Я не случайно повторил несколько раз слова «безвестный, безвестность». Вот лишь одна деталь. Справочник Ольппа «Тропические врачи», претендующий на энциклопедический охват всех мало-мальски заметных имен, вышел в Германии в 1932 году, уже после того как Николай Ходукин разгадал в Ташкенте тайну передачи кала-азара москитом, а Леонид Исаев первый в мире уничтожил в Бухаре ришту. Но имена и портреты исследователей из Узбекистана не попали на веленевую бумагу шикарного мюнхенского издания. Хорошо еще, что Ольпп не забыл открытие Боровского, усилий советских академиков Скрябина и Павловского.
Леонид Михайлович Исаев мало пекся о международной славе. Самобытный, независимо мыслящий, он не был склонен кому-нибудь подражать, к кому-нибудь подлаживаться. Однако Рональд Росс многие годы оставался его кумиром. Получив от знакомого врача, работающего в аппарате ВОЗ, портрет великого маляриолога, Леонид Михайлович писал в августе 1962 года:
«Благодарю за письмо и чудесную фотографию Росса. Он здесь очень хорош и морфологически (так! - М. П.) и психологически. Воин и поэт. Помните, как он ругал Грасси в пылу оспаривания приоритета открытия: «Итальянский бандит с большой научной дороги». Конечно, Россу очень далеко до эрудиции Грасси. Но что бы могли сделать дисциплинированный ум и золотые руки Грасси, если бы их не осветил творческий огонь Росса» 1 [1 Письмо Л. Г. Брюс-Хватту из Самарканда в Женеву от 25 августа 1962 г. (подлинник)].
Вот что так привлекало Исаева в личности старшего коллеги - творческий огонь, а по сути - характер, волевой, независимый, целеустремленный, такой же, как у самого Исаева. Мы любим то, что знаем; лучше всего мы знаем самих себя. Росс - бессребреник, человек абсолютной честности, Росс - неутомимый труженик, болезненно самолюбивый Росс, готовый чуть ли не с кулаками отстаивать свое первенство на мировом научном ринге, - как все это близко Леониду Исаеву! Он охотно прощает Россу даже резкость и грубость в споре с противниками: брань делу не помеха. Сошлюсь еще раз на прекрасную биографию, принадлежащую перу профессора Кассирского: «Росс по натуре…работник поразительной теоретической интуиции и одновременно колоссального практического диапазона, а для таких личностей честолюбие не опасно - оно не приведет их к беспочвенной авантюре, оно будет вечной движущей пружиной честного и общественно полезного труда»2. Да ведь это точнейшее определение исаевской натуры! [2 И. А. Кассирский. Рональд Росс и малярийная проблема. Медгиз, 1937].
Росса мало занимали события, разыгравшиеся в России в 1917 году. Но борец и новатор, он уловил в революции ее волевое начало. И три года спустя, настаивая в Лондоне на необходимости самых решительных мер против малярии в одной из британских колоний, Росс требовал революционного подхода к делу. «It was sanitary Bolshevism», - писал он о действиях, которые сам успел предпринять в этой колонии. «Большевизм в санитарии»! Ах, как хорошо понимал профессор из Самарканда своего знаменитого собрата!
…Он не любил говорить о своих и чужих болезнях, старости, смерти. Никогда не бывал на похоронах, даже заболевших сотрудников навещал неохотно. Это было как иммунитет - активное неприятие всего, что относится к телесному разрушению, небытию. Только однажды, узнав, что его заместитель Анна Марковна Быховская перенесла спазм мозговых сосудов, директор зашел навестить верную помощницу. Впрочем, дальше порога он так и не сдвинулся. Едва справившись о здоровье больной, торжественно заявил:
- Нет, со мной этого никогда не произойдет! Исаевское «никогда» звучало как заклятие. Подозреваю, что, врач и естествоиспытатель, он где-то в глубине души все-таки верил: общебиологический закон старости и умирания как-то обойдет его стороной. На одной фотографии конца 50-х годов Леонид Михайлович держит в руках две фигурки восточных божков. Третий «бог» засунут в нагрудный карман пиджака. Надпись на обороте, сделанная рукой Исаева, гласит: «Витязь на распутье. Кого избрать - бога счастья, удачи или долголетия?» И фотография и надпись, конечно, шутка. Но долголетию отдавал ученый явное предпочтение над прочими благами: лысого бога, символизирующего долгую жизнь, всегда носил с собой. Впрочем, как учит поговорка, «бог-то бог, да и сам не будь плох». В семьдесят и в семьдесят пять лет жил Леонид Михайлович так, будто впереди ждали его еще десятки лет труда и поисков. Болел редко, работал без устали, не жалел ни себя, ни других. При каждом удобном и неудобном случае спешил заверить окружающих, что здоровье его вообще не имеет изъянов.
- Я знаю, вам трудно за мной угнаться, - мог сказать он сотруднику, с которым предстояло обследовать в пустыне норы песчанок. - Сдерживайте меня, если я стану слишком спешить.
Такое заявление делалось не столько ради сотрудника, сколько для того, чтобы лишний раз напомнить: директор здоровее, сильнее, выносливее молодых. Свернуть в пустыне с дороги, чтобы в жаркий день напиться воды из колодца? Ни за что! Это слабость. Исаев не позволяет себе никакой слабости. Случилось ему однажды перенести приступ острого радикулита. Мучительные боли начались неожиданно, когда он сидел в читальном зале научной библиотеки. Обеспокоенные сотрудники приехали на машине. Прихватили даже носилки. Но директор отстранил всякую помощь. Спустился по лестнице и сел в машину сам. Боли были адские, но на лице его не дрогнул ни один мускул. Морщиться, сгибаться, стонать - слабость, недостойная мужчины. В молодости это еще можно себе позволить, но в старости ни в коем случае.
Всякую заботу о себе, желание помощников оградить его от физических тягот рассматривал Леонид Михайлович в последние годы почти как оскорбление. Если вы застали директора, читающего книгу с помощью лупы, не вздумайте посоветовать ему очки. Последует обычная реакция:
- Очки? Какая ерунда! Я отлично вижу. Глаза сегодня немного устали, но это временное.
Преклонный возраст нередко делает ученых тщеславными. Рональд Росс в последние четверть века своей жизни занят по существу тем, что собирает урожай мирового признания. Присуждение почетных степеней сменяется банкетами, банкеты - поездками по странам мира. Соединенные Штаты, Греция, Германия, Болгария, Сербия, Турция, Россия (1912), остров Маврикия, Испания, Египет - вот лишь неполный список мест, где великий ученый побывал в качестве почетного гостя, где принимал дипломы, ордена и иные знаки благоволения человечества. Исаев избежал старческой любви к побрякушкам. После шестидесяти он оставался таким же резким в отношениях с коллегами и таким же трудолюбивым, как прежде. Тщеславия не было и в помине.
В августе 1962 года Леонид Михайлович пишет из Самарканда в Москву:
«Вернулся из Бухары и снова через неделю еду туда… Кого что притягивает в этот край. Почти тысячу лет назад Саманид Наср выехал из Бухары в Мерв и там задержался. Придворные стали скучать по своим садам, женам и детям. Никто не решался сказать эмиру, что пора возвращаться. Однажды утром, когда Наср был навеселе, поэт Рудаки, которого придворные уговорили помочь им, стал петь восхваления Бухаре:
Ветер, вея от Мульяна, к нам доходит.
Чары ли моей желанной к нам доносит…1
[1 Мульян, или Мулион, - арык в окрестностях Бухары, на берегах которого бухарские эмиры построили дворец и разбили огромный сад].
Рудаки вызвал у Насра такую тоску, что он сошел с трона без сапог, вздел ноги в стремена оседланного коня и направился в Бухару. Историки сообщают, что шаровары и сапоги ему доставили в Баруту через два фарсанга (15 километров). Там он обулся и не выпускал поводья из рук до самой Бухары… Конечно, я еду в Бухару, надев ботинки и не забыв надеть брюки. И влекут меня туда не чары возлюбленной, а ненависть».
Следующие восемь страниц исаевского письма посвящены предмету его ненависти - гельминтам. Эти твари, циркулирующие между почвой и организмом человека, вызывают неисчислимые страдания миллионов людей. Одних только жертв аскариды в нашей стране - пятьдесят миллионов1 [1 Цифры эти относятся к середине 50-х годов. Письмо адресовано проф. Н. Н. Духаниной]. У зараженных резко падает трудоспособность, больные дети плохо учатся. Гельминты могут провоцировать и другие заболевания, а порой даже смерть. Исаеву ненавистна тайная война паразитов против человека. Но главный запал свой он направляет не на червей, а на тех людей, которые, по его мнению, мешают полностью искоренить заразу.
