Почему, например, в одном районе республики малярия обрушивается на людей в июне, а в другом - в июле, в августе? Чем объяснить ритм в 8 - 10 лет, с которым в Средней Азии повторяются тяжелейшие эпидемии? Рональд Росс обрел мировую известность, установив, что именно комар Анофелес макулипенис переносит возбудителя малярии от больного к здоровому человеку. Но как объяснить, что в предгорьях Узбекистана сколько угодно маляриков, а вокруг - ни одного макулипениса? Есть над чем задуматься…

В 20-х годах, в начале 30-х годов Исаева чаще всего видели верхом. Бывший военный врач хорошо держался в седле и мог запросто проехать за день сотню-другую километров по горам и пустыням. Но в ту пору он объезжал главным образом поливные системы, берега рек, туземные и инженерные водораспределительные сооружения. Недавно еще риштозная эпопея заставляла его браться то за скальпель хирурга, то за сачок гидробиолога. Теперь все помыслы Леонида Михайловича в ирригации и мелиорации. Сколько бы частных вопросов ни задавала малярия, он упорно ищет ключ проблемы, ищет ответа на главный вопрос: в чем основная причина эпидемического характера болезни в Средней Азии. И сам себе отвечает: в воде.

Судьбы малярии в Узбекистане тесно переплелись с методами орошения полей, с поведением неуравновешенных азиатских рек. То, что сначала было лишь смутной догадкой, вырастало постепенно в стройную теорию.

Как и ришта, малярия зависит от замкнутой цепи многих обстоятельств. Чтобы болезнь распространялась и благоденствовала, нужны мелкие, непроточные водоемы, с водой строго определенной температуры. Там комар выплаживает свои личинки. Нужно, чтобы вокруг водоемов была пища - люди и скот, кровью которых питается самка комара. Наконец, необходимо, чтобы в крови людей, живущих поблизости, циркулировал возбудитель болезни - плазмодий. Это только основные факторы, а сколько их еще, мелких и мельчайших: количество соли в водоемах, вредная и полезная, с точки зрения личинки, водяная растительность и т. д. и т. и. Обстоятельств множество, но, сколько бы их ни было, они должны пребывать в постоянном равновесии, ибо стоит нарушить одну деталь системы, и все сооружение рухнет. Природа как бы подсказывала наблюдательному ученому: вырви одно звено - и малярийное кольцо распадется. Но какое звено наиболее уязвимо? Температурный режим в Средней Азии - величина постоянная. Тут ничего не поделаешь. Можно уменьшить число больных, уничтожить с помощью хинина плазмодий в крови людей. Но в крае, где человеку грозит за вечер до полутора тысяч комариных укусов, хинин едва ли решит проблему: излеченные станут заражаться снова и сно,-ва. Другое дело - водный фактор, он изменчив, хотя управлять им удается далеко не всегда. Сильные разливы рек в 1898-м, 1903 и 1921 годах принесли за собой потрясающие эпидемические вспышки. Наоборот, в засушливые годы, когда пересыхают многочисленные старицы, болота и болотца, а личинки погибают, так и не породив окрыленных кровопийц, малярийная волна хиреет, сходит на нет. Врачи в такие годы довольны, но земледельцы в ужасе. Средняя Азия - арена непрерывной борьбы двух начал: недостатка и избытка воды. И в том году, когда солнце особенно активно иссушает комариные водоемы, оно одновременно губит и хлопковые посевы. «Большая вода - несчастье, и несчастье же вода скудная». Вместо этой древней трагической дилеммы Исаев выдвигает новое решение: дать хлопкоробам воду без малярии.

Его видят то в Фергане, то в Термезе, то возле Карши. «Без нужды не езди в Зардалю; без крайности не езди в Чоканду; без неотложной необходимости не езди в Ходжа-Шикан» - гласит старинное предостережение путнику. Но по скверным дорогам, по опасным тропам Исаев добирается и в Зардалю, и в Шикан, и в другие глухие кишлаки, куда народная поговорка рекомендует наведываться лишь по самой крайней нужде,

«Я применяю метод ежемесячного одномоментного обследова-нья в малярийном отношении различных мест, - сообщает он профессору Марциновскому. - Это довольно трудное дело, но безусловно необходимое. Это ключ к шифровкам, каковыми по существу являются малярийные эпидемии» [¹ Письмо отправлено из Урсатьевской 24 шопя 1924 года по дороге в Фергану]. Каждая вспышка и впрямь напоминает хитрую шифровку. На разных участках Зеравшана, например, интенсивность малярии резко колеблется. В чем дело? Неутомимый всадник скачет вдоль реки. На протяжении двухсот километров его конь несколько раз вынужден вступать в воду. Сорок три главных и почти тысяча малых арыков отводят воду Зеравшана на окрестные поля. Отводы не снабжены никакими регулирующими устройствами. Если воды мало, хлопкороб углубляет арык, если поле получает слишком много влаги, он сбрасывает излишки ее в низину. Так рядом с полем и домом крестьянина образуется болото. Болот тем больше, чем больше воды урвал для себя дехканин, чем ближе к берегу и к истокам реки лежат его поля. Так край пустынь оказывается одновременно краем болот, краем малярии.

В другом месте иная беда. Оросительные арыки вроде бы проведены по высокому участку, и вода целиком идет только на полив. И тем не менее неподалеку неизвестно откуда возникло вдруг малярийное болото. Исаев осматривает местность. Арык идет над обрывом, внизу дорога для прогона скота. С некоторых пор эту дорогу залило водой, размыло. Леонид Михайлович измеряет высоту обрыва, берет пробы грунта. Откуда взялась вода? Да конечно же, из верхнего арыка. Она фильтруется, уходит в нижние слои почвы, проступает на дороге, разбитой копытами скота. И сразу заселяется личинками комара.

Но есть шифровки и посложнее. На берегах Ширабад-Дарьи малярия будто играет с человеком в прятки. Иной год и воды много, и болот сколько хочешь, а больных почти нет. А то вдруг какая-то напасть обрушивается на кишлаки вдоль Ширабад-Дарьи - взрослые болеют, дети мрут. Будто отыгрываясь за вынужденную передышку, крылатые кровопийцы летят тучей. На потолке в кибитках висят они сотнями. Исаев исходил каждую ложбинку вокруг загадочной реки, перебрал в уме все ва-риапты, но понять ничего не смог. Разгадка⁴ лежала где-то рядом, совсем близко: в одни годы болота вокруг Ширабад-Дарьи остаются пресными, а в другие засоляются так, что личинки пе могут в них выжить. Но откуда река берет соль в одни годы и почему, остается пресной в другие? Всадник гонит коня в горы. Он поднимается все выше и выше и достигает, наконец, места, где горный поток раздваивается. Оказывается, у Ширабад-Дарьи два истока. Леонид Михайлович не ленится и обследует каждый из них. И тогда приходит разгадка еще одной малярийной «хитрости». На одном из двух хребтов, где берет свое начало беспокойная Ширабад-Дарья, врач обнаруживает залежи каменной соли. Если год выдается малоснежный, то в долину стекает солоноватая вода. Жители нижних кишлаков в такой год благоденствуют. Комариные личинки не терпят соли - гибнут. Если же снега в горах много, то летние обильные ручьи приносят пресную воду, которая вполне приходится личинкам по душе, и начинается эпидемия…

- Не будь я эпидемиологом, пошел бы в следователи, а то и в прокуроры, - полушутя признался как-то Исаев своим сотрудникам. - Очень уж нравится мне разыскивать концы преступлений, а еще более того люблю уличить злодея и обрушить на него справедливую кару…

Да, уж Исаев-следователь был бы из проницательных, и Исаев-прокурор не из добряков…

Всадник спешивается. Он садится за книги путешественников прошлых лет, за отчеты управления водного хозяйства царского Туркестана. Документы прошлого еще более укрепляют его уверенность: водный фактор - ключ малярийной проблемы. В 1915 году в Туркестане орошалось ежегодно четыре с половиной миллиона десятин. Но только два с половиной процента полей орошали инженерные системы. Остальные миллионы десятин крестьяне начала XX века поливали точно так же, как их предки тысячу лет назад, разливая воду, расплаживая комаров. Вывод один: надо перестраивать всю оросительную систему Средней Азии. Иначе с малярией не справиться.

Планы ученого полностью совпали с планами Советской власти. Революция, провозгласившая в России «землю крестьянам», пришла в Туркестан с лозунгом, несколько странным для русского уха, но вполне понятным в краю пустынь: «Воду дехканам». Семнадцатого мая 1918 года Совет Народных Комиссаров за подписью В. Ульянова (Ленина) принял декрет «Об ассигновании 50 миллионов рублей на оросительные работы в Туркестане и об организации этих работ». Другой декрет «О восстановлении хлопковой культуры в Туркестанской и Азербайджанской Советских Социалистических Республиках» предлагал местным правительствам «закончить все первоочередные работы по приведению в порядок ирригационных сооружений к весне 1921 года». Гражданская война и разруха помешали осуществить ленинский план. В 1922 году в Туркестане под хлопком оставалось всего лишь пятьдесят тысяч десятин - в десять раз меньше, чем в 1916-м. Удивляться нечему: воду в том же двадцать втором получила только половина хозяйств, нуждающихся в орошении.