— Ведьма, пан?

— Рыжая стерва. Высоченная. Жила тут на отшибе — привечала всякую сволочь. Забудь о ней. Ничем она мне не помогла, только разозлила страсть. Хотел я спалить ее к чертовой матери, но сбежала, сука. Как закончишь с Боженой… — он помедлил и зачем-то стрельнув глазами к выходу, словно их могли подслушать. — Как закончишь дело, принесешь мне голову этой ведьмы. Сыт по горло я этими тварями, долго вилась ниточка моего терпения. Вы опричники, я слышал, лучшие в деле охоты на ведьм и ведьмаков?

— Это правда, пан, — склонил голову Каурай, скрипнув зубами. Он понадеялся, что воевода этого не услышал. — Но нужно ли это? Далеко не все ведьмы опасны. Некоторым под силу снять проклятье, если оно…

— Если оно мелкое, слабое! — перебил его воевода. — Точно так же сказала мне эта ведьма. И что снять его может только тот, кто наложил. Или сам Спаситель. Но та, что прокляла меня, давно лежит в могиле, а Спаситель за тридевять земель. В Терадале, и мне туда не добраться.

— Почему же? Вы могли бы совершить паломничество. Терадаль не ближний свет, но…

— Дурак! — хмыкнул воевода. — Стоит мне выйти за пределы острога, как проклятие настигнет меня. Наповал. Пределы Валашья — моя тюрьма, до конца дней моих. Наложившая проклятье знала свое дело. Она была умна… за что и поплатилась, дурочка. Ум — величайшее проклятие для женщины, ее рок. Даже Божена не смогла воспротивиться року. Никто из нас не сможет.

Он ненадолго замолк, опустив голову.

— Пока я в остроге, я в безопасности, — проговорил сквозь зубы воевода, не глядя на Каурая. — Но проклятье не только во мне. Оно и в этих стенах, в каждом камне, в бревне, в земле! Каждый, кто находится в Валашье проклят вместе со мной. А значит, и ты, одноглазый.

— И это именно то, о чем ты мечтал?! — ворчал Игриш, выгребая навоз из стойла и ругаясь себе под нос. С него уже пот ручьем струился, а работы все не убавлялось. Сначала их гоняли с рубкой дров, потом заставили выскоблить баню перед приездом разбойничьей ватаги, теперь очередь дошла и до уборки конюшни от навоза.

Снаружи вечерело, а они с Бесенком не вычистили даже половину загаженного помещения. Вернее, сам Игриш, который почти не выпускал лопату из рук. За ним внимательным взглядом желтых глаз наблюдал пушистый рыжий кот, удобно устроившийся на бочонке, — один из многочисленной своры любимцев бабки Клюньи, которыми полнился лагерь атаманцев. Гришу иногда казалось, что через эти вездесущие глаза за ними наблюдает сама бабка Клюнья, полуслепая, но вездесущая старая карга, котов у которой было больше, чем зубов во рту.

Игриш ее страшно боялся. Сам уж не знал почему, но когда эта высохшая мумия подходила к нему сзади и громко шамкая произносила “Ну, держииись!”, ему хотелось провалиться сквозь землю.

— Вступить в баюнову банду, чтобы убирать за ними говно! И это был твой план?!

Ответом Игришу были клубы пыли и частички сена, которые тут же посыпались ему на макушку. Мальчик чихнул, отбежал подальше и злобно оглядел навес под потолком, где тихой сапой угнездился Бесенок. Тот не слезал оттуда уже довольно давно.

Пара лошаденок, которые еще оставались в конюшне, на мгновение оторвались от своих кормушек и напутственно заржали, дабы Игриш не отвлекался по пустякам. Даже рыжик сузил свои глазенки, осуждая его за преступный простой. Выражая все презрение к ленивым мальчишкам, он отставил лапу и принялся вылизывать себе яйца.

— Милош?! Оглох что ли?

— Заткнись, — донеслось сверху. — И без тебя тошно.

— Не хочешь мне помочь?

— Я устал…

— А я, блин, по-твоему что полон сил? Ты чем там занят вообще?! — согнал Игриш кота с бочонка и под недовольное мяуканье взобрался на сеновал. — Милош?!

Ноль внимания. Тот сидел к нему спиной и был чем-то страшно увлечен.

— Ты чего опять?..

— Слушай, Гриш, чего ты разболтался-то? — повернулась к нему распухшая физиономия с стебельками, торчащими из всклокоченных волос. — Не мешай! У тебя там своих дел по горло. Вон еще говны по углам не убраны!

— Помоги мне, балда!

— Зачем?

— Чтобы быстрее закончить!

— Ага, и чтобы сразу сунули в зубы другую работенку — такую же грязную и бестолковую?!

— Если бабка Клюнья узнает, что мы бездельничаем…

Да, она снова подойдет к нему сзади и зашипит в ухо “Ну, держииись!” Его передернуло. Страсть.

— У этой старой карги и без нас забот хватает, — отмахнулся Милош и вернулся к своему занятию. — Да и остальные до завтрашнего дня не покажутся… Нужны мы им. Взяли они нас только для того, чтобы мы за ними горшки носили да сапоги чистили, эх!

Но Игриш не успокоился — подтянулся и забрался на навес. И тут же ему на глаза попалась знакомая блестящая вещица.

— Что это за штука?.. — поглядел он на коробочку, которую Бесенок крутил так и эдак.

— А я знаю, — пожал тот плечами. — Вишь красотища какая!

Игриш вынужден был согласиться. Ему особенно некогда было разглядывать находку, но теперь ему даже стало обидно, что она снова вернулась к хозяину. На глаза сразу попалась одна из граней с резным изображением лучистого коловорота, по внешнему кругу которого скакали с десяток маленьких человечков, выполненных с редкостным тщанием. Бесенок перевернул коробочку обратной гранью, и на них уставилась мерзостная оскаленная морда с высунутым языком, по жирным щекам которой тоже ползали десятки, а то и сотни мелких человеческих фигурок. По другой стороне кольцом закручивался змей, кусающий себя за чешуйчатый хвост. Четвертая грань была просто россыпью различных шестерней и крючочков, от обилия которых у Игриша закружилась голова.

Тут Бесенок на что-то нажал, и обе стороны коробочки щелкнули, по центру показалась щель. Однако попытавшись разъединить половинки, он только впустую потратил силы.

— Интересно, что внутри, — заинтересовано потряс Милош коробочкой над ухом и продолжил вертеть устройство в руках, нажимая на рычажки и кнопки, замаскированные в выпуклом рисунке. — Я думал приберечь ее для Баюна, но ну его — жирного у…ка этого. Целее будет.

— Так она не твоя?

— Моя! — ревниво стрельнул в него глазами Милош, словно Игриш мог ее отнять. — Тебе чего, завидно?

— Ты украл ее что ли?..

— А, ну а если и так, чего из этого? Кто-то потерял, а я вот подобрал. От них не убудет.

— У кого это, у них? Ты чего у Горюна не только лошадь увел?!

— А чего это ты так забеспокоился об имуществе Горюна? Положим не у Горюна я взял эту штуку, да и откуда у простого кузнеца может взяться такая прелестная вещица? У него пусть руки не совсем из зада торчат, но до такого искусства ему еще далековато…

Он догадался аккуратно повернуть обе половины вокруг своей оси, и хитрая конструкция начала смещаться. Изнутри головоломки что-то затрещало, зазвенело — коловорот солнц и змей закружился. Вслед им другие изображения побежали в разные стороны, открывая новую замысловатую картинку.

— Ай, горячая… — зашипел Милош и принялся перекидывать коробочку из руки в руку, словно печеную картофелину.

— Дай посмотреть, — не выдержал заинтригованный Игриш. В детстве игрушками его совсем не баловали, а эта занятная штукенция прямо просилась в руки.

— Ты чего не нагляделся еще? Сам же с ней таскался несколько дней.

— Ну дай!

— Сломаешь еще.

— Не сломаю! Как же я таскался с ней несколько дней и не сломал?!

— Повезло тебе, горемычному.

— Дай, говорю!

— Эй, вы! — огорошили их снизу и долбанули чем-то по доскам. — Хорош дрочить! А ну, слезайте, живо!

Рассерженный голос Берса хлесткой пощечиной посшибал их с насеста, и Игриш чуть ли не кубарем покатился по лестнице. В последнее мгновение, прежде чем сеновал пропал с глаз, мальчик увидел, как Милош торопливо закапывает коробочку в сено и бросается следом.

— Так, бездельники, закончили? — Берс упер единственный кулак в бок, когда Игриш спрыгнул на землю. За спиной однорукого атаманца ворота были широко распахнуты — в конюшню заводили взмыленных лошадей.