Два наших крестьянина-мятежника без стеснения говорят «зажиревшим» швейцарцам:
«Вы щедро платите людям, именующим себя камизарами, хотя на деле они дезертиры, паписты, боровшиеся против пас в Севеннах; а нам, едва избежавшим колесования или сожжения на костре, вы отказываете даже в скудном пропитании…»
В результате их выгнали: «Мы оказались на улице, не зная, где преклонить голову, почти все стали врагами нашими…»
Тогда они едут в Лондон. А там французы, пасторы англиканской церкви, возбуждают против них население. Наших двух горцев чуть было не линчевали.{119}
И вот Авраам Мазель возвращается в Севенны.
Прибыв 12 мая 1709 года в Виварэ, он призывает к восстанию, увлекает за собой человек сто и отправляет на тот свет некоего полковника. 7 июля его ранили двумя пулями. 8 июля происходит схватка под Бати-де-Крюссолем; Авраам Мазель окружен, но отряд в сто шестнадцать повстанцев, которым умело руководил старик гугенот, твердо держался против всех гренадеров Керси, наступавших под командой самого интенданта Бавиля. Собрав уцелевших в сражении, Авраам Мазель отошел. Десять дней спустя оп снова был окружен и должен был отбиваться от превосходящих сил противника — на них напали сто пятьдесят пеших драгун, три эскадрона конных драгун, сто гренадеров и все ирландские роты; повстанцы убили трех офицеров, многих солдат, но потеряли еще пятьдесят человек.
В живых осталось всего пятнадцать человек, но в сентябре Авраам Мазель снова решает выступить в поход. Пьеру Кортезу с трудом удалось умерить его пыл и уговорить подождать до лета.
Осенью 1710 года Аврааму Мазелю удалось поднять две тысячи человек. Оп доверил командование некоему горожанину Юзеса — Арману Соссииу, и тот предал Мазеля. 14 октября 1710 года Авраам Мазель укрылся на уединенном Ножевом хуторе, был окружен, но, прежде чем пасть от вражеских пуль, старый мятежник из Пон-де-Монвера разрядил свой пистолет в лейтенанта…
После смерти Людовика XIV, ко времени отставки интенданта мессира де Бавиля, случившейся в 1718 году, больше не оставалось камизаров, но Пьер Кортез, Бонбону и Антуан Кур все еще скитались по долинам и в сумерках находили оставленную для них пищу на тех же самых плоских камнях, где некогда оставляли ее для Бруссона и Бивала, а там, где побывали проповедники, Севенны охватывал огонь заступничества за «религию, именуемую реформатской».
Долго еще не прекращались преследования гугенотов. Людовик XV продолжал вешать «сих еретиков, исповедующих религию, именуемую реформатской», и отрубать им головы; последних сосланных на каторгу за принадлежность к протестантской церкви освободили только в 1775 году;{120} законность браков, заключенных протестантами, признана была лишь в 1787 году.
Камизары победили только в 1789 году.
"Никого нельзя беспокоить за его мнения, хотя бы религиозные… Свободное сообщение другим мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека» (Декларация Прав человека и гражданина, принятая 26 августа 1789 года). Так Французская революция воздала мятежникам-горцам за то, чем она была им обязана, за то, что позаимствовала у них."
Итак, мы ввели сюда Историю[9]. Но некоторые действующие лица, быть может, плод воображения: такими в мечтах видел своих предков современный уроженец Севенн, пытаясь установить свою родословную, — он вертится вокруг да около нее, но вместо торжественного генеалогического древа находит лишь вековые каштаны, а простая их древесина идет на бедные гробы…
РОМАН ЖАНА-ПЬЕРА ШАБРОЛЯ О КАМИЗАРАХ
I
Религиозные войны во Франции волновали умы многих писателей. Бальзак оставил нам незаконченную книгу «О Екатерине Медичи», Проспер Мериме — «Хронику времен Карла IX», Александр Дюма — «Королеву Марго», Генрих Манн — «Юность и зрелость короля Генриха IV». События ожесточенной войны католиков и кальвинистов запечатлены в «Трагических поэмах» участника этих войн гугенота Агриппы д’Обинье. На протяжении более чем двух веков лилась кровь французов, горели города, опустошались поля. То была гражданская война, в которой принимали участие все сословия общества — дворяне и духовенство, торговцы и владельцы мануфактур, горожане-ремесленники и крестьяне, — они поднимали оружие в защиту своих интересов, прав, привилегий. Под религиозные знамена становились люди различного имущественного состояния, и цели, которые они преследовали, были различны. Для феодально-аристократических кругов религиозные войны служили средством обуздания центральной королевской власти средством междоусобной борьбы; горожане стремились покончить с феодальными ограничениями; крестьяне выступали против тяжелого гнета феодалов-помещиков.
Творческое воображение писателей, обращавшихся к эпохе религиозных войн, было приковано главным образом к первому их периоду, ко времени Варфоломеевской ночи — резне, учиненной католиками, и последующим за ней событиям, вплоть до принятия Нантского эдикта, гарантировавшего свободу вероисповеданий.
Как живой документ истории читаем мы сейчас мемуары Агриппы д’Обинье. И сегодня нас волнуют строфы его «Трагических поэм». Участник религиозных войн, д’Обинье бичует двор Екатерины Медичи, католическое духовенство, корыстное дворянство, легко меняющее свои убеждения. Со скорбью глядит он на разоренную войною Францию, сочувствует страданиям народа. В романе Шаброля невежественные крестьяне с волнением слушают его стихи, с благоговением вспоминают знаменитого деятеля гугенотского движения — воина и порта. Сын знатного аристократа, приближенный Генриха Наваррского, дипломат и полководец Агриппа д’Обинье поднялся над религиозными предрассудками и показал жестокие страдания простого народа, который занимает столь небольшое место в романах и пьесах писателей, живших после него.
Книга Бальзака о Екатерине Медичи посвящена проблеме власти, проблеме исторически оправданного насилия. Ее герои — государственные деятели, обладавшие сильным и целеустремленным характером. Бальзак сводил счеты с ненавистным ему буржуазным общественным строем. Победа буржуазии, по его мнению, принесла обществу войну всех против всех, развязала чудовищный Эгоизм и индивидуализм!. Не видя новой общественной силы, которая могла бы изменить буржуазный правопорядок, он мечтал о возрождении абсолютной монархии. Обращаясь к далекому прошлому, Бальзак усматривал в действиях Екатерины Медичи стремление создать сильное государство, сдержать центробежные силы феодального общества.
По-иному подошел ж решению этой темы Проспер Мериме. В историческом романе «Хроника времен Карла IX» Мериме осуждает и феодально-католическую реакцию и протестантов. Оба враждующих лагеря отстаивают узкокорыстные интересы, забыв о нуждах народа. Жертвой религиозного фанатизма оказывается бедный дворянин Жорж де Мержи. Втянутый в ход событий, он сохраняет в себе религиозную терпимость, человечность, и в ртом его трагедия. Религиозный фанатизм враждебен человеку, естественным человеческим чувствам и порывам. Роман Мериме был направлен против дворянско-клерикальной реакции 20-х годов и так же, как книга Бальзака, обращен к его современникам, к волнующим событиям дня.
Уже в наше время Генрих Манн создал произведение, в котором фашистскому варварству противопоставляется гуманизм эпохи Возрождения. Идеализируя Генриха IV, он наделяет его чертами мудрого, широко образованного человека, гуманиста, заботящегося о благе государства и народа. Генрих IV закладывал основы абсолютистской монархии и в этих целях стремился к объединению Франции, к урегулированию споров между католиками и гугенотами. Он перешел в католичество, но вместе с тем подарил гугенотам Нантский эдикт. И не случайно в памяти севеннских крестьян и через сто лет за ним сохранилась слава «нашего доброго короля». Произведение Генриха Манна, отстаивающее идеи гуманизма, прозвучало накануне второй мировой войны как призыв к борьбе с фашизмом.
