– Она выжила, – его голос был наполнен воздухом, неосязаемый, как ветер. – Выжила!
– Немедленно сообщите Сатто! – воскликнул другой.
– Н-нужно ее покормить, – прохрипела Эльта.
И все они исчезли, оставив меня в одиночестве смотреть на мою звезду, отчаянно мечтая до нее дотянуться.
* * *
Три дня я провела в кровати со своей вышивкой у изножья, приходя в себя от испытания, которому полагалось меня убить. Я не знала, почему выжила, как и все прислуживавшие мне божки. Один из них, существо с медвежьим лицом, внимательно меня осмотрел и объявил:
– Вы всецело и бесспорно смертная.
И действительно, я шла на поправку так же, как всякая смертная оправляется после тяжелых родов. Даже лучше, ибо из чрева не вытекло ни капли крови, хотя у большинства женщин кровь идет еще несколько недель после родов. Оставалось неясным, связано ли это с тем, что мой ребенок – звезда, или же его рождение прижгло раны.
Я быстро восстанавливала силы благодаря покою и питанию. Мне доводилось видеть, как порой люди продолжают страдать в мыслях долго после окончания физических страданий, однако мои воспоминания о родах были смутными и далекими, словно все произошло во сне. Словно разум не хотел запоминать, хотя позже я заметила, что тело сохранило память о том, что было сложно принять.
Мне казалось, будто руки у меня слишком легкие, будто им чего-то недостает – младенца. Я не могла отделаться от постоянной тревоги, что о чем-то забыла. Просила увидеться с моей звездой, однако никому из божков не хватило бы сил доставить меня к далеким местам, где она жила, а мне еще не представилась возможность попросить Солнце, ибо Его всецело занимали «дела первостепенной важности», как выразилась Фосия. И действительно, стены Его дворца в основном оставались матовыми.
Большую часть дня я любовалась вечным ночным небом, вглядываясь в свою звезду и всех ее братьев и сестер. Так ко мне приходил душевный покой.
Отсутствие кровотечения стало не единственной странностью. У меня не появилось молока. Лишь одно свидетельствовало о недавней беременности: опорожненный живот опустился, кожа на нем стала толще, как на рубце. На удивление, исчез хрустальный блеск, присутствующий с самого прибытия во дворец. Поразительным образом я стала сама собой, хотя порой краем глаза замечала, что моя плоть словно светится мягким внутренним сиянием, прямо как некогда живот, обремененный звездным ребенком. Еще в волосах появились серебристые пряди, как у моей стареющей матери. Один взгляд в зеркало, которое принесли по моей просьбе, показал, что в остальном я не постарела, тем не менее я казалась себе иной. Словно душа моя несла больше лет, чем тело.
Впрочем, самое невероятное было то, что я жила и здравствовала, будто никаких родов не случилось, и не только меня одну сие обстоятельство обескураживало.
Еще через три дня ко мне пришли Эльта с Фосией, чтобы подготовить к ужину с Солнцем, как почти пять месяцев назад, только теперь под накидку надели платье, поскольку пропал кристаллический панцирь. Я на удивление тревожилась перед встречей с Ним: сильнее, чем в первый раз. Что-то пошло не так. О том говорили сказания и песни о звездных матерях, взгляды, которыми на меня смотрели божки, и мои собственные неоправдавшиеся ожидания.
Эльта с Фосией и так ужасно суетились, и мне не хотелось обременять их еще и своими тревогами, поэтому я оставила их при себе и позволила божкам провести меня через дворец в большую залу, которая моими смертными глазами воспринималась вполне плотной и земной. В центре стоял трон, мраморный на вид, окутанный лучами закатного Солнца. Высокий и широкий, он сиял золотом, из спинки во все стороны торчали золотые мечи, имитирующие лучи. Солнце выглядел так же, как и всегда в моем присутствии: сила подавленная, тем не менее производящая внушительное впечатление. Он был крупным, как и трон, лицо такое же сияющее и золотистое.
Странно то, что, смутно припоминая обжигающие и мучительные роды, я при этом каждой клеточкой помнила ощущения от тела Солнца на себе, о всепоглощающей муке, изнутри и снаружи, и о том, как я чувствовала все и в то же время ничего. Вспыхнула тревога – не из-за того, что я не забыла агонию нашей совместной ночи, а из-за того, что не могла вспомнить ощущения от появления на свет собственного ребенка.
– Церис Вендин, – мое имя, произнесенное Его глубоким голосом, прозвучало как псалом. Он подошел ко мне широкими шагами и остановился рядом, невероятно завораживающий. Голубые глаза блестели от восхищения. – Избранница звезд.
Собрав в кулак все мужество, я низко присела в реверансе и опустила подол на пол, только когда сочла вполне приемлемым.
Вдруг подбородка коснулся его горячий палец и приподнял. Я стушевалась от столь простого жеста: не из-за его нежности, а из-за воспоминаний о нашей совместной ночи, которые он бередил. Впрочем, доброта в лице Солнца меня приободрила, как и за тем обеденным столом несколько месяцев назад, где мы так откровенно беседовали и затем вполне дружелюбно разошлись.
С запозданием я вдруг осознала, что Его прикосновение, хоть и раскаленное, не причиняет мне боли. Это открытие потрясло.
Он долго меня изучал ярким, пылающим взглядом, пальцы продолжали удерживать мой подбородок. Я подыскивала слова. Некто во мне – эхо прежней Церис, земной – хотело воскликнуть: «Та-дам!» Разумеется, я не позволила этим звукам слететь с губ.
– Ты – аномалия, – молвил наконец Солнце. Тут Его взгляд упал на пальцы, которыми он прикасался к моей коже, и, вероятно, Он тоже только сейчас осознал, что не причиняет мне боли. Затем убрал руку. – Никогда, ни разу за все времена, ни одна смертная не пережила роды звезды.
Вглядевшись в Его лицо, я заметила в почти ослепляющих чертах восхищение. Пока Ему не требовалось выполнять мою просьбу не забывать обо мне, ибо я стояла прямо перед Ним, целая и невредимая.
Он склонил голову.
– Тебе нечего Мне сказать?
Я сцепила руки в замок.
– Ваше величество, меня заверили, что я вполне смертная. Боюсь, мне не по силам пролить свет на случившееся. Простите за каламбур, – спешно добавила я.
Он усмехнулся, отступил и обошел меня, заставляя нервничать. Затем вновь встал передо мной и сказал:
– Ты необыкновенная.
Я смутилась от похвалы.
– Б-благодарю Вас.
Он обернулся на нескольких внушительных божков, гораздо крупнее тех, которые удостаивали меня чести своими визитами. Один спросил:
– Что с ней делать?
– Я не ведаю, – ответил Солнце, опять взглянув на меня. Изучая так, будто впервые видел. Будто я стала другим человеком. Впрочем, я в самом деле изменилась. Затем, наклонившись настолько близко, что я чувствовала жар Его дыхания, Он заглянул мне в глаза. – Полагаю, ты не вполне смертная.
Сердце пропустило удар. Не вполне смертная?
Рука невольно легла на живот, где я когда-то вынашивала свою звезду. После родов мой организм изменился. Но насколько на него повлияло то, что ребенок был божком? Что он был звездой?
Солнце задумчиво хмыкнул.
– Если позволите… – тихо начала я, и Он одобрительно кивнул. – Я… Я хотела бы вернуться домой.
Солнце выгнул огненную бровь.
– Ты хочешь вернуться на Матушку-Землю?
Второе божество в дальнем конце залы подал голос, похожий на звон колокольчиков.
– Смертные там живут, – сказал он так, будто мы сами не знали.
Впрочем, возможно, стоявший передо мной бог действительно нуждался в напоминании.
Солнце провел яркими пальцами по подбородку, размышляя. Жест столь человеческий, что он даже показался мне милым. Почувствовав прилив смелости, я попыталась Его уговорить.
– Полагаю, я вам больше не нужна, мой властелин.
Он вновь усмехнулся.
– Не знаю, правдива ли твоя оценка, Церис Вендин. Ты нарушила порядок, существующий тысячелетия, и Я не знаю, как поступить, – он обвел помещение рукой. – Можешь остаться здесь.
Я с удивлением смотрела на Него, не веря своим ушам.