Он наскоро пожал им обоим руки и на ходу бросил:

— В случае чего прыгайте с паровоза. Подальше в снег старайтесь угодить. Больше вы уже ничем не поможете. До свиданья, ребятки!

С тендера на крышу первого вагона Василий забрался легко. Вагон оказался с тормозной площадкой. Но не так-то просто было держаться на крыше. Поезд мчался с огромной скоростью. Снег, голые камни гор и черные стволы сосен — все сливалось в один, рябящий в глазах, серый цвет.

Василий пробирался по качающейся крыше ползком, широко раскидывая ноги. Скоро должна быть станция, зачастую ее пропускают напроход. Что, если пути заняты?

По профессиональной привычке оглянувшись назад, взглянул на светофор. «Зеленый», — облегченно вздохнул он. Промелькнули домики станции, и вагоны начало кидать на стрелочных переводах.

Чтобы не сбросило с крыши, Василий ногтями цеплялся за липкое от мороза железо. Но машинист не чувствовал сейчас ни холода, ни боли.

Прогромыхав по станции, поезд вырвался на перегон, и вагоны пошли несколько спокойнее.

Василий знал, что сейчас будет прямой участок протяженностью четыре километра. Надо за это время перебраться на следующий вагон. Расстояние между крышами он решил преодолеть прыжком. Согнувшись, Василий встал на ноги и, балансируя руками, разбежался и прыгнул. На другом вагоне он, больно ударившись коленом, упал на живот, но сразу же поднялся и побежал дальше. Однако поезд, пройдя прямую нитку пути, вписывался уже в кривую. Вагоны, накренясь набок, снова задергались, готовые в любую минуту соскочить с рельсов.

Василий на несколько секунд застыл у края второго вагона. На удачу прыжка рассчитывать было трудно.

— Скорее! — подгонял он себя. — Иначе будет поздно.

И, напружинив все мускулы, он поднялся и прыгнул. Мелькнула под ним полоска живой, зловещей пустоты, и на секунду Василий испытал чувство падения. Руки скользнули по железу крыши, ухватились за желоб. Тот, словно бумажный, мягко согнулся. Ноги тщетно искали опоры и тоже безнадежно скользили по стене.

«Все!» — в ужасе подумал Василий, и вдруг сквозь грохот поезда совсем близко от себя он услышал плач ребенка.

«Скоро этот голос потонет в зловещем грохоте крушения. Нет! Я должен жить!»

Василий напряг всю свою силу и обхватил коленями угол вагона. Выступающие из стенок острые болты впились в ноги. Держась за конец желоба, он медленно поднимался все выше и выше. Вот он уже по пояс на вагоне. Но тут вагон сильно качнулся в противоположную сторону, и Василия, точно перышко, забросило на крышу.

От радости, неожиданного спасения у него перехватило дыхание, и он даже на секунду забыл, что надо делать. Однако плач ребенка снова вернул его к действительности, и Василий стал пробираться дальше.

Вот он уже у края крыши. Свесившись головой, посмотрел вниз. Да, рукава между вагонами разъединены. Теперь остается самое трудное: спуститься на автосцепку, потом еще ниже — под вагон — и соединить рукава. От крыши вагона до автосцепки более двух метров отвесной стены. Чуть просчитаешься — через долю секунды будешь бесформенным куском мяса. Но раздумывать было некогда.

Скользя животом по углу крыши, Василий повис на стене и прыгнул. От тупой боли он потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что щиплет бок. Машинист лежал вниз головой на двух автосцепках, и зазором между ними захватывало при толчках его фуфайку вместе с телом. Со лба горячей липкой струйкой текла кровь. Видимо, обо что-то ударился при падении.

Нужно было не теряя времени спускаться под вагон. Василий решительно ухватился руками за скобу на вагонном брусе и опустился вниз.

Некоторое время ноги, не находя опоры, болтались под вагоном в воздухе. Чтобы не задеть о землю, Василий поднял их и случайно наткнулся на какой-то угольник. Теперь Василий висел под вагоном в горизонтальном положении вверх лицом. Стало легче, можно освободить одну руку.

Он притянул к себе сначала один рукав и, прижав его подбородком к шее, потянулся за другим и соединил их. Открыл концевые краны и почувствовал, как в резиновых рукавах, словно живая кровь в артерии, упруго забился воздух, заполняя магистраль.

Василий продолжал висеть под вагоном.

Выбраться обратно на автосцепку у него уже не хватило сил. Остается одно: продержаться здесь до тех пор, пока помощник не остановит поезд. Примерно через две минуты в магистрали поднимется давление до четырех атмосфер, и можно будет тормозить.

Хватит ли у Геннадия выдержки? Василий почувствовал, что у него начинают слабеть замерзшие пальцы, он не мог ими уже пошевелить. Казалось: разожми их сейчас, и ему станет совсем легко.

Сколько времени прошло с тех пор, как он соединил рукава?

Скоро должна быть станция, где пути наверняка заняты. Ведь их поезд промчался, опережая все графики. Но почему Геннадий не тормозит?

— Ну, тормози же, Гена! — закричал Василий. Но голос его тотчас же проглотил грохот паровоза.

«А вдруг на паровозе никого нет?»

Он мог бы сам затормозить поезд, разъединив рукава, но у него сейчас не хватит сил оторвать руку от скобы. И Василий начал яростно бить головой о рукава. К привычному грохоту поезда добавился шипящий звук. Вагоны еще больше заскрипели, задрожали, поезд терял скорость.

— Молодец, Геннадий! — прошептал Василий.

И когда поезд, словно смертельно раненный зверь, дергаясь в последних судорогах, доезжал последние метры, Василий опустил руки.

Сразу наступила такая тишина, что, казалось, слышно было потрескивание прожекторной лампы светофора, горевшего красным огнем перед самым паровозом.

Потом из вагонов начали вылезать люди. Возбужденные, они направились к паровозу. Люди видели, как из будки вылез парень в засаленной спецовке, и, не поворачивая к ним встревоженного лица, побежал к вагонам. Через несколько минут он, придерживая под руки, подвел к паровозу другого.

Тогда все поняли, кому они обязаны своим спасением.

С окровавленным лицом и распухшими пальцами, машинист был страшен.

— Чего же мы стоим? Надо бинты с йодом принести. Он же весь израненный! — воскликнула стоявшая с мальчиком на руках женщина, и, подавая одному из мужчин своего ребенка, добавила:

— Коля, подержи Сенечку, я мигом сбегаю.

Ребенок заплакал.

И вдруг Василий, облегченно вздохнув, тепло улыбнулся маленькому гражданину.

Он узнал этот голос.

МАШИНИСТ

Паровоз ставили на консервацию, в запас. Давно закончен ремонт, густо смазаны солидолом некрашеные детали, но Иван Иванович не торопился с докладом. Он продолжал придирчиво осматривать паровоз, остукивать молотком каждую гайку.

— Сеня, — обратился машинист к своему помощнику, — принеси-ка ключ — буксовую струнку надо подтянуть.

Подвижной и ловкий Сеня Гончаренко поспешил выполнить приказание.

— Непонятно, зачем нам все это? Мы же не под поезд свой паровоз готовим, а в запас, на продолжительную стоянку, — сказал парень, протягивая Ивану Ивановичу ключ.

— А тебе откуда знать, сколько простоит паровоз в запасе? Может, завтра поступит команда на заправку? — обрезал машинист.

Паровозы растянулись ровным трехрядным строем на всю базу. Они стояли безмолвные и притихшие. Первым в этой колонне был паровоз Ивана Ивановича. На будке висела подновленная Сеней табличка: «Старший машинист паровоза — механик первого класса Иван Иванович Селиверстов».

«Как на памятнике», — прочитав написанное, усмехнулся машинист.

Он с усилием отвел взгляд от паровоза и глубоко вздохнул. Трудно было ему представить, чтобы такие богатыри оставались без дела.

«Ну что электровозы? Жидковаты они по горам лазить. Вон, говорят, на четырех локомотивах уже какая-то там обмотка сгорела. Электровоз — машина деликатная, требует к себе нежного обхождения. А паровоз, он безотказный».

— Посмотрим, — прошептал Иван Иванович, словно споря с кем-то. — Посмотрим.