Плеснули в чарки с этим вот словцом.

«А было так, – припомнил дед Василий, —

Нас «Юнкерсы» под Киевом месили.

Забился в щель я, словно мышь в нору,

И думал: не убьют, так сам помру…»

Ребёнком я любил играть в игрушки,

Мне все равно: бомбёжки или пушки.

На украинской на певучей мове

Не различил я ужас в этом слове.

«Бомбёжка» – это, если не игрушка,

Наверное, забавная зверушка.

Мой смех отец и дед не осудили,

И вновь по полной самогон налили.

И тихо так сказал отец мой деду:

«Бог с ней, с бомбёжкой! Выпьем за Победу».

Мелькнули годы, нет ни деда Крошки,

Ни моего отца, ни той бомбёжки.

А что же есть на этом белом свете? —

Словарь войны запомнившие дети.

МЕТЕЛЬНЫЕ СНЕГА

Пришли снега метельные, большие,

завесили морозный окоём,

и ты стоишь, красавица Россия,

в пространственном величии своём.

Молчат твои застынувшие реки,

дрожат твои озябшие леса,

но в каждом встречном добром человеке

улыбка не покинула лица.

Своим друзьям ты стелешь путь приветный

и заметаешь с головой врага.

Гудят твои разгонистые ветры!

Метут твои чистейшие снега!

И снеговой завесой над страною

идут года под колокольный звон.

Вот так же в сорок первом под Москвою

сама природа встала на заслон.

Метель ждала решительного мига,

тая свой гнев в слепящей снежной мгле,

и хоронила рыцарей блицкрига,

и бинтовала шрамы на Земле.

ПОБЕДА

Победа по-русски значит – после беды,

после полей сражений – хлебное поле,

после бомбёжки – неслышимый шелест трав,

чай с сахарином горьким,

суп из худой лебеды,

апофеозом жизни,

осознанные поневоле,

строки святого писания:

«Смертию смерть поправ».

ПОЛЕВАЯ МОГИЛА

И печально, и отрадно

видеть с болью потайной

эту старую ограду

над могилой полевой.

Кто лежит здесь, мне неведом,

нет сюда широких троп;

может быть, солдат Победы,

может, мирный хлебороб.

Наклонились ивы низко,

дремлет светлая река.

Пирамидка обелиска,

а над нею облака.

Клевер к небу тянет пажить,

в речку смотрится лесок.

Подниму себе на память

жёлтый ивовый листок,

он прилёг на край могилы,

невесом и недвижим…

Поле, поле, дай мне силы

стать рачителем твоим.

Я вспашу тебя, засею,

колосочка стану ждать.

Тот, кто любит эту землю,

зря не будет умирать.

ВОСПОМНАНИЕ О ВОЙНАХ

На той, Великой, брат отцов Иван

не в битве пал, а без вести загинул,

у мачехи скончался муж от ран,

а мой черед уже, похоже, минул…

Быть сильным – значит быть врагом:

такой удел сулило нам заморье.

Я в мае слышу не весенний гром,

а пушек рёв, несущий смерть и горе.

Уже другие войны, не одна,

пророкотали над моей Россией,

и местью мы пресытились сполна,

поскольку нам Победы не простили.

Грядой вершин встают Афган, Чечня,

где на могилах не кресты – распятья.

Как пули, до сих пор летят в меня

простоволосых матерей проклятья.

А ведь моей вины как будто нет

в том, что мы до сих пор воюем.

Я не солдат, я только лишь поэт

с душой, открытой грозным ветродуям.

И все-таки я тоже виноват,

и каждый день сознаньем горьким полню,

не в том, что я поэт, а не солдат,

а в том, что жив и все сраженья помню.

В ГОДАХ НЕ МОЛКНЕТ ЭХО

Отгремела гроза и ушла,

в горизонте растаяли тучи,

снова солнечный день над землёй.

За далёкой лесною каймой

ходит эхо волною зыбучей.

Над рекою задумались кручи,

охраняя изгибы излучин,

и разлился озон голубой.

Гул всё тише… И вовсе пропал…

Лишь зарница блеснёт на мгновенье.

Зыбкий пар над полями дрожит.

Вновь орлан в чистом небе кружит,

озирая степные владенья,

все низины и все возвышенья.

Родники продолжают биенье

и вода между кочек бежит.

Что же мне так тревожно тогда?

Я закрою глаза и себя буду слушать.

Это дядя Иван из барака стучит в мои сны,

это неясными звуками вечно полны

и тревожат доныне усталую душу.

Это тётя Елена, сбегая из плена,

даже сердцебиеньем

боится себя обнаружить;

и пойму, что во мне бродит эхо войны.

МАРШАЛ

Впритык к Оружейной палате,

на мощном, как мамонт, коне,

с лицом удлинённым, суровым

сидит достопамятный Маршал.

Пред ним в окоёмом охвате,

в рекламном дрожащем огне,

в кольце, что зовётся Садовым,

колонны авто, как на марше.

Стрелец в одеянье старинном

торгует собой, ради снимка

на фоне Кремля за спиною

и луковиц древнего храма.

У ГУМА сияют витрины,

по площади стелется дымка.

У Маршала над головою

горит не звезда, а реклама.

Он был созидатель Победы,

себя не жалея и вóйска.

При Грозном Москва вся сгорела,

и жёг Бонапарт без пощады.

Но Маршал доподлинно ведал,

с предтечами вставши по-свойски,

столицу сдавать нам не дело,

потомки сего не прощают.

Но чьи же рекламы сияют

и «Опеля», и «Мерседеса»?

Вознес «BMW» свой трезубец

короною многоэтажной.

Выходит, они побеждают

во славу своих интересов?

И кто был правитель-безумец,

отдавший Москву на продажу?

Что твёрдому взору открылось

в бурлящем котле «перестройки»?

И опыт минувших сражений

какое решенье подскажет?

Коварна правителей милость,

которые к людям жестоки.

Свержений и новых свершений

кто путь неизбежный укажет?

Напитаны кровью все тропы

К истории русской, культуре.

Скорбят над народной судьбою

святых многомудрые лики.

И здесь, где турист из Европы

себя примеряет к скульптуре,

наш Маршал молчит, как пред боем

за сердце России великой.

БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК

– Дед, почему «Бессмертный полк»?

Ведь он же воевал… —

спросил мой внук,

и приумолк,

ответа он не знал.

Ну как мальчишке объяснить,

кто был убит, кто выжил,

какая их связала нить

и сделала к нам ближе?

В альбоме карточка отца