжая оцепенело слеидить за ним.

Из машины выскочил какой-то подпоручик и подошел к Драгану.

— Мы не успели, товарищ полковник. Рано утром в доме бая Спиро из Горненцов взорвалась граната. Все четверо мертвы. Две женщины и двое мужчин.

Я слушал и мысленно повторял последние слова подпоручика: «Две женщины и двое мужчин...» Ничего другого не осталось у меня в голове.

Венета зарыдала, прижавшись лицом к груди Павла, а Драган стоял и виновато смотрел на меня.

Я вскочил на лошадь и помчался вперед, не разбирая дороги. Вслед за мной поскакал и Павел. Моторы машин взревели где-то за спиной, ветер свистел у меня в ушах, а я повторял только одно имя: «Жасмина... Жасмина!..»

В эту ночь Сильва спала плохо, поэтому руки ее слегка дрожали. Она выпила две чашечки кофе, но состояние ее так и не изменилось. Она уже подумывала о том, чтобы отложить операцию на другой день. Когда в кабинет вошел доктор Чалев и сел напротив нее, она посмотрела на него с надеждой, думая поделиться с ним своими сомнениями. Но, поразмыслив, решила воздержаться. Ей показалось нелепым так легко сдаваться, да еще перед Чалевым, который во время вчерашнего консилиума единственный выразил сомнение в успехе этой операции. Сильва взяла сигарету, молча предложила и ему закурить, но Чалев отказался.

— Сильва, сегодня ночью я понял... — проговорил он, и на его лице появились красные пятна. Она не спросила его, что он понял, все еще не могла оторваться от собственных мыслей, но заметила, что Чалев пытается преодолеть смущение. — ...Что я не могу без тебя, — закончил доктор, и красные пятна исчезли, а лицо его стало бледным, холодным.