– И что, хочешь сказать, если сейчас перестать их капать – они помрут? – усмехнулся вояка, переведя взгляд на стоящего по левую руку рядового. Тот молниеносно вторил начальству, изобразив на лице натянутую улыбку.

– Большинство уже идут на поправку и, вероятно, перенесут, но тех, кого положили пару дней назад, нужно колоть ещё минимум неделю!

– Ну а мне нужно семьдесят тысяч литров бензина, чтобы вывезти нас из этой дыры. Да ещё желательно распутную блондинку в придачу, – уже вовсе не стесняясь загоготал полковник, и отсмеявшись, бросил взгляд на здание лазарета. – Так что передай своим болезным чтобы поумерили аппетит.

Калинин махнул солдатам и собрался продолжить путь, но Николай решительно преградил дорогу: – Фёдор, прошу, постойте! Люди нервничают, а вы ничего не говорите. Большинство до сих пор не получили ответ, есть ли в других группах их близкие. И что вообще сейчас с другими группами? Вы вообще связываетесь с ними? Какой у нас план действий?!

Полковник презрительно нахмурился, с одутловатого лица пропали все следы наигранной улыбки: – Это не твоё дело. Ты, вроде, врач – ну так иди и лечи. Вам расскажут, что положено, когда придёт время!

– Тут полторы тысячи живых людей! – не отступался Николай. Стоящие подле полковника бойцы недобро шагнули вперёд, но были остановлены жестом командира. – Им страшно, они растеряны и не знают, чего ждать. А теперь ещё и лекарств не будет?! Вы должны что-то предпринять, иначе начнётся паника!

– Послушай-ка сюда, сынок, – Калинин горделиво вскинул голову. – Эти доходяги должны быть рады тому, что их вообще кормят. Они спят в моих палатках и тратят мои лекарства, а сами только бесконечно ноют. Бойцы рискуют жизнями, мотаясь за припасами чёрт знает куда, потому что твои хлюпики заболевают от одного чиха! – вояка ткнул врача пальцем в грудь и с силой отодвинул в сторону.

– Партия значит пропала, да? – Николай смерил офицера презрительным взглядом. – Неужели вам настолько плевать?

– Дискуссия окончена, – полковник махнул солдатам рукой и, не оборачиваясь, зашагал в сторону радиовышки. Николай уставился в удаляющиеся спины и ощутил поднимающийся в животе страх. На весь лагерь раздался автомобильный гудок, знаменующий ежедневную выдачу еды.

Полевая кухня распахивала свои двери каждый полдень. Рацион составляли куриный бульон, в котором от курицы осталось лишь одно название, пшеничная каша, больше походившая на горькое жидкое пюре, и ломоть камнем засохшего хлеба. Помимо этого, раз в три дня выдавали сухой паёк, тщательно сберегаемый большинством жителей на всякий чёрный день, который определённо маячил уже где-то не за горами. Очередь на выдачу выстраивалась уже за час до раздачи и зачастую рассасывалась лишь к трём-четырём. Посуду приходилось беречь похлеще бабушкиных драгоценных сервизов: на полторы тысячи голов нашлось всего двести тарелок и того меньше приборов. Пройдя сотню метров мимо злой голодной толпы, Николай оказался у зелёного грузовика с нагревателем, подсоединённым к цистерне: получить кипяток не на костре можно было лишь раз в сутки. Нагло вклинившийся в колонну, врач мигом вызвал возмущение и агрессивное экание со всех сторон.

– Тихо! – прикрикнул мужчина, вынимая из кармана повязку с крестом и, повернувшись, обратился к солдату на раздаче. – Мне за себя и за Березина.

– Пока только пшёнка, бульон после двух, – бледный рядовой покорно протянул две смешных порции каши. В мешках под его глазами можно было спрятать пару караулов.

– Ты давно спал, дружище? – обеспокоенно покосился Николай.

– Позавчера… – едва слышимо просипел парень.

– Так он дух, ему сон не положен, – рассмеялся сослуживец, хлопнув парня по спине. В очереди возобновились причитания и ругательства из-за заминки. Врач развернулся и направился сквозь лагерь, огибая снующие туда-сюда фигуры. Пройдя мимо резвящихся детей, стервозной дамочки и танцующего посреди дороги чудака, Николай, наконец, добрался до закреплённой за собой палатки. Едва проснувшийся сосед уныло сидел на спальнике в одном ботинке, глядя серыми глазами куда-то в пустоту.

– Поздно ты, – усмехнулся Николай, подав товарищу джинсы и куртку.

– Слышал ночной концерт? Вот и я, – пожаловался парень, пытаясь не вставая натянуть штаны.

– Думаю, все слышали. Многие, кстати, даже присоединились.

– Ладно бы ещё что-то нормальное пели, – протёр глаза паренёк. – Нет же, третью ночь одно и тоже: мужик скормил друзьям свою жену, а какой-то чёрт сиганул с обрыва!

– Пойдёшь наверх? – усмехнувшись в ответ на причитания товарища, мужчина сутул тому в руки одну из тарелок.

– Угу, – промычал паренёк, наконец снарядившись для улицы.

– Тогда догоняй! – довольно топнув, врач нетерпеливо выскочил из палатки.

На крыше казармы было необычайно уютно. Пожалуй, это было единственное место во всей части, где Николаю действительно нравилось находиться Бетон умудрялся нагреться даже в мрачную погоду, а высотный воздух в кои-то веки не был пропитан сыростью. Оба медика сидели на краю, свесив ноги, и жадно поедали скудный обед. Перед ними раскинулся дивный пейзаж из заострённых зелёных шатров, тонких струек дыма и слоняющихся туда-сюда жителей. Где-то вдалеке раздался звук бьющегося стекла и крик:

– Эй, он украл мой паёк! Я видел, как этот ублюдок рылся в моей сумке!

– Ничего я не брал! Ты совсем свихнулся, старый маразматик! – возражал не менее суровый бас. Трое солдат уже спешили к потасовке быстрым шагом, в одной из палаток навзрыд ревел грудничок, а у самого забора небольшая легко одетая группа играла в дворовый баскетбол, используя прибитую к ограде шину в качестве кольца.

При первой встрече, Николай охарактеризовал Степана Березина, как меланхоличного романтика, погружённого в себя куда больше, чем в реальность. Да и теперь, спустя несколько недель, многие коллеги и соседи подтвердили бы, что ему скорее подошла бы профессия поэта, нежели врача. Впрочем, ни тем, ни другим пареньку стать так и не удалось. Из медицинского он ушёл на последнем курсе по неизвестным причинам, а творчество, с его собственных слов, требовало слишком много выдержки. Перебиваясь на подработках то тут, то там, Березин дожил до двадцати пяти, так и не найдя своего места в жизни. Кто знает, сколько бы ещё он слонялся от дела к делу, если бы не трагичные события последних недель. И как беззаботна была бы для него жизнь обычного гражданского в лагере: целыми днями сидеть погружённым в мысли, не обращая внимания на чепуху и суету вокруг. Однако, волей случая, Степан оказался вверен под руководство Николая в качестве помощника врача и с тех пор уже успел по-настоящему проникнуться обретённой должностью.

– Прямо так и сказал?! Ну урод… – чуть не выронив еду изо рта, воскликнул Березин.

– Ага, – Николай призадумался и протёр до сих пор ноющие после смены глаза. – С сегодняшнего вечера отменяем уколы у всех, кто лежит дольше пяти дней – должны справиться. Возможны осложнения, но лучше так, чем хоронить новеньких.

– Понял, шеф, – парень отложил тарелку с остатками каши в сторону. – Он меня вообще-то пугает до жути. Ещё эта его манера тыкать во всё подряд! Уверен, он в своё время поубивал кучу народу.

– Стёпа, он – полковник-инженер, а не универсальный солдат из кино… – врач невольно усмехнулся, представив Калинина в образе героя какого-нибудь боевика. – Нет, такие сами руки не марают. Кстати, мне солдаты рассказали, что он раньше дико бесился каждый раз, когда к нему обращались по званию. Сейчас уже смирился, вроде.

– Повезло же нам попасть к такому шизику, – Степан покрутил пальцем у виска, всё же выронив изо рта непроглоченную кашу. – А почему он так и не стал генералом тебе часом не рассказали?

– Они сами не в курсе, – отрицательно помотал головой Николай. – Что-то с первой чеченской связано. Мутное время. Он, вроде как, в самом пекле был.

– Ого. Ни за что бы не поверил, что Калинин реально воевал где-то. Придушить кого-то в подвале изолентой – запросто поверю, но настоящая война?