Последней дипломатической остановкой был «великий город Тунис». Как и в Каире, ал-Ваззан посещал здесь медресе, мечети, базары и бани, но по долгу службы ему полагалось находиться при дворе, так что он хорошо познакомился со сложным устройством придворного штата. На протяжении двух столетий султаны Туниса из династии Хафсидов славились благотворительностью: они покровительствовали маликитским законоведам, поощряли изучение хадисов при мечетях и в медресе, привечали ученых и людей искусства у себя при дворе. Что касается ал-Хасана ал-Ваззана, то он признавался, что, хотя от нынешнего султана Мухаммада ибн ал-Хасана он получил «немало знаков расположения», он находит, что этот правитель слишком сластолюбив, потакает своим желаниям, окружил себя рабами и рабынями, музыкантами и певцами. То обстоятельство, что в их напевах слышалось сильное влияние ал-Андалуса, кажется, не трогало нашего дипломата, рожденного в Гранаде90.

Что до политического успеха миссии, то ал-Ваззан, видимо, покинул двор без определенного результата. Султан Туниса позволил мусульманским корсарам нападать на испанские корабли и покровительствовал кампаниям Аруджа Барбароссы против испанцев, но по мере того как Арудж расширял подвластные ему владения, он начал беспокоиться. Один принц династии Хафсидов уже обращался за помощью к испанцам, так не последует ли его примеру сам хафсидский султан?91

В один из дней 922/1516 года ал-Ваззан сел на корабль, идущий в Стамбул. Надо полагать, султан Феса надеялся установить отношения с «великим турком Селимом» и обрести более прочную поддержку в борьбе против христиан.

С тех пор как Кансух ал-Гаури направил дружественное посольство к султану Селиму, когда ал-Хасан ал-Ваззан находился в Каире, соотношение сил в Восточном Средиземноморье успело измениться. Селим в конце концов так и не «обратился к защите своей страны от европейцев», как предсказывал ибн Ийас. Вместо этого он послал войска против персидского шаха Исмаила, обвинив его в намерении «сокрушить ислам и уничтожить мусульман», а это была опасность пострашнее, чем христиане. Кансух ал-Гаури, хоть и был суннитом, но отказался ввязываться на чьей-либо стороне в эту ссору между суннитами Стамбула и шиитами Тебриза; он надеялся, что война принесет бедствия и Селиму, и Исмаилу. Когда в рамадане 920 года хиджры/октябре 1514 года пришло известие об ошеломляющей победе османов над шахом Исмаилом, Кансух ал-Гаури не без основания испугался, как бы в следующий раз Селим не двинул войска на его собственные земли. В 921/1515 году османский султан и вправду захватил вассальное государство мамлюков в юго-восточной Анатолии и в доказательство своего успеха прислал Кансуху ал-Гаури головы его наместника и состоявшего при нем вазира. «Что это за головы мне посылают? – с негодованием вопрошал привезшего их посла султан Египта. – Разве это головы европейских властителей?»92

К тому времени как ал-Хасан ал-Ваззан прибыл в Стамбул, Селим с армией вступил в Сирию и обратил свои превосходные пушки против мамлюкских войск самого султана Кансуха ал-Гаури. Ал-Ваззан, наверно, слышал в Стамбуле, что шпионы Селима перехватили тайных посланцев от Кансуха ал-Гаури к «еретику» Исмаилу. Он мог узнать также о разброде и смятении в войске египетского султана, о предательстве одного из его военачальников93 в битве при Мардж Дабике к северу от Алеппо в раджабе 922 года хиджры/августе 1516 года и о том, как Кансух ал-Гаури умер на поле боя от сердечного приступа, осознав, что все пропало. И еще ал-Ваззан мог услышать в Стамбуле о том, как султан Селим I стрелой прошел через Дамаск на Газу и триумфатором вступил в Каир в месяце мухарраме 923 года хиджры/январе 1517 года. 276-летнее правление султанов-рабов пришло к концу94.

Так как султана Селима в Стамбуле не было, фесского посла, вероятно, принял один из вазиров, оставленных султаном вести дела, либо другой придворный чиновник. Ал-Ваззан не привел деталей этих бесед и церемоний, но они, определенно, подготовили почву для авансов в отношении Ваттасидов, которые вскоре начал делать османский султан95.

После этого ал-Ваззан решил посмотреть, какие перемены происходят в Египте, и отплыл на корабле в Каир. Может быть, он не успел стать свидетелем четырехдневной резни его жителей и мамлюков, начавшейся 8 мухаррама 923 года хиджры/31 января 1517 года. Но он видел, как османские янычары (элитные части воинов-рабов96) грабили сокровища таких прославленных святилищ, как гробница святой Нафисы, и мародерствовали в частных домах, невзирая на запрет Селима. Он наверняка узнал о скорых судах над мамлюкскими чиновниками, об их заключении в тюрьму и казнях. В мечетях он должен был слышать, как имя Селима сменяет имя Кансуха ал-Гаури, когда во время пятничного богослужения имам призывает на правителя благословение Аллаха. На улицах раздавались из окон рыдания женщин, когда Селим торжественно шествовал по Каиру. Наверное, ал-Ваззан глядел, как сдирают плиты мраморной облицовки с дворцов в цитадели – Селим забирал их в Стамбул, на отделку медресе, которое должно было в точности повторить здание, построенное Кансухом ал-Гаури и восхитившее ал-Ваззана во время его прошлого визита в Каир. Вероятно, он узнал, что многих видных людей собираются депортировать в Стамбул: судей, правительственных чиновников, крупных купцов, в том числе и торговцев из магрибинской общины, богатых евреев, владельцев лавок, плотников и каменщиков на строительство нового медресе. В месяце джумада I/июне ал-Ваззан оказался в Рашиде (Розетте) как раз в то время, когда там находился султан Селим, возвращавшийся из Александрии в Стамбул, закончив приготовления к отправке добычи. Ал-Ваззан говорит, что видел в Рашиде прекрасную баню, которую султан также посетил с удовольствием97.

Похоже, что фесский дипломат смотрел на все эти события со смешанными чувствами. Позднее он скажет захватившим его в плен итальянцам, что «радовался победам [султана] в Сирии и в Египте», но его краткие упоминания о захвате османами Каира в манускрипте об Африке были мрачными98. Возможно, что в Рашиде он имел официальную встречу с Селимом или с кем-то из его сановников. Так или иначе, связь между Османами и Ваттасидами оказалась установлена.

Селим вернулся в Стамбул в шаабане/сентябре, оставив в Египте своего наместника99. Примерно в это же время ал-Хасан ал-Ваззан, по-видимому, отплыл вверх но Нилу в Асуан и по пути останавливался во многих местах. На обратном пути он сошел на берег в богатом городе Кина, стоящем на Ниле в ближайшей точке к Красному морю. Оттуда, как указывает ал-Ваззан, купцы и паломники переходят через пустыню в порт ал-Кусайр, а потом плывут на кораблях на юг по Красному морю в порты, ближайшие к Мекке и Медине100.

Именно так поступил и он сам. Кина была особенно привлекательной остановкой для мусульман из Магриба, совершающих паломничество в Мекку: там был похоронен отшельник Абд ар-Раим – он родился близ Сеуты в Марокко в конце XII века, а впоследствии, прожив многие годы в Мекке, стал одним из самых почитаемых святых Египта. Ибн Баттута, посетив Кину, побывал на его могиле, и ал-Ваззан, конечно, сделал то же самое: ему было любопытно узнать об исцелениях, которые будто бы совершали те, кто молился на ней и обходил вокруг нее101.

Из Кины ал-Ваззан писал: «Автор прошел через пустыню к Красному морю, которое пересек, чтобы высадиться на берегах Аравии, в портах Янбу и Джидда». Из Янбу ал-Ваззан, вероятно, отправился в священный город Медина, где с восхищением увидел гробницу Пророка, его мечеть и кладбище, где похоронены герои раннего ислама. Чтобы добраться оттуда до Мекки, он, видимо, вернулся в Янбу и морем переправился в Джидду, лежащую всего в пяти милях от места, где родился Мухаммад. Если он предполагал совершить хадж, то есть большое паломничество в определенный срок, то должен был так рассчитать время прибытия, дабы совершить семикратный обход вокруг Каабы, священного Черного Камня, 8 зу-л-хиджжа 923 года хиджры/23 декабря 1517 года. В следующие пять дней он должен был выполнять положенные действия, молитвы и обряды, подобающие этому средоточию божественного присутствия в мире. Вероятно, он подумал о дипломатических возможностях своего пребывания здесь и попытался договориться об аудиенции у шерифа Бараката, которого султан Селим незадолго до этого утвердил на посту правителя Мекки.