Из-за жары длинный, с лакированной крышкой стол и кресла из кабинета Вилкинса вынесены на веранду. Вокруг раскинулся тенистый сад, но и он не умеряет зноя. Только легкий ветерок от покачивающейся под потолком панки несколько разгоняет духоту. Заседание, которое тянется уже добрый час, ни у кого не вызывает интереса. То, что рассказывает доктор Вилкинс, всем хорошо известно и без него: в Бомбее слухи распространяются мгновенно. Все знают, что, с тех пор как введен приказ о похоронных справках, стрельба в городе не утихает ни на одну ночь; что госпиталь Гренд-Роуд подожгли брахманы в знак протеста против помещения их родственников вместе с больными из низкорожденных каст; что сестра итальянского посла, большая модница, целыми днями ездила по магазинам и заразилась, покупая какие-то безделушки в наиболее зачумленном портовом районе. Присутствующим известно даже больше того: лондонское правительство выразило неодобрение англоиндийским властям по поводу непрекращающейся эпидемии, которая мешает международной и внутренней торговле. Очевидно, именно этот окрик из Лондона заставил Калькутту прислать в Бомбей своего эмиссара. Директор медицинской службы, мистер Роберт Гарвей, потребует, конечно, решительных мер, а возможно, и сам предложит их. Но такие господа имеют обыкновение выступать в конце прений, выслушав все доводы. А пока Вилкинс тоскливой скороговоркой продолжает исчислять галлоны карболовой кислоты и сулемы, израсходованные на дезинфекцию, подсчитывает фунты сожженной на улицах серы и фунты стерлингов, израсходованные на строительство изоляционных лагерей.
Вязкие слова липнут к выступающим зубам и чахлым усикам полковника от хирургии, теряют смысл, превращаются в тягостную жвачку.
Кажется, проходит вечность, пока Вилкинса сменил, наконец, щеголеватый доктор Вир, ведающий санитарным состоянием города. Заседания вроде сегодняшнего как будто нарочно придуманы для того, чтобы такие молодые люди, как он, далеко не завершившие еще своего восхождения по служебной лестнице, могли сделать рывок вперед. В отличие от Вилкинса, голос у Роберта Вира звонкий и ясный, во взгляде, обращенном к директору Гарвею, - бодрость и полная готовность действовать по первому приказу. Так глядят на своего командира солдаты второго срока службы. И надо ли говорить, что подобные взгляды отнюдь не противны начальникам. Высказывания доктора Вира тоже рассчитаны более на командный состав, нежели на рядовых. Доктору, например, кажется, что, поскольку все до сих пор принимаемые меры ни привели к спаду эпидемии, а только повредили экономическому балансу Индии, то долг присутствующих подумать о том, как, естественно соблюдая предосторожность, облегчить все-таки морскую торговлю через порт Бомбея. Может быть, нет смысла так буквально понимать правила о карантине. Окуривание товаров серным дымом, по всей видимости, делает их совершенно безвредными для человека. Между тем хозяева гостиниц, магазинов расстроены отсутствием клиентов и покупателей; владельцы промышленных предприятий разоряются из-за того, что рабочие частично вымерли, частично бежали из города или выселены в изоляционные лагеря. Бомбейцы страждут ныне не столько от чумы, сколько от жестокости карантинных и предохранительных мер, прервавших повсеместно естественный ход жизни. Стоит ли сковывать второй по величине город страны страхом и ограничениями, которые сами по себе доставляют людям страдания?
Ба, да они с Виром даже «союзники»: оба протестуют против «санитарных» мер. От возбуждения Хавкин заерзал в кресле. Ничего себе «единомышленника» бог послал. Этот звонкоголосый доктор, конечно, не хуже бактериолога знает, что город изнемогает от бессмысленных полицейских осмотров и насильственной дезинфекции. Видит он и то, как особенно нестерпимо страдают бедняки. Но там, где честный ученый обязан помочь сотням тысяч, «добрый» Вир кидается спасать несколько десятков торгашей, прогорающих в условиях карантина. Впрочем,
Вир достаточно умен, чтобы одеть свое предательство в привлекательные одежды.
С тем же наивным и полным готовности выражением лица доктор изложил свою программу:
- Мы не знаем, что такое чума, и, по сути, не имеем против нее сколько-нибудь действенных средств. Остается одно: так же, как врач обращается к выжидательной тактике, когда не может одолеть болезнь своего пациента, так и городские власти должны принять нейтрально-выжидательную позицию по отношению к бомбейской эпидемии чумы, погасить которую пока не удается. Откажемся от карантина, осмотров, дезинфекции. Нормально живущий город скорее и легче справится с чумой, чем стиснутый путами запретов.
Внешне речь выглядела краткой и деловитой. Явно довольный произведенным эффектом, доктор Вир сел и скромно потупил глаза. Хавкину это смирение напомнило, как в индийской глуши охотятся с дрессированными змеями. Охотнику не нужны ни капканы, ни ружье. Он лишь выпускает ядовитую гадину из своей корзинки и спокойно ожидает, когда в чаще леса прозвучит предсмертный крик ужаленного животного. После этого остается только отправляться на поиски мертвого зверя. Дать чуме свободу? Ослабить карантин? Даже равнодушные городские чиновники не могли спокойно принять такое предложение. Собрание загудело, зашелестело бумагой, задвигалось. Все поняли: Вир бросил директору крючок с наживкой. Клюнет или не клюнет? Минуту назад равный среди равных, доктор Вир стремительно рос на глазах своих коллег. Смел. Ловок. Конечно, с точки зрения недавних открытий бактериологии, его идея - абсурд, более того - преступление. И недели не пройдет, как чума, не сдерживаемая карантинными запретами, доберется до Европы. И в первую очередь опасность обрушится на такие порты, как Лондон, Марсель, Гамбург.
Но почему же на физиономии мистера Гарвея не дрогнул ни один мускул? Неужели перспектива зачумления Европы его не волнует? Или он согласен с Виром? Согласен?! Присутствующие продолжали перешептываться, но постепенно на их лицах вместо сарказма начало выплывать раздумье, жесты стали более спокойными, более округлыми. Кто знает… В таких делах нельзя рубить с плеча… Может быть, господин главный медицинский директор имеет особые указания? Что ж, в столице многое виднее, чем в провинции… Судьба имперской торговли… Высшие государственные интересы. Шум за столом медленно замирал. Идея доктора Вира, минуту назад казавшаяся лишь хитрым ходом удачливого карьериста, вдруг стала терять свои грубые, непристойные формы, смягчилась, обрела право на существование. Докладчики, выступающие следом, не переставая ловить бесстрастный взгляд главного медицинского директора, на всякий случай уже говорили «о плане нашего коллеги доктора Вира». Одни одобряли «план», другие находили некоторые недостатки в частностях, но никто уже не смел прямо заявить, что король - гол, что отказ от карантина в конце концов раздует чумной пожар до размеров мирового бедствия.
За этой игрой, где каждый стремился лишь не оказаться в меньшинстве и не высказать точки зрения, которую потом осудят, присутствующие все больше удалялись от той цели, ради которой собрались. Число умерших и зараженных, количество жителей, помещенных в госпитали и выселенных в лагеря изоляции, стали служить докладчикам только материалом для доказательства своей правоты. Они с самым серьезным видом, как о чем-то очень важном, вспоминали, кто, когда и что именно произносил в общественных местах и личных беседах о чуме вообще и карантинной системе в частности. Забыв о мучительной духоте и жажде, чиновники - врачи и не врачи - наперебой просили предоставить им слово для разъяснения, дополнения и опровержения.
Следить за всей этой возней не хватало сил: Хавкин чувствовал, как слабеет с каждой минутой. Жар, сначала едва заметный, нестерпимым пламенем жег щеки, сушил губы, глаза, рот. Смысл прений то и дело ускользал от него. Наконец Вилкинс дал слово доктору Сюрвайеру. Хавкин напряг внимание. Сейчас впервые в официальном учреждении прозвучит сообщение о противочумной вакцине. Готовой вакцине. Единственном средстве, которое может действительно пресечь эпидемию.
