‒ В моих сценариях у них есть возможность постепенно пройти этот путь, проявляя терпение, смирение.

‒ Да, это, конечно, хорошо, это правильно, но…кто же будет разворачивать Землю?

Лиза часто говорила, что нужно «разворачивать Землю». Что она имела в виду?

Как-то в одной из таких бесед со мной она с тревогой сказала, что многие во Вселенной считают, что проект «Земля» надо закрывать, что в массе своей земные пневмы не меняются к лучшему, не выполняют миссий, возложенных на них их лими́сами и возвращаются в Эна́рфию с плачевным результатом. Поэтому проект «Земля» многими жителями Эна́рфии да и Материи считается неудачным. Когда-то Землю уже спасал Он, потому что она – Его детище. Он до сих пор удерживает её от физического и духовного коллапса. Но недоброжелатели продолжают настаивать и приводить разумные и убедительные, на первый взгляд, доводы о бесполезности и даже вредоносности этого проекта.

Лиза строила мрачные прогнозы о том, что Земля несётся в бездну, и что только земные пневмы-герои могут развернуть её вспять.

‒ Да где же взять столько героев! ‒ недоумевала я.

‒ Мы все ‒ дыхание Отца, ‒ с вечным спокойствием и торжественностью произносила Лиза, ‒ мы все можем быть героями.

Какой же героический сценарий я могу написать для скопидома Елены Анатольевны или для Алексея с его вечными самооправданиями? Вот Лиза – та была героем! Нет, не сейчас, а тогда во время её последнего воплощения на Земле.

Она работала врачом-реаниматологом.

‒ Я всегда хотела спасать людей, ‒ говорила она. ‒ Помнишь, как главному герою в книге «Над пропастью во ржи» хотелось только одного – стоять на краю скалы и ловить заигравшихся детей, чтобы они не упали в пропасть? И вот твой «заигравшийся малыш», твой пациент, уже сорвался, уже летит в эту бескрайнюю, таинственную, неминуемую бездну, о которой никто и никогда не говорит им правду. Ты хватаешь его и тащишь изо всех сил на Землю, где у него снова появляется шанс доиграть, достичь когда-то поставленных целей, о которых, как ни смешно и нелепо, он сразу забывает в момент воплощения.

‒ Меня поражает этот парадокс, ‒ удивлялась Лиза, ‒ что лими́сы с таким горячим желанием готовы воплощаться на Земле. Но ведь там одним из главных правил Восхождения является блокировка знаний о том, кто они на самом деле, откуда и зачем. Это как в русских сказках, когда герой стоит на распутье: «…а прямо пойдешь – и коня потеряешь, и сам сгинешь». Но богатырь, а порой и не богатырь вовсе, выбирает всегда именно этот самый трудный, самый, казалось, безнадежный путь.

‒ Ну, так многие теряют и себя, и коня, ‒ горько заметила я.

‒ Себя потерять невозможно, ‒ уверенно отвечала Лиза. – Возвращаясь в Эна́рфию, всё равно обретаешь себя вновь и видишь всю картину целиком.

‒ И сколько же нужно героев, чтобы развернуть Землю? – поинтересовалась я и отпила чай из дымящейся кружки.

‒ Не знаю. Честно. Но точно знаю, что каждый из них важен. Жаль, что я не успела завершить начатое, ‒ её голос погрустнел, и в больших глазах снова отразилось воспоминание о первых часах последнего развоплощения.

Их самолёт взорвался в воздухе. Террористический акт. Обломки упали в пустыне. Пассажиры, около двухсот человек, и пилоты после развоплощения первое время оставались в пустыне. Самолёт и свои тела они не видели, да и вообще не поняли, что произошло. Все вместе шли по ночной пустыне в неизвестном никому направлении. Никто не задавал друг другу вопросов. Небо над ними было усыпано миллиардами звезд. Оно манило к себе и как бы говорило: «Летите ко мне! Здесь ваш дом!»

‒ Потом перед нами возник шатёр. Рядом с ним у костра сидели пятеро мужчин похожих на бедуинов, – рассказывала мне Лиза. – Мне тогда показалось, что они нас ждали. Бедуины нас поприветствовали и проводили в шатёр.

‒ И вы там все поместились? – удивилась я.

‒ Да. Почему-то внутри он оказался роскошным восточным дворцом с огромными залами. Все разошлись по этим залам в сопровождении новых знакомых. Но меня один из бедуинов отвёл в небольшую комнату, где я увидела красивую женщину в богатой восточной одежде, мальчика-подростка лет пятнадцати на вид и какое-то человекоподобное и прозрачное существо. Женщина, подросток и существо сидели за столом у окна. Сквозь существо было видно ночное небо пустыни.

Я слушала Лизу и вспоминала свой последний опыт развоплощения. Он был несколько иным, но в одном – в восприятии происходящего ‒ почти все мы схожи: ты ничему не удивляешься. Ведь во сне, даже самом невероятном, мы ничему не удивлялись: таково свойство астрального мира. Теперь после развоплощения Лиза, лётчики и другие пассажиры самолёта снова попали в астральный мир, в котором бывали каждый день своей жизни.

‒ Женщина выглядела спокойной, ‒ дальше рассказывала Лиза, ‒ она молчала, а подросток и прозрачное существо о чём-то горячо спорили. Бедуин подвел меня к ним и куда-то быстро исчез, как будто испарился. «Здравствуй, Лиза», ‒ поприветствовала меня красавица. Она смотрела на меня строго, но по-доброму. «Мы не ждали тебя так рано. Что ж, в любом случае, нам нельзя здесь задерживаться. Ты нас пока не можешь вспомнить, но разреши нам представиться. Я – твой Наставник Римма. Это, ‒ показывая на мальчика, ‒ твой Охранитель Макс, а это… ‒ здесь Римма сделала паузу, несколько колеблясь, ‒ ну, я вас потом представлю друг другу. Нам всем сейчас надо уходить» ‒ и мы вышли из шатра, ‒ завершила эту часть рассказа Лиза.

Я обожаю, когда лими́сы рассказывают о первых минутах развоплощения своих пневмов ‒ последнем приключении перед возвращением в Эна́рфию. И здесь мне хотелось бы пояснить от себя, что Астрал – это переходная зона как для воплощённых в Материи, так и для невоплощённых. Зона временного пребывания. Пневмы ‒ воплощённые лими́сы ‒ набираются здесь космических сил, выходя в Астрал во сне, а невоплощённые, ‒ по-земному ‒ «умершие» или «неродившиеся» ‒ встречаются здесь со спящими пневмами своих родственников, друзей, знакомых. Сразу после развоплощения первыми появляются лими́сы – Проводники, кем и были те самые бедуины. Потом приходит Наставник, Охранитель и может прийти это странное прозрачное существо, о котором вы узнаете из дальнейшего рассказа Лизы.

‒ Мы вышли из шатра вчетвером, ‒ продолжала Лиза. ‒ Я спросила про остальных, разбившихся на самолёте. Римма ответила, что каждого из них уже встретили, как положено в этом случае. Мы пошли с Риммой рядом, чуть позади – Макс с прозрачным существом. Я слышала, как они довольно громким шёпотом переговаривались у меня за спиной: «Ты должен был ее остановить!» ‒ упрекало Макса прозрачное существо. «Ты же знаешь, что это было уже невозможно: переход уже состоялся!» ‒ оправдывался Макс. «Ну, всё, перестаньте, ‒ Римма остановилась и обернулась, ‒ пора возвращать вас друг другу». Я не поняла, кого и кому возвращать, но тут Римма, как мне показалось, своим взглядом велела прозрачному существу подойти ко мне. Оно приблизилось почти вплотную ко мне, коснулось своей прозрачной рукой моей шеи. Я машинально схватила его руку за запястье, но неожиданно необыкновенное чувство радости охватило меня. Я вдруг осознала, что бесконечно люблю это существо и что хочу стать с ним единым целым. И как только я осознала это желание, существо исчезло, но во мне произошли невероятные перемены. Во-первых, я тут же узнала Римму и вспомнила, кто она. Я узнала Макса – моего Охранителя. В последнем своём земном воплощении Макс был моим дедушкой Максимом Петровичем. На Земле я его не знала, только видела фотографию юноши, почти мальчика, у моей мамы в альбоме. Мой дедушка ушел на фронт в 1941 году и погиб в первые месяцы войны. Ему шёл тогда девятнадцатый год. В Саратове его ждала моя бабушка, беременная моей мамой. Максу – Максиму Петровичу ‒ как одному из достойных представителей своего Родового Круга, дали право стать Охранителем своей внучки – меня. Мы дружили здесь в Эна́рфии, и ещё до моего последнего воплощения договорились об этом. Так как я никогда не видела дедушку ни стариком, ни даже взрослым мужчиной, а только юношей, то я всегда звала его Максом. Оказалось, что прозрачное существо – лими́с ‒ это есть я сама. А та Лиза, что вернулась с Земли – пневм ‒ лишь часть меня. Та часть, которая в качестве ученика проходит Восхождение в разных проектах.