Старик открыл дверь и шепотом сказал: «Меня зовут Дмитрий Петрович». И уже громко добавил: «Спасибо тебе! Экая молодежь нынче грамотная! Пришел, увидел, починил, понимаешь… С такими и коммунизм построим!»
– Не за что, – выдавил из себя Андрей.
Он вошел в комнату Шуры. За окном уже совсем стемнело, и снег по-прежнему неторопливо кружился, рождая ватную тишину. Андрей отметил, что справа была разложена и застелена раскладушка, и кроме того, вокруг нее была выставлена японская ширма – старенькая и изрядно обшарпанная, как и вся мебель в комнате, но все еще не лишенная красоты и изящества. Шура лежала на кровати, завёрнутая в халат и читала какой-то журнал. На Андрея она не взглянула, хотя и в этом отсутствии взгляда чувствовалась некая напряжённость.
Андрей моча зашел за ширму, разделся, и скрипнув пружинами, улегся и вскоре заснул.
***
Утро, судя по всему, уже наступило. Протерев глаза, Андрей перевернулся с боку на бок и, затем, снова скрипнув визгливыми пружинами старенькой раскладушки, перевернулся на спину. Затем он открыл глаза окончательно. Было часов восемь, судя по сероватому свету, падающему из окна. Спать уже совсем не хотелось. Он сел, снова заставив пружины издать тихий визг, и положил голову на руки. Шура, по-видимому, уже ушла на работу. В комнате, и вообще в квартире, было очень тихо, и лишь кухонные ходики тикали, размахивая жестяным маятником туда-сюда. Андрей встал, сунув ноги в ветхие комнатные тапки, надел джинсы и свитер, и вышел в коридор. В комнате старика было также тихо. Он прошел на кухню и посмотрел, чего бы можно было съесть. Один холодильник был заперт на ключ, а другой был почти пуст, и лишь в крохотной морозилке лежало что-то маленькое и заиндевелое. «Дрожжи, наверное», – подумал Андрей. Он поискал хлебницу, открыл и достал полукруглую краюху еще не совсем очерствевшего темного хлеба.
Чаю не оказалось, и Андрей вспомнил, что в пальто у него должна была быть пачка «слона», принесенная, если верить старику, из прежней реальности. Он вышел в коридор, нашел на вешалке среди прочей рухляди свое, не менее задрипанное, пальто и стал шарить по карманам. «Слон» исчез. «Что за черт!» Исчезло вообще-то много чего – ключи, теперь уже, впрочем, бесполезные, кое-какая мелочь. Однако деньги, вырученные за пальто, и газета были на месте. «Странно…», – подумал Андрей. – «Надо у старика спросить. Может, это эффект какой-то, сопутствующий…» Он постучал, но никто не ответил. Тогда Андрей потихоньку провернул ручку и толкнул дверь. Она отворилась без скрипа.
– Заходи-заходи, – услышал Андрей откуда-то из глубины комнаты.
Старик сидел за столом, спиной к двери и рассматривал в лупу пачку того самого «чайного слона».
– Заходи-заходи, – снова сказал он, не поворачиваясь. – Я думал, это Шурка, так поначалу и решил не отвечать, а потом вспомнил, что четверг же сегодня.
– А что, у вас тут по четвергам карманы принято чистить, пока люди спят?
– Ага, – ответил старик, нисколько не смущаясь. – Тебе, я полагаю, будет интересно знать, благодаря чему тебя сюда выперло-то?
– А что, это возможно понять? – ответил Андрей не без сарказма.
– Понять можно все, молодой человек, – ответил старик развернувшись. – Во-первых, как я понимаю, вся эта петрушка с тобой приключилась уже после того, как ты чай купил. Следовательно, я предположил, что данная пачка стала окончательным, завершающим, так сказать, звеном. – Старик торжественным жестом отложил «слона» на край стола.
– Далее, – продолжал он, – предметы-проводники силы, становятся реальными проводниками только тогда, когда имеют между собой нечто общее. Я не могу сказать точно, какая именно комбинация этих предметов, – он указал через плечо на стол, где лежала связка ключей и несколько монет, – сыграла с тобой эту шутку, но ключи, мне кажется, тут ни причем. Скорее всего, это какие-то из медных монет. Таким образом, береги все это как зеницу ока, ибо, я думаю, что не в последний раз тебе переходить пришлось. – Старик подмигнул, и даже изобразил улыбку, но глаза его при этом оставались неподвижны и холодны.
– Я тут звонил утром знакомцу одному… – сказал он, приподнимаясь, – Сходим сегодня к нему. Тебе полезно будет.
– Когда? – спросил Андрей.
– Да хоть бы и сейчас, – ответил старик, расправляя худые плечи. – Иди, собирайся. И штаны вот возьми!
Старик протянул Андрею серые клетчатые брюки, – Мы с тобой почти одного роста, так что сойдет пока что. А то, сам понимаешь…
– Ладно, спасибо, – кивнул Андрей и взял далеко не первой свежести брюки.
– Иди, собирайся, – коротко приказал старик.
***
Дорога оказалась дальней. Они несколько раз пересаживались из одного трамвая в другой, иногда шли пешком, минуя замерзшие пруды, которые, должно быть, к вечеру превращались в шумные катки, дающие о себе знать по всей округе хрипловатой музыкой. Последний трамвай, скрипнув тормозами, остановился где-то на окраине города. Большие дома уже закончились, и здесь был сплошь одноэтажный частный сектор, чадящий печными трубами. Отсюда, с бугра, было хорошо видно, где заканчиваются разбросанные, словно бы и вовсе без улиц, редкие домики, и начинается бескрайний синеватый лес.
Старик ловко соскочил с подножки и пошел вперед.
– Далеко еще? – спросил Андрей.
– Да нет, почти пришли уже.
Вскоре они подошли к одноэтажному дому с высоким крыльцом под выступающей крышей. Саму крышу дома венчал деревянный конек, а все окна и края дома были украшены резными планками. Дверь была открыта, и они, не стучась, вошли. В сенях было сыро и холодно, полно какой-то рухляди, пахнущей чем-то кислым. Старик толкнул вторую дверь, и они вошли в небольшую комнату.
– Бросьте пальто на диван, – послышалось из темной кухни.
Они повиновались.
– Сапоги снимать? – шепотом спросил Андрей.
– Да ладно, отряси ноги просто, да и все. Тут отродясь не прибиралось.
Старик почему-то криво усмехнулся. Из кухни, опираясь на единственный костыль, вышел пожилой одноногий мужчина, одетый в ватные штаны и байковую зеленую рубаху, воротник которой был засален настолько, что блестел черным.
– В комнату проходите, – махнул рукой хозяин. – Садитесь, а я сейчас чаю соображу. Чайник уж почти закипел.
Он заковылял на кухню, и вернулся спустя минуту с дымящимся чайником. Старик подвинул Андрею стул:
– Садись, чего стоишь?
Андрей послушно сел.
– Это одноногий Берци, – старик показал в сторону вернувшегося с чайником, одноногого хозяина дома. Тот кивнул, наливая кипяток в заварочный чайник. Затем он поставил чайник на керамическую подставку и уселся напротив Андрея, слегка улыбаясь. Старик, спустя минуту налил себе заварки, и разбавив ее кипятком из чайника, стал шумно прихлебывал из блюдца. Берци поглаживая рукой скатерть, рассеянно глядел мимо Андрея.
– Ну, так и будем молчать? Или, может, расскажете, чего звали? – начал было Андрей.
– Что скажешь? – спросил старик, обращаясь к Берци, и не обращая внимания на реплику Андрея.
– А черт его знает… Может ты и прав, но как-то боязно мне.
– Чего боязно? Пусть хрóны и возятся. Наше дело – сторона. Верно?
– Какие еще хроны? – Андрей встал. – Что значит «возятся»?
Берци и старик молчали, ехидно усмехаясь. Андрей направился к двери, затем повернулся и сказал:
– Значит, так, родные мои, я думаю, что я и без вас обойдусь. А ты, сморчок старый, если вздумаешь на меня навести, то я тебя за собой утащу. По крайней мере, пару обысков я тебе гарантирую. Понял? И ты, одноногий, тоже далеко не ускачешь, в случае чего. Так что, ребятки, вы уж тут без меня ребусами занимайтесь.
Он уже собрался было, хлопнуть дверью, как услышал твердый окрик старика:
– Сядь! – он смотрел в упор, будто оценивая что-то или выжидая, – Сядь и не рыпайся! Без нас ты здесь не жилец. Это первое. Второе – никто тебе плохого не желает. Наоборот, нам надо, чтобы ты довольный ушел, чтобы все чин-чинарем. Понял?
– Тогда чего туману напускаешь? – почти прикрикнул Андрей, – Говори все как есть.