«Чокнутым быть удобно, — говорил кузен Эрли, сопровождая меня к развесёлой компашке отмороженных наёмников. — Ты просто пори совершенную чушь — с тобой и спорить не будут, да и подходить будут опасаться».

Вид у обернувшегося устранителя был такой, будто еще немного — и он начнёт опасаться ко мне подходить. Он даже потратил секунд десять, чтобы наклонить голову и изучить меня с особенным интересом.

— Выслуживаешься, Лайл? — спросил наконец негромко. — Помнится, в бараке ты тоже был со всеми в отличных отношениях. Кто заподозрит такого старательного, такого заботливого, а? Кажется, за это тебя и выбрали в осведомители.

Это мы с грызуном проглотили молча: не такое жрать приходилось. И вообще, есть дела: набросить свой маск-плащ, прихватить заплечную сумку, посчитать зелья на поясе.

— Плащ долой, — послышался голос за спиной. — Он тебе не понадобится.

«Клык» присел на стол и ухмылялся самым отвратным образом. Весь его сияющий вид так и говорил, что раз уж я сам вызвался превращать свою жизнь в ад — то кто он такой, чтобы мне мешать?

— В конечном счёте — главное знать, как правильно использовать ресурс. Так, Лайл? Ты, кажется, хотел прогуляться?

Крыса жалобно пискнула внутри. Будто спросила: и какого ты, спрашивается, после стольких лет меня не слушаешь?

Мне бы ещё это знать.

* * *

«Будь безмятежен, как же», — прошипел я себе под нос. Споткнулся о корень, который ни к селу ни к городу выперся в совершенно неожиданном месте. Попытался насвистывать сквозь зубы что-нибудь ярмарочное — все песни повылетали из головы. Намертво сидели только тюремные заунывные баллады — так что вперед я двинул уже под дивное «Плаванье в одну сторону».

Наш корабль всё плывёт —

Ветер тихо шепнёт:

«Ты уже не вернешься обратно…»

В боку покалывало, колени начинали похрустывать, и думалось невесело, что скоро я смогу не бродить, а ковылять. Если, конечно, не отключусь от усталости часика через два, и меня не сожрут местные комары. Они пока что принюхивались ко мне вопросительно, позванивали в ушах, но не набрасывались — ленивые по жаре

«Клыка» было не видно и не слышно с того момента, как мы вступили в лес.

— Вперед, — сказал Нэйш, когда след волочения потерялся. Махнул на запад, где люди пропадали чаще. — Если след будет вести в другую сторону — я подам знак. Не придерживайся троп. Можешь не спешить. Останавливаться, чтобы передохнуть. Производи побольше шума и… постарайся выглядеть безмятежным.

Не знаю, как я выглядел в этот самый момент. Наверное, не особенно близким к безмятежности.

Нэйша, во всяком случае, это устраивало: у него был такой вид, будто он может любоваться вечно. Так что я не стал ещё улучшать ему день, развернулся и потопал в лес.

Получил в спину пожелание приятной прогулки.

Мантикора его задери, Нэйша. То есть, можно и не мантикора… и не сейчас.

Потому что я-то надеюсь — он всё-таки где-то неподалёку. Отслеживает драккайну, пока я тут изображаю из себя невинную жертву. Что мы тут играем в классическую игру с подсадной уточкой, а не изображаем что-то такое извращённое, где я просто еда.

И что взгляд, который упирается мне между лопатками — это всё-таки взгляд устранителя.

Справедливости ради — от этой прогулки можно было бы даже получить удовольствие — первый час или два. Пока чаща не стала гуще, подобие троп не стало истончаться и зарастать под ногами, пока на деревьях не появились густые подпалины, а землю не пропитал стойкий запах — грибов, болота и немного падали.

Пока не стукнуло чувство одиночества — мерзкое, подзабытое немного: будто снова в семь лет заблудился за пять сотен шагов от дома и не можешь выйти на свет. И грудь давит, и понимаешь, что намертво утратил направление — хотя нет, направление же держал… А если потерял?

За три часа… вот уже четвёртый пошел… никаких следов никого из них. Ни драккайны, ни Нэйша. Ни пропавшей девочки. Ни следа — то есть, следы какие-то попадаются, но, может, они старые. А обрывков одежды или волос пока не вижу.

Я остановился дважды — глотнул воды, перехватил сухарей и сжевал кусок зачерствевшего пирога, а их всё не видно и не слышно. А может, крыса слишком сильно орёт изнутри о том, что я идиот, и что мне нужно бежать, бежать, бежать обратно.

Наверное, я не особенно лесной человек. Во время службы в Корпусе приходилось, конечно, всякое. Вскрывать схроны контрабандистов в лесных чащобах, и вылавливать разбойников, влезать в схроны и логовы… и нет, не надо сейчас о Трестейе и о её подземных ходах. Со временем я научился ориентироваться в лесу. Только вот так и не смог отделаться от этого чувства — что на тебя откуда-то смотрят. Как на добычу.

Две сороки перекрикивались над головой — заливались смехом. От земли поднималась лёгкая дымка: жаль, душновато в куртке. Хотя, может, это из-за Печати: нелегко шататься больше трёх часов в полной готовности: выкинь ладонь вперед — саданёшь заклинанием.

Четырежды приходилось обходить ловушки и капканы, выставленные местными — от души бестолково, запах протухшей приманки так и лупил по ноздрям.

И может же быть, в конце концов, так, что эта тварь сегодня больше не выйдет на охоту? Было бы неплохо… да нет, девчонку всё равно нужно искать. Хоть и мало шансов.

Мысли начали путаться — плохо. В голову лезло всякое дрянное — иступленное горе на лице матери, «принесите хотя бы тело», круги эти выпаленные… круги вот…

Бьёт на отвлечение, так? Драккайна словно закутывает жертву в круг огня. Создаёт себе прикрытие, ослепляет, отвлекает… скрывается за пламенем, а потом выпрыгивает. Всяко уж получше, чем с дерева на голову, да.

И, спрашивается, где сейчас Нэйш, и почему не подаёт ни единого знака, и не наскучила ли ему наша маленькая игра.

Хотелось крикнуть. Пусть хоть кто-нибудь откликнется — зверь, человек… Привычно затыкал крысу, с усилием замедлял себя и делал вид, что не просто тащусь от дерева к дереву: я тут гуляю, понимаете ли. Вкусная, безобидная, заблудившаяся еда.

Кому крысятинки, а?

Приближения драккайны я не увидел. Услышал только лёгкое шуршание справа. Но верный грызун истерично взвизгнул: «Опасность!» — и я сперва воззвал к Печати и закутал себя в щит холода. Потом занялся оранжевым пламенем куст прямо передо мной, потом слева, справа, повсюду…

Огненный вихрь, неостановимое кружение, водоворот огня на пять шагов вокруг — и я в центре водоворота. С лихорадочным: «Что делать, что делать, что делать…»

Я не мог ее рассмотреть, и бить было невозможно, и нужно было надеяться разве что на то, что Нэйш рядом и глаза у него зорче. Воздух, раскалённый, разъярённый, хлестал по лицу, и что-то стремительное носилось по кругу, по кругу, и хотелось водить за ним взглядом, чтобы попытаться угадать: откуда кинется?

Не сметь — закружится голова. Запитал щит до отказа, так, что почувствовал, как замерзает земля подо мной. Долго так не продержаться — и почему она не останавливается?

Потому что ты стоишь, — шепнул инстинкт. А должен лежать. Она охотится на слабых. Ты — не слабый, ты опасность.

Падать мучительно не хотелось — но пришлось. Повалился сперва на колени, потом боком, не ослабляя щита. Готовясь — бить, как только оно остановится.

Сгусток огня пронёсся по кругу раз, ещё, взметая искры… И шагнул в круг, будто вылепляясь из огня.

Весело скаля зубы.

Лисица, облачённая в пламя — если бывают огнистые лисицы ростом мне до подбородка, с тремя хвостами, по которым перетекают языки огня. Искры перепрыгивали по рыжей шкуре, хвосты взбивали воздух — обращали в огонь.

Очень может быть, это было завораживающе красиво. Если бы я не старался поднять ладонь и незаметно прицелиться. Потому что в тот момент, когда я встретил взгляд ярко-оранжевых глаз — понял: больше одного удара у меня не будет. Либо я её сейчас загашу во всех смыслах, либо…

Удар на удар, много шансов, что не успею.