Когда я поднимаю голову, Тамаз уже собирается уходить, так и не дождавшись моего ответа. Ощутив укол вины за свое предвзятое отношение, решаю окликнуть его и дать что-то взамен. Чтобы и у него сохранился на память символ нашего примирения.

– Вот возьми, – прошу я, отдавая ему наскоро вырванный из скетчбука рисунок черного лебедя.

– Спасибо. – Уголки его губ приподнимаются, но это все еще трудно назвать улыбкой.

Я заглядываю в его темно-зеленые глаза, несмотря на страх пораниться о его металлический режущий взгляд.

– Почему ты рассказал мне об этой теории?

– О какой? – интересуется вернувшаяся из столовой Виолетта. Она протягивает мне бутылку с водой и вопросительно смотрит на Тамаза. – Я что-то пропустила?

Так и не ответив на мой вопрос, Тамаз разворачивается и уходит на свое место.

– У-у-у, – протягивает Летта. – Какой неприступный. Наверное, поэтому все по нему сохнут.

– Сохнут? – переспрашиваю я. – Кто?

– Да все. Оглянись, – она кивает на компанию наших одногруппниц. – Думаешь, кого они обсуждают целыми днями?

– Они же его совсем не знают.

– В этом и смысл. Он, как конфетка, которую хочется откусить, чтобы узнать, что внутри.

Может, и хорошо, что мама запрещала мне общаться с парнями. Потому что это точно не для меня.

– Не понимаю я этого, – признаюсь я, сделав глоток воды. – Заинтересоваться человеком только потому, что он недоступен? Бред.

– Согласна. Именно поэтому я с Мишей. Он без всех этих прибабахов. Говорит, что думает, ничего не таит. Но в таких, как Тамаз, есть определенный шарм, и с этим ничего не поделаешь.

– Не вижу в нем никакого шарма. Только мрачную сдержанность.

– И все же ты говорила с ним, пока меня не было, – ухмыляется подруга. – А еще подарила ему свой рисунок. Я все видела, Эми, даже не пытайся отмазаться.

– Он сделал мне подарок, чтобы извиниться за вчерашнее, я захотела ответить тем же. Так было правильно.

Несмотря на твердость в голосе, я все еще сбита с толку из-за Тамаза и напугана предстоящим разговором с отцом.

– Хофчепшь? – Летта протягивает мне злаковый батончик, пока пытается прожевать тот, что у нее во рту. – Офчхень вкусшфно.

– Давай, спасибо.

Откусив немного батончика, я задумываюсь о том, как донести бумажного лебедя до дома и не повредить. Хотя меня вообще не должно это волновать. Точно не в ситуации, в которой сейчас находится моя семья. Но я волнуюсь. Искренне и всем сердцем переживаю за сохранность этой хрупкой черной птички.

Если бы меня попросили одним словом описать отца, я бы назвала его собранным. Всегда готовым к принятию важных, хоть и непростых решений. Хотя, судя по рассказам мамы и сохранившимся фотографиям, в студенческие годы он был совсем другим. Стеснительным и неуверенным в себе, предпочитающим провести вечер за учебниками, нежели встретиться с друзьями. Возможно, он изменился из-за знакомства с мамой, точно шторм ворвавшейся в его спокойную жизнь.

Папа ожидает меня в гостиной, устроившись в большом кожаном кресле, которое до сих пор закреплено за ним, несмотря на его окончательный переезд несколько месяцев назад. На спинке стоящего неподалеку компьютерного стула висит его серый пиджак, с которым он не расстается уже пару лет.

– Эми, – кивает он, как только я оказываюсь перед ним. – Как прошел твой день?

– Пап, давай не будем тратить время. Что ты намерен делать с мамой?

– Мне правда интересно, как поживает моя дочь. И мы не начнем говорить об Анфисе, пока ты не расскажешь, что нового и как прошел твой день.

Уверена, что именно таким тоном он общается со своими подчиненными. Но я уже привыкла и не обижаюсь на присущие ему строгость и официальность.

– Да ничего особенного. Все как обычно. Послушала лекции о дизайне в универе, потренировалась на катке и поехала домой.

– Перед тем как уснуть, Анфиса сказала мне о парне с поцарапанным лицом. Твой новый друг?

Я пытаюсь сохранить бесстрастное выражение лица, но это практически невозможно, потому что речь явно идет о Тамазе.

– Эми? – зовет отец, нахмурив темно-каштановые брови.

– С чего ты взял, что речь идет о реальном человеке? – спрашиваю я, опускаясь на компьютерный стул. – Она сказала, что это был сон.

– Ну, пару часов назад она так не считала. Ты же помнишь наш уговор? Никаких парней в доме.

– По-твоему, я нарушила запрет и привела сюда парня из маминых снов? – усмехаюсь я. – Похоже, не у меня одной начался индуцированный бред.

– Что это?

– Неважно, – отмахиваюсь я, разочарованная тем, как развивается наш разговор. – Моей вины в происходящем нет. Надеюсь, тебе достаточно моего слова. Или хочешь расспросить соседей, не приходил ли сюда некто с поцарапанным лицом?

– То, что ты сейчас грубишь, уже о многом мне говорит, – спокойно парирует он.

– Ты ведешь себя так, будто это форсмажор на работе, который нужно срочно решить.

– Это гораздо серьезнее любого форсмажора, Эми. Речь идет о вашем с Анфисой благополучии. Я уже позвонил в центр, но у них сейчас нет свободных мест. Мне искренне не хочется искать что-то еще, потому что только там она получала должный уход и бережное отношение.

– Так и не ищи. Мы справимся, – уверенно заявляю я, хотя насквозь пропитана сомнениями.

– Это невозможно, Эми. Знаю, что ты не хочешь отправлять ее в обычную лечебницу, поэтому предлагаю вот что… – Сделав паузу, он откашливается и достает из кармана брюк телефон. – Я созвонюсь с несколькими организациями, которые предоставляют соответствующие услуги и найду для нее сиделку. Как только в том медицинском центре освободится место, мы сразу же перевезем ее туда. Я уже обо всем договорился, мне позвонят и сообщат.

– И что я должна на это сказать? – негодую я. – Ты уже все решил и просто ставишь меня перед фактом. Как обычно.

– Скажи честно, Эми, ты все еще веришь, что ей можно помочь?

– Да.

– Я дал тебе шанс найти специалиста, который что-то изменит, но ты только потратила время и деньги. Как долго ты собираешься тянуться к звездам?

– Пока не достану одну из них.

Кивнув, отец протягивает мне телефон, чтобы я взглянула на резюме представленных на сайте сиделок.

– Мы не можем оставлять ее одну в таком состоянии, – напоминает он. – Это не выход, но временное решение. Соглашайся.

– А ее ты спросил? – Взрываюсь я. – Мама вообще в курсе твоих планов? Думаешь она обрадуется, когда проснется и увидит рядом с собой постороннего человека? Ты только пытаешься быть заботливым, но совсем о ней не думаешь!

– О, Эмилия! Я только и делаю, что думаю о ней. С тех самых пор, как она заявила, что беременна тобой и…

– А при чем тут это? – не понимаю я.

По его испуганному взгляду становится ясно – на эмоциях он ляпнул лишнего, и теперь обдумывает, как повернуть время вспять.

– Ни при чем. – Забрав у меня телефон, он спешно прибирает его в карман и встает с места. – Будем считать, что договорились. Я сам выберу сиделку, попрошу ее приехать завтра утром. Введешь ее в курс дела, а потом поедешь на учебу, ладно?

– Ничего не ладно! – Фыркнув, я преграждаю ему путь к выходу. – Почему я должна общаться с сиделкой, которую ты решил нанять?

– Потому что это в интересах твоей матери. – Он старается говорить тем же ровным и спокойным голосом, что и в начале беседы, но у него ничего не выходит.

– А вот и нет, – спорю я. – На следующей неделе у нее встреча с новым врачом. И по-настоящему в ее интересах рассказать ему, что с ней произошло.

– Она так и делает.

– И ты тоже?

– Ты хочешь меня о чем-то спросить, Эмилия?

– А сам как думаешь? – Я не могу унять своего возмущения, потому он явно что-то скрывает. – Если окажется, что ты знаешь, о чем она молчит, и специально не говоришь об этом врачам, я с тобой больше никогда не заговорю.

– С каких пор ты мне угрожаешь? – спрашивает он, явно пораженный моей решимостью добиться своего. – Начинаю думать, что твоя мама права, и ты спуталась с нехорошим человеком.