В праздник Богоявления, 6 января 1520 года, Лев X при сослужении Грасси крестил ал-Хасана ибн Мухаммада ибн Ахмада ал-Ваззана на пышной церемонии в соборе Святого Петра – пока еще не в том реконструированном и великолепном здании, каким оно станет позже в этом столетии, но озаренном красивыми свечами в серебряных канделябрах156. Ал-Ваззан, наверно, сравнивал это с церемонией, проводившейся, когда влиятельный христианин добровольно переходил в ислам – «покорялся» или «сдавался» Аллаху, если использовать предпочтительную арабскую формулировку. В этом случае новообращенного облачали в североафриканскую или «турецкую» одежду и тюрбан и торжественно везли верхом на коне по улицам к гробнице святого, где он, подняв вверх указательный палец правой руки, трижды произносил перед свидетелями исповедание веры (шахаду): «Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммад – посланник Аллаха». Затем следовал пир, после которого совершали обрезание, и новообращенный обычно принимал мусульманское имя157.
На церемонии крещения ал-Хасана ал-Ваззана присутствовали кастелян замка Святого Ангела, которому теперь предстояло увидеть, как его узник выйдет на свободу, и три крестных отца, выбранных папой за причастность к борьбе против ислама. Одним из них был испанец Бернардино Лопес де Карвахаль, кардинал Санта-Кроче, латинский патриарх Иерусалима и давний сторонник церковной реформы. (В 1511 году он выступал вдохновителем созыва раскольнического реформаторского собора против папы Юлия II, за что разгневанный папа лишил его кардинальского сана, а Лев X впоследствии в нем восстановил.) Уже в 1508 году Карвахаль проповедовал, что близка гибель ислама во всей его ложности и греховности. Началом было отвоевание Гранады, а пророческие знамения сулили обращение мусульман и окончательное торжество церкви. Во время пленения ал-Ваззана его будущий крестный отец входил в состав папской комиссии по вопросам о путях объединения христиан против турок158. В эту же папскую комиссию входил и второй из крестных отцов ал-Ваззана, Лоренцо Пуччи, кардинал Санти Кватро. Будучи великим пенитенциарием Льва X, Пуччи распоряжался доходами от продажи папских индульгенций и приобрел репутацию нечестного и вороватого человека. Он был из тех церковников, поступки которых подливали масла в огонь нападок Мартина Лютера на богословское обоснование индульгенций («Папские индульгенции не снимают вины», – настаивал немецкий монах в 1517 году), но и добрых католиков они тоже могли возмущать. В сатирическом стихотворении от лица покойного слона Льва X тот завещал свои челюсти «преподобнейшему кардиналу ди Санти Кватро, чтобы он мог проглотить все деньги всего христианского мира». Тем не менее папа питал симпатию к Пуччи – земляку-флорентийцу и способному каноническому юристу. Среди других обязанностей, связанных с реформами, предложенными Пятым Латеранским собором (1512–1517), он возложил на Пуччи надзор за евреями и марранами, которые притворялись истинными новообращенными христианами159. Надо полагать, папа думал, что Пуччи присмотрит и за обращенным в христианство мусульманином. Из всех крестных отцов ал-Ваззана самую важную роль в его будущем сыграл кардинал Эгидио да Витербо. Давний генерал Августинского ордена, а с 1517 года кардинал Санто-Бартоломео-ин-Изола, Эгидио был знаменитым оратором, выступавшим перед папой, церковным советом, королем, императором и Синьорией. Он проповедовал новый золотой век, о чем шла речь в его сочинении «История двадцати столетий» («Historia XX Saeculorum»), рукопись которого он завершил в 1518 году и посвятил Льву X. Автор предвидел возрождение гуманитарных наук, углубление исследований Библии и объединение мира в христианстве под властью папы римского – турки будут сокрушены, а евреи, мусульмане и индейцы Нового Света обращены в истинную веру. Он провел 1518–1519 годы в Испании в качестве папского легата, побуждая короля Карла Габсбурга к войне с турками160. Таким образом, все те, кто окружал ал-Хасана ибн Мухаммеда у купели при крещении, страстно желали уничтожить религию, в которой он родился. Ему дали новое имя Иоаннес Лео в честь папы римского, который окропил его водой, так что отныне эти двое были связаны духовным родством, которое каноническое право устанавливает между священником, проводящим обряд крещения, и его крестником. Бывшему мусульманину нужна была также фамилия, и, судя по записи Грасси, папа дал ему фамилию своего собственного рода: «де Медичи». Это ни в коем случае не являлось юридическим усыновлением: официальное усыновление было практически неизвестно среди флорентийских семей за последние три столетия. Скорее, это напоминало принятую как во Флоренции, так и в Венеции практику пожалования обращенным мусульманским рабам фамилии хозяина, который выступал в роли крестного отца при их крещении. Ал-Ваззан был пленником, а не рабом, но фамилия Медичи связала его с великим семейством в зависимом статусе, так же как ливрея, которую носили лакеи и слуги. Интересно, что в дальнейшем наш новообращенный никогда не использовал «де Медичи» в качестве фамилии, упоминая о себе, а однажды назвал себя просто «servus Medecis [он неправильно написал имя!]», то есть «слуга Медичи». Никто другой тоже не называл его этим именем. Для своих современников-христиан он теперь был просто Иоаннес Лео, Джованни Леоне, из Африки161. Что касается меня, то я буду чаще называть его именем, которое он сам дал себе на арабском языке после обращения в христианство: Йуханна ал-Асад – Иоанн Лев. В нем сосредоточено сложное переплетение ценностей, взглядов и масок в его итальянской жизни в ближайшие семь лет162. После крещения Йуханна ал-Асад смог свободно покинуть замок Святого Ангела. Перейдя через Тибр и прогуливаясь по его берегам, он, наверно, сравнивал Рим с другими городами, которые он видел, и особенно с Фесом, так хорошо ему знакомым. Рим по численности населения был почти вполовину меньше Феса, но здесь находился центр соблюдавшей целибат европейской религиозной организации, привлекавшей в Ватикан мужчин из многих стран, так что на римских улицах, площадях, во дворах Йуханна ал-Асад мог слышать множество языков, помимо латыни и итальянского. Он должен был заметить, как далеко находится Ватикан от Капитолийского холма, где размещались в древности учреждения общественного органа власти, Сената римского народа, в отличие от скопления правительственных и дворцовых построек в одной части города в султанском Новом Фесе. Он, конечно, увидел бы памятники, датируемые веками, ушедшими задолго до основания Феса, правда, в плачевном состоянии; из Колизея тачками вывозили камень. В Фесе Ваттасиды, похоже, не начинали больших строительных проектов и не возводили новых мечетей в дополнение к прекрасным постройкам прошлого, а главной градостроительной задачей здесь было найти место для расселения мусульманских и еврейских беженцев из Испании. В ренессансном Риме Йуханна ал-Асад мог наблюдать признаки того процесса, который должен был через несколько десятилетий превратить город в один из великолепнейших в Европе. Юлий II и Лев X проложили новые улицы, в том числе Виа Леонина, проходящую недалеко от монастыря Эгидио да Витербо. Проектировались новые дворцы. Но процесс шел неравномерно: реконструкция собора Святого Петра, к которой приложил руку Рафаэль, в 1520‐х годах замедлилась, и волки все еще рыскали по ночам у самых стен Ватикана163. Лев X собирался предоставить новоявленному Джованни Леоне какую-нибудь должность или источник дохода, по крайней мере это услышал венецианский посол в Риме после церемонии крещения164. Но трудно представить себе Йуханну ал-Асада на посту секретаря или писаря в папском доме или в римской курии, где умение писать латиницей и владение европейскими языками были необходимым условием. Скорее, именно его знание арабского языка и рукописей, а также менталитета исламского мира представляли ценность для папы – а также для кардиналов и аристократов. Как следствие, он, вероятно, переводил документы с арабского языка для папской канцелярии, руководимой кардиналом Джулио де Медичи, и для других секретарей папы165. Возможно, он какое-то время служил советником библиотекаря Ватикана, должность которого ныне занимал ренессансный гуманист Джироламо Алеандро. Алеандро знал древнееврейский и древнегреческий языки и с помощью одного ученого из Греции не замедлил приступить к составлению каталога греческих рукописей в собрании Ватикана. Кроме того, у него появился интерес к арабскому языку. Перед тем как летом 1520 года отбыть с папской миссией, направленной против Лютера, Алеандро мог предложить Джованни Леоне проконсультировать двух подчиненных ему хранителей по поводу арабских рукописных книг: они были лишь частично учтены в описи 1511–1512 годов, а в 1518–1519 годах их просто свалили в одну кучу, внеся в глухой перечень «книг на разных языках»166. вернутьсяParide Grassi. Diarium. Vol. 2. F. 310r–v. вернутьсяGlassé C. The Concise Encyclopaedia of Islam. P. 88; The Oxford Encyclopedia of the Modern Islamic World / Ed. by J. L. Esposito. 4 vols. New York; Oxford, 1995. Vol. 1. P. 318–321; Bennassar B., Bennassar L. Les Chrétiens d’Allah: L’histoire extraordinaire des renégats, XVIe–XVIIe siècles. Paris, 1987. P. 314–318, 325–328, 339; Penelas M. Some Remarks on Conversion to Islam in al-Andalus // Al-Qantara. 2002. Vol. 23. P. 194–198. вернутьсяMinnich N. H. The Role of Prophecy in the Career of the Enigmatic Bernardino López de Carvajal // Prophetic Rome. P. 111–120; Jungić J. Joachimist Prophecies. P. 323–326; Minnich N. The Catholic Reformation: Council, Churchmen, Controversies. Aldershot, 1993. Vol. 2. P. 364–365; Bernardino López de Carvajal. La Conquista de Baza / Trad. C. de Miguel Mora. Granada, 1995, особенно: P. 120–121; Marino Sanuto. I Diarii. Vol. 25. P. 76. вернутьсяMarino Sanuto. I Diarii. Vol. 25. P. 76; Gulik G. van, Eubel C. Hierarchia catholica medii aevi. Regensburg, 1913–1958. 6 vols. Vol. 3. P. 13; Bullard M. M. Filippo Strozzi and the Medici: Favor and Finance in Sixteenth-Century Florence and Rome. Cambridge, 1980. P. 103, 108, n. 61, 116; Bedini S. A. The Pope’s Elephant. P. 159; Minnich N. The Catholic Reformation. Vol. 1. P. 454; Vol. 4. P. 134–136; Bainton R. Here I Stand: A Life of Martin Luther. New York, 1959. P. 61. вернутьсяОб Эгидио да Витербо см.: Signorelli G. Il Card. Egidio da Viterbo: Agostiniano, umanista e riformatore, 1464–1532. Florence, 1924; O’Malley J. W. Giles of Viterbo on Church and Reform: A Study in Renaissance Thought. Leiden, 1968; Egidio da Viterbo, O. S. A. e il suo tempo (Atti del V convegno dell’Istituto Storico Agostiniano, Roma-Viterbo, 20–23 ottobre 1982). Roma, 1983; Reeves M. Cardinal Egidio of Viterbo: A Prophetic Interpretation of History // Prophetic Rome. P. 91–109; Martin F. X. Friar, Reformer, and Renaissance Scholar: Life and Work of Giles of Viterbo, 1469–1532. Villanova, 1992. вернутьсяParide Grassi. Diarium. Vol. 2 F. 310v: «Jo. Leo de Medicis». Официальный дневник Бьяджио де Мартинелли также подсказывает, что именование «де Медичис» носило неформальный характер: Папа «eum… imposuit nomen Joannes et inde inita missa me instante donavit illi coognomen de domo sua de Medicis» (Vat. Lat. 12276, цит. по документам А. Кодацци: Rauchenberger D. Johannes Leo der Afrikaner. S. 456–457); Biblioteca Estense Universitaria (Modena). MS Orientale 16-alfa.J.6.3. The Epistles of Saint Paul in Arabic. F. 1r-v; Benedicti J. La Somme des Pechez. Paris, 1595, bk. 4, гл. 6, 464–465 – о формах духовного родства, заключаемого между людьми при таинстве крещения; Klapisch-Zuber Ch. L’adoption impossible dans l’Italie de la fin du Moyen-Âge // Adoption et fosterage / Sous la dir. de M. Corbier. Paris, 1999. P. 321–337; Kuehn Th. L’adoption à Florence à la fin du Moyen-Âge // Médiévales. 1998. № 35. Autumn. P. 69–81; Bono S. Schiavi musulmani. P. 287; Christiane Klapisch-Zuber, письмо к автору от 5 марта 2003 года; Раухенбергер говорит о Джованни Леоне как об «усыновленном» папой Львом и называет папу его «приемным отцом», а Джованни Леоне «приемным сыном» папы (Rauchenberger D. Johannes Leo der Afrikaner. S. 74, 88, 90). Однако этот текст был написан им раньше, чем ему довелось познакомиться с вышеприведенными недавними исследованиями о законном усыновлении и о неформальном принятии на воспитание во флорентийских семьях. вернутьсяBiblioteca Estense Universitaria (Modena). MS Orientale 16-alfa.J.6.3. The Epistles of Saint Paul in Arabic. F. 68; Real Biblioteca del Escorial. Manuscritos árabes. MS 598. Al-Hasan al-Wazzan, Jacob Mantino, et al. Arabic-Hebrew-Latin, Spanish dictionary. F. 117b; Biblioteca Apostolica Vaticana. Vat. Ar. 357. F. 1a. вернутьсяDelumeau J. Rome au XVIe siècle. Paris, 1975. P. 60–81; Partner P. Renaissance Rome. 1500–1559. Berkeley; Los Angeles, 1976, гл. 6. вернутьсяMarino Sanuto. I Diarii. Vol. 28. P. 178. вернутьсяО должностях при римском дворе см.: Ferrajoli A. Il ruolo della corte; D’Amico J. F. Renaissance Humanism in Papal Rome: Humanists and Churchmen on the Eve of the Reformation. Baltimore; London, 1983, гл. 2; Partner P. The Pope’s Men: The Papal Civil Service in the Renaissance. Oxford, 1990. вернутьсяДжироламо Алеандро стал секретарем Джулио де Медичи в 1517 году и находился в контакте с людьми, которым был знаком Джованни Леоне, в том числе с Эгидио да Витербо. Библиотекарем Ватикана Алеандро был назначен в июле 1519 года, сразу после смерти Зеноби Аччаюоли, и успел подготовить каталог греческих книг к декабрю 1521 года (Pasquier J. Jérôme Aléandre de sa naissance à la fin de son séjour à Brindes. Paris, 1900. P. 113–124; Odier J. B. La Bibliothèque Vaticane de Sixte IV à Pie XI. Vatican, 1973. P. 29–30, 42, n. 98; Balagna Coustou J. Arabe et humanisme dans la France des derniers Valois. Paris, 1989. P. 21–24). О каталоге 1511–1512 годов, составленном Фабио Виджиле, а также о перечне 1518–1519 годов, составленном хранителем Лоренцо Парменио, см.: Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 34–47, 111–112. Леви делла Вида указывает, что до середины XVI столетия каждый инвентарный список основывался на осмотре самих книг, а не на предыдущих каталогах, и подчеркивает трудности, возникавшие перед ватиканскими библиотекарями и хранителями, не читавшими на языках описываемых ими рукописных книг. Парменио, оказавшийся столь беспомощным, имея дело с арабскими рукописями, наверняка был бы рад содействию со стороны новообращенного Йуханны ал-Асада. Однако Парменио умер около 1522 года, не пополнив инвентарь новыми описаниями согласно формуляру, а вскоре на его место и на место его сотоварища-хранителя Ромоло Маммачини, он же Бернардо, поставили других сотрудников (Odier J. B. La Bibliothèque Vaticane. P. 112; Vatican, Archivio Segreto Vaticano. Camera Apostolica, Introitus et Exitus, no. 559. F. 214v; no. 560. F. 226r; no. 561, F. 153v, 158r, 174v, 180r, 197v). |