Никогда и никому не кланяться

сызмала меня учила мать.

Ей и поклонюсь, чтоб сон беспамятства —

высшей божьей кары – не принять.

Деревенский по происхождению,

горожанин поздней жизнью всей,

Родине, дарующей рождение,

поклонюсь, как матери своей.

БЫВАЕТ ЧАС

Бывает ранний час в ночи,

когда потеряны ключи

от сна, который не идёт,

в сознанье хоровод забот.

Бывает смутный час в ночи,

когда от горя хоть кричи,

когда от боли хоть заплачь,

а жизнь, как цепь из неудач.

Бывает грозный час в ночи,

когда сомненья-палачи

лишают нас последних сил,

когда никто уже не мил.

Бывает нежный час в ночи,

когда желанная молчит,

когда забыты все слова,

когда одна любовь права.

Но есть особый час в ночи,

когда в окошко постучи —

и побежишь, куда велят,

да в этот час все люди спят.

В ПАЛАТЕ

Прижав подушку к животу,

на краешке кровати

сижу всю ночь, как на посту,

шестой мужик в палате.

У всех болит, у всех свербит,

кто стонет, кто вздыхает;

один родными позабыт,

другой начальство хает.

Ночь начертила на двери

тень тополя узорно.

Тут вспомни мать или умри —

всё будет незазорно.

Успеем отдохнуть в земле;

под скальпелем хирурга

мы все лежали на столе

и живы с перепуга.

Жизнь принимать нас не спешит —

по капле, понемногу;

здесь каждый взрезан и зашит,

и предоставлен Богу.

Судьба, спаси и сохрани

всех, кто лежит в палате,

продли немереные дни,

а мы тебе отплатим.

Завяжет с выпивкой Иван,

курить забросит Мишка,

не будет бить жену Степан,

я накропаю книжку.

Утихла б только эта боль

да выписали к сроку —

и станет ангелом любой,

хотя в том мало проку.

Отдав поклон за всё врачу,

опять набедокурим,

мы не изменимся ничуть,

и выпьем, и закурим,

начнём любимых миловать,

ведь списывать нас рано.

…Скрипит тихонечко кровать,

подушка греет рану.

1995

ДВЕ ВЕТКИ

О. Маслову

На твоей могиле ветка Палестины,

светит в изголовье Вифлеемская звезда —

не дальневосточная, в общем-то, картина,

но не всё ль едино, где ждать Страшного суда.

Может быть, однажды с Дальнего Востока

веточку багульника я принесу тебе;

ни в каких скрижалях нет такого срока,

никакою датой не помечен он в судьбе.

Пальмовая ветка будет ждать свиданья,

сопки от багульника сиренево пылать.

Уходящим в вечность не нужно прощанье,

всем, кто остаётся, это надо понимать.

_{13 декабря 2015}

МЕЧТАЮ

О чём мечтаю? —

Съездить на рыбалку,

там, где Бурея морем разлилась.

Реки и лета ощущаю власть,

под их началом быть совсем не жалко.

Дышу неровно,

словно бы в подсак

большую щуку залучил

на плёсе.

Судьба-злодейка,

что же ты смеёшься?

Мне недоступен нынче и чебак.

И пескаришка понести урон

не думает от горе-рыболова.

Планида высока,

к тому ж сурова,

докука, хлопоты со всех сторон.

А правнуки от деда рыбы ждут.

а дети ждут отца,

чтоб внуков нянчил.

А я не жил,

я только-только начал.

Я очень долго, братцы, не рыбачил.

Нервишки, ишь —

сплошной суровый жгут.

Расслабиться…

Забыться…

И дышать

таёжным ветром

с привкусом живицы,

хотя б денёк.

И богу помолиться

смогу тогда.

Чего ещё желать?

* * *

Памяти Н. Релиной

Говорят, что на юг собираются птицы,

ну, а я остаюсь, мне лететь недосуг.

Может быть, вновь сумеет тот год повториться —

листобоя, Покрова, стремительных вьюг.

Лишь надеждой и жив, календарь отрывая,

день за днём убывающий наверняка,

что останется всё же со мной, убегая,

хоть на осень и зиму, родная река.

Я ещё потерплю оскудение почвы,

пусть морозы кусают и стынет лицо.

Как на тополе сиром последний листочек,

мне смиренье отправит своё письмецо.

Доживу до весны? —

буду рад возрожденью.

Задремлю ненароком, усну? —

так и быть…

Журавли улетают,

уносят сомненья.

До свиданья?

Прощайте!

На век, может быть…

2019

КУДА НИ ПОСМОТРИШЬ…

Куда ни посмотришь, а всюду, тихи,

задумчивы, с виду не броски,

растут не осинки, дубы и берёзки,

а самые лучшие в мире стихи.

Их говор спокоен, порою угрюм,

но чаще доверчиво нежен;

простор обнимает их, тих и безбрежен;

затем раздеваются вновь к октябрю.

Зачем вы! Не надо! Грядут холода.

Храните цветные одежды,

оставьте хотя бы крупинку надежды,

лишь ею и греюсь порой иногда.

Дышу на озябшие пальцы свои,

не держат перо, костенеют,

забыли науку, писать не умеют

не то что стихи, даже имя не смеют.

Отпели в апреле мои соловьи…

А время течёт.

И за дальней горой

теряется тропка глухая.

И ветер стихает,

и сам я стихаю.

и только стихи я встречаю порой.

НЕСЛУЧАЙНЫЕ СТРОКИ

Покидая ваш маленький город,

Я пройду мимо ваших ворот…

Е. Долматовский,

«Случайный вальс», 1943

В белых вишнях старый сад,

танцы под гармонь,

девушки в сапожках и баретках.

У тебя смущённый взгляд,

узкая ладонь

и осанка девочки балетной.

Ты вначале помани,

но не обещай

ничего, что может не случиться,

ну а после помяни,

словно невзначай,

ведь разлука в дверь уже стучится.

Не прищуривай глаза,

и не поднимай,

пусть тревоги не мелькнёт и тени.

Ну, подумаешь – слеза…

Солнце…

Ветер…

Май…

И война…

И вишни в белой пене…

Год рожденья моего

воскрешает вальс

на волне случайной вдохновенья.

Может быть, я оттого

вспоминаю вас,

воины отцова поколенья.

БОМБЁЖКА

Замшелый, словно пень, Василий Крошко

Словцо промолвил звонкое: «Бомбёжка!»

Они горючий самогон с отцом