Литмир - Электронная Библиотека
A
A
* * *

В нежно-голубых мраморных плитах отражалось полуденное солнце.

Мягкий бриз тянулся с моря, волновал роскошные одежды вельмож. Красный с золотом пурпур, белоснежные тоги и россыпь жемчугов – в императорском дворце собралась вся придворная знать Византии: новый государь принимал верительные грамоты иностранных послов. Двор гудел, обсуждая последние сплетни – ноту протеста, врученную русскому послу Велидарю.

– Вы слышали, он отрицал…

– Неслыханно… А в чем обвинили русских?

– Караван… Его задержали для проверки документов на прошлой неделе, отконвоировали в порт, – пожилой вельможа со знанием дела окинул заполненный людьми зал. – На его борту обнаружили кое-что запрещенное.

– Но как? – дама в ядовито-малиновом хитоне придвинулась к нему, пожирая сановника любопытным взглядом. И добавила драматическим шепотом: – И что там такое нашли?

Вельможа понизил голос и округлил глаза.

– Оружие. Секретное.

– О господи! Какой кошмар, – и она с восхищением посмотрела на русского посла в дальнем углу зала.

Господин Велидарь держался особняком. Новый, с иголочки, костюм подчеркивал независимый вид и образ бунтаря и похитителя женских сердец. Дама вздохнула и заодно тайком покосилась на вельможу в красном, который молча сидел неподалеку, – видно было, что он тоже потихоньку изучал русского посла.

По залу прошла волна. Распахнулись двери, глашатай возвестил о начале аудиенции.

Император замер на троне, посматривал на подходивших то одних, то других послов, но взглядом, впрочем, то и дело цеплялся за Велидаря.

Послы вереницей приближались к нему, озвучивали заранее заученные речи и передавали верительные грамоты – хрусткие свитки. И отходили вправо в ожидании итоговой речи императора.

В числе последних подошел и Велидарь. Зал замер.

– Ваше высочество, светлейший император Русского царства заверяет вас в дружбе и вечной симпатии, подтверждает действительность заключенных ранее договоров и почтительно просит принять скромные дары в знак дружбы и почтения…

– …Неужели вы решили отдать Перуновы щиты?

Велидарь засмеялся, продемонстрировав белоснежные зубы:

– Не представляю даже, о чем вы говорите, государь!

Он осекся, заметив, как от гнева потемнели глаза императора, как на знакомом лице отразилась неприятная гримаса, будто маска, а от ступней Флавия скользнула к Велидарю тень, мгновенно взобралась на плечо и коснулась виска.

В памяти русского посланника Олега Богуславовича тотчас же вспыхнула недавняя встреча в Раграде: испуганная и встревоженная девушка, почти ребенок, в синем ученическом платье, отороченном кружевами, и с неприбранными косичками. Олег нахмурился, попытался прогнать внезапно нахлынувшее воспоминание, голос царевны, ее взгляд. И тонкий силуэт на фоне окна в отцовском кабинете. И тревогу в голосе.

Он встретился взглядом с императором – темные глаза злорадно прищурились, словно прочитав все мысли посла.

Велидарь внезапно понял главное: неизвестно каким образом, но Флавий теперь точно знает о существовании Кати.

«Как? Что происходит?», – озадачился он, прогоняя с плеча темную крылатую тень.

Рука императора, принимавшая свиток русского посла, дрогнула.

Свиток полетел вниз, к ногам Флавия.

– Русскому царю передай, посол: даю ровно сутки, чтобы предоставить Залог власти. Иначе… Пеняйте на себя.

Дряговичи оказались небольшим поселением, не имевшим даже крепостной стены, а единственным каменным зданием здесь был замок графа Дабижива Вавры. В нем-то и остановились вельможи, что прибыли в Дряговичи. Городок лихорадило, торговки вытащили на рыночную площадь все свое рукоделие, все ткани из закромов – в надежде продать подороже важным господам. Подступы к городку были сплошь усеяны обозами.

Данияр, Катя и Ярослава дождались сумерек и теперь тихонько передвигались через расположившихся на ночлег путников, прислушиваясь к их разговорам. Из обрывков фраз стало понятно, что в гостях у графа – новый епископ, знакомившийся со своей паствой.

Прибывшие с обозами приехали на предстоящее аутодафе[10], которое непременно сопровождало прибытие епископа: узники графской тюрьмы уже не один месяц ждали этого дня, надеясь на помилование. Они ведь не знали содержания вынесенного им приговора, надеялись, что «отпущение на волю»[11] означало буквально свободу и снятие всех обвинений. Крестьяне, ремесленники истово верили в справедливость предстоящего судилища, смаковали подробности событий. Кто-то претендовал на имущество приговоренного, кто-то хотел удовлетворить любопытство или получить реванш, наблюдая за страданиями давнего врага.

– Зачем Анна поедет сюда? – недоумевала Катя. – Можно же объехать городишко.

Данияр качал головой:

– С ней ведь тоже священник едет, епископ Роже, помнишь? Анна станет королевой католической Франции, почему бы не проверить крепость ее веры прямо сейчас? – Он сорвал травинку, растер между пальцами: – Не исключаю, что и гость графа прибыл сюда не случайно, эта встреча может быть заранее запланирована, как большая остановка. Дать отдохнуть княжне, сменить лошадей. – Он посмотрел на Ярославу и Катю. – А тогда церемония будет большой и затянется на несколько дней.

– И, скорее всего, к Анне будет не пробраться.

Данияр притормозил, склонился к девушкам и прошептал:

– Предлагаю новый план: обойти Дряговичи и выдвинуться Анне навстречу.

В этот момент среди людей возле обозов послышались взволнованные возгласы. В отсветах костров замелькали тревожные тени. Длинные. Черные. Пугающие.

– Что происходит? – Катя вытянула шею, вглядываясь в темноту.

Будто приливной волной, стоянку всколыхнуло, затопило паникой. Люди рядом вскочили и побежали врассыпную. Ярослава успела схватить мальчонку за локоть:

– Что там?

– Стража. Ведьму ищут! – у мальчишки горели глаза, рот искривился от смеси ужаса и волнения.

Вырвав локоть, он помчался вперед, выкрикивая:

– Ведьму! Ведьму ловите!

– Не нравится мне всё это, – Данияр нахмурился, привлек к себе девчонок, чтобы в возникшей суматохе не потерять их. – Уходим к Берендею.

Катя потянулась за иглой, вколотой в воротник рубашки, Данияр уже привычно положил руки на плечи девушек, царевна приготовилась снова испытать тяжесть и головокружение, закрыла глаза, понимая, что сейчас наступит тьма и ей опять больно сдавит легкие. Набрала воздух и затаила дыхание.

Но ничего не произошло. Катя снова и снова касалась прохладного металла, но они по-прежнему оставались на заполненном людьми поле. Посох бездействовал.

Только этого еще не хватало… В чем дело? Вдруг Катя догадалась: это путы мешают работать посоху – чье-то магическое заклинание повязало всю их волшбу. И что теперь делать? Данияр схватил девушек за руки, потянул в сторону, стараясь смешаться с толпой. Вот впереди блеснули серебром бляхи на доспехах стражников, в красных отсветах костров ощетинились мечи и копья – стражники взяли народ в кольцо и методично его сжимали.

– Без паники, христиане! – крикнул старший отряда. – Истинным верующим нечего опасаться. Вам надлежит подойти ко мне и назваться.

При этом он неуловимо покосился на светловолосого мужчину в черном одеянии, будто в поиске его одобрения. Сколько Катя ни вглядывалась, она не могла разглядеть черты светловолосого и запомнить их, они ускользали подобно морской медузе, когда ее схватишь. Совсем так же, как у Ирмины, когда Катя столкнулась с ней в чертогах Мары. И этого было достаточно, чтобы догадаться: перед ними – слуга черного морока.

Катя взглянула на Данияра – он тоже смотрел на мага.

Тот, окинув взглядом сбившуюся в кучу людей, отошел в тень. Или тень поглотила его, оставив лишь неясный силуэт, – так, пожалуй, будет точнее. Худые плечи, светлые, почти белые волосы до плеч, подобранные тонким обручем с инкрустацией из черного камня… Странный незнакомец.

вернуться

10

Аутодафе – церемония публичного оглашения приговора трибунала инквизиции католической церкви, включавшая торжественные процессию, молебен и оглашение приговора в присутствии королевского двора или местных властей. Инквизиция не приговаривала к смерти, поскольку как церковному институту ей было запрещено проливать кровь; она передавала упорствующих еретиков, не пожелавших раскаяться и отречься от своих заблуждений, в руки светских властей, которые выносили приговор в соответствии с существовавшими тогда светскими законами против еретиков (включавшими в себя в том числе и сожжение на костре) и приводили его в исполнение. Церемония оглашения приговора специальных церковных судов против еретиков появилась в ХШ веке вместе с возникновением инквизиции, однако ряд исследователей считает, что сожжение и праздничные церемонии, с ними связанные, были известны и ранее. – Прим. ред.

вернуться

11

Осужденный «отпускался на волю» в том смысле, что церковь отказывалась впредь заботиться о его вечном спасении, она отрекалась от него. Нераскаявшиеся передавались в руки светской власти. Фактом передачи инквизиция провозглашала, что душу грешника спасти невозможно, остается покарать его тело, что во всех случаях входило в компетенцию светской власти. Такие приговоры обычно оканчивались пожеланием избегать кровопролития. На этом церемония аутодафе завершалась. Затем приговоренных к казни принимал гражданский чиновник, который приказывал связать их и заключить в темницу. Несколько часов спустя (иногда на следующий день) их вели на место казни. Те, кто перед смертью все-таки просил о таинствах покаяния и причащения, сжигались предварительно умерщвленными, прочих же сжигали заживо, сожжению по приговору также подлежали изображения скрывшихся (т. н. казнь в изображении) и останки уже умерших еретиков. – Прим. ред.

28
{"b":"846433","o":1}