Эта книга - одна из первых попыток писателя обратиться к замечательной судьбе. Будут и другие попытки, другие книги.

1965 - 1967

ТОТ, КОТОРЫЙ СПОРИЛ

ПОВЕСТЬ О ЛЕОНИДЕ ИСАЕВЕ

ЧЕЛОВЕК В ПРОБКОВОМ ШЛЕМЕ

Каждый раз, когда я подъезжаю к Бухаре, мне кажется, что жизнь начинается снова. Я считаю Бухару своей второй родиной. Здесь я родился как исследователь и борец.

Проф. Л. М. Исаев - о сене.

7. XI . 1959 года

Впервые он появился в Бухаре в конце жаркого августа 1922 года. В сильно обезлюдевшем за годы войн и революций городе на него сразу обратили внимание. Среднего роста, сухопарый, в белом тропическом шлеме. Рубашка с туго закатанными рукавами, бинокль и полевая сумка на ремнях делали его похожим на британца из колоний. И ходил он, как британец, легко, невозмутимо. Особенно привлекал внимание прохожих пробковый шлем, обвитый противомоскитной сеткой. С тех пор, как два года назад был свергнут последний эмир и бывший эмират превратился в Бухарскую Народную Республику, господа в таких шлемах не появлялись на улицах города. Инглез? Ференг? Стоило, однако, перевести взгляд на ноги иноземца, и сразу становилось ясно: владелец бинокля и полевой сумки не из породы господ. Эти порыжевшие солдатские обмотки и давно не чищенные башмаки явно не принадлежали англичанину или французу. Рус? Но что он делает в Бухаре?

Русский вел себя странно. Вокруг него кипели знаменитые бухарские базары; на городских перекрестках, где каменные купола скрывают в своем темном чреве десятки лавок и лавчонок, возбужденно торговались покупатели и продавцы. Иноземец ничего не продавал и не покупал. Он не обращал внимания на великолепный черно-белый ханатлас [¹ Ханатлас - шелковая материя, из которой в Средней Азии шьют преимущественно женскую одежду], на россыпь золотошвейных тюбетеек, на чеканную медную посуду. Просто стоял у Ляби-хауза и глядел в густо-зеленую глубину пруда. Потом спустился по тесаным каменным ступенькам вниз, присел на корточки, зачерпнул пригоршней воду. Но пить не стал, а только рассматривал бегущие между пальцев струйки. Покончив с водой, занялся аистами. Эти любимцы Бухары безбоязненно раскидали свои хворостяные гнезда на куполах мечетей и на мощных кронах трехсотлетних шелковиц. Сейчас, в конце августа, аисты готовились в путь, в далекую Индию. Будто прощаясь с городом, они задумчиво стояли над крышами Бухары. Блаженно улыбаясь, приезжий помахал им рукой. Знал ли он, что впервые увидеть стоящего аиста - к счастью? Вряд ли. Просто его опьяняло великолепие восточного города.

Острые на язык торговцы из мануфактурных рядов быстро распознали в иноземце пустого человека. «У этого бездельника нет ни теньги за душой», - согласились с ними завсегдатаи чайханы на берегу Лябихауза. Человек в шлеме оправдал их самые худшие предположения: он не заказал зеленый чай в чайхане, не попробовал душистый плов, который готовился тут же на глазах покупателей. Взял самую дешевую лепешку, сунул ее в сумку и отправился бродить по городу. Его видели потом у всех одиннадцати ворот Бухары, возле древних глиняных стен города, около мастерских кузнецов, гребеночников и чеканщиков. Он нигде не торговался, не бранился, не покупал, а только смотрел и смотрел, высоко задирая свой шлем перед порталами изукрашенных мечетей и медресе.

Вскоре после полудня странный человек вошел в двухэтажное кирпичное здание за железной решеткой. Домов европейской постройки по всей Бухаре было всего три. Половину одного из них занимала почта, но иноземец направился в другую половину, где над крыльцом свисало выгоревшее алое полотнище. С недавних пор тут разместилось Постоянное представительство РСФСР в Бухарской республике. Зачем приезжий ходил в постпредство и что увидел за порогом этого учреждения, рассказывают разное. Но все сходятся на том, что уже в дверях ему пришлось переступить через тело тяжело больного красноармейца. Бросив винтовку, почти без сознания, парень трясся в тропической лихорадке. В прихожей не оказалось швейцара, в приемной - секретаря. Лишь миновав несколько пустых кабинетов, приезжий разыскал самого постпреда. Фонштейн сидел за письменным столом и, подавляя лихорадочную дрожь, пытался что-то писать. Желтая, как пергамент, кожа, отеки под глазами, воспаленный мученический взгляд свидетельствовали о том, что представитель великой державы не избежал общей участи - его трепала малярия.

- Доктор Исаев из Москвы, - представился приезжий. - Меня направил к вам профессор Марциновский из Института тропических болезней. Вот мой мандат…

- Врач? Из Москвы? - Фонштейн с усилием старался что-то припомнить. - Но нам не нужен врач. Нужен хинин, слышите, только хинин! Без хинина врачам здесь нечего делать…

Короткая вспышка истощила силы постпреда. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Почти в полуобмороке прошептал:

- Простите, пожалуйста… Нервы… У меня с утра температура тридцать девять… К вечеру перевалит за сорок… Хинин кончился…

На месяц раньше, шестнадцатого июля, в Москву пришла необычного содержания телеграмма из Бухары. Сотрудники Восточного отдела Наркоминдела РСФСР ждали важных вестей с Туркестанского фронта. Но постпред Фонштейн не сообщил на этот раз ничего нового о налетах басмачей, не потребовал, как обычно, оружия и боеприпасов. Революционер-профессионал, никогда не раскисающий, Игорь Романович Фонштейн доносил:

Положение представительства отчаянное зпт поголовно все больны малярией тяжелой форме тчк те кому угрожала смерть отправлены за пределы Бухары тчк остальные день работают два-три лежат тчк ни за одного работника нельзя ручаться зпт что он завтра явится на работу тчк для города Старая Бухара даже в мирное время нужен двойной штат зпт причем необходимо рассчитывать зпт что (дипломатический) сотрудник здесь не продержится более трех месяцев…¹ [¹ Цитирую по рукописи Л. М. Исаева «Малярия в Бухаре», 1928 г. (подлинник)].

В Москве созвали срочное совещание. Пригласили военных и ученых-медиков. Среди приглашенных был и директор Тропического института профессор Марциновский. От этого крупнейшего знатока тропических болезней дипломаты ждали главных рекомендаций. Положение было действительно трагическое. Кроме телеграммы Фонштейна, на столе председательствующего лежало перехваченное письмо руководителя басмачей. «Мы отступаем, - писал Энвер-паша своим друзьям в Берлин, - но, отступая, побеждаем. За нас бьет врага малярия». То была чистая правда. Незадолго перед тем председатель Совета назиров (наркомов) Бухарской республики Файзулла Ходжаев сообщил в Москву, что малярия скосила почти весь состав его правительства, многих работников ЦК партии, руководителей армии и хозяйства. Хинина мало, его почти нет.

До нас не дошел протокол заседания в Наркоминделе. Известно лишь, что профессор Марциновский произнес тогда фразу, которую запомнили многие: «В таком городе, как Бухара, хинин не решает всей малярийной проблемы. Действовать надо иначе». Через несколько дней тридцатишестилетний ассистент Московского тропического института Леонид Исаев погрузил в теплушку свой скромный багаж и отправился в Среднюю Азию. В его мандате, который три недели спустя он предъявил постпреду Фонштейну, значилось, что он командируется в Бухару в качестве «консультанта Бухарской группы войск для изучения малярийной эпидемии и руководства в противомалярийной борьбе».