– Я просто не люблю фотографироваться. И не умею.
– Ну, не скажи, подруга… вот спина у тебя очень выразительная… и шея… – он скользил губами по моей коже, и она покрывалась мурашками. – И ноги… – рука пошла по бедру вверх, под тонкую шифоновую юбку, зацепила стринги, потянула их вниз, к коленям. – Раздвинь… да… еще… вот так…
Стринги натянулись, ограничивая мне возможность двигать ногами, Денис прогнул меня вперед, так, что я оказалась головой на подлокотнике кресла. Подол юбки лег на голову, рука Дениса прошлась по ягодицам сперва легко, еле прикасаясь, затем последовал шлепок – довольно увесистый на контрасте с предшествовавшим прикосновением. Я не очень люблю спанкинг, никогда не любила, всегда воспринимала эту практику скорее как наказание, чем как удовольствие, и Денис, конечно, об этом знает. Ну, потому и делает, разумеется…
– Вот так… – его рука снова проходится по горящим от ударов ягодицам. – На колени, лицом ко мне.
Я разворачиваюсь, опускаюсь на колени.
– Юбку задери… нет, сними совсем, – требует он, протягивая руку.
Я остаюсь в футболке и стрингах, юбка летит куда-то в угол.
– Руки за спину, – заворачиваю руки за спину, цепляюсь пальцами за локти.
Денис подходит вплотную, присаживается сзади, обхватывает меня и задирает футболку. Его руки сдвигают чашки лифчика, гладят кожу на груди. Чувствую, что уже готова, уже хочу его – да, собственно, я обычно хочу его сразу, Дэн и в ванили очень хорош, люби я эту самую ваниль…
Начинаю чуть двигаться вперед-назад, едва касаясь Дениса спиной и ягодицами. Он отстраняется:
– Стой спокойно, – его руки делаются все более настойчивыми и грубыми, пальцы то и дело зажимают кожу в самых чувствительных местах, но от этих коротких вспышек боли желание все усиливается. Денис одной рукой ныряет в стринги и тут же убирает ее, распаляя меня еще сильнее. – Ложись на спину, сними стринги, ноги согни и раздвинь.
Подчиняюсь, все так же заведя руки под спину. В руке Дениса появляется малый флоггер, я закрываю глаза… удары не сильные, но довольно чувствительные, внутренняя часть бедер начинает гореть.
– Попроси, – негромко произносит он, и я слышу в его голосе не команду, а скорее ту самую просьбу, которой он так жаждет добиться от меня.
– Пожалуйста, Мастер…
– Не так! – удар чуть сильнее, это больно.
– Пожалуйста, Мастер, возьмите меня…
– Встань и сними с меня рубаху.
О, черт… ну, вот почему непременно нужно испортить все этой дээсной ерундой? Да сними ты сам свою рубашку, раздери ее, в конце концов, и упади на меня сверху, перестань делать то, чего не хочешь, и просто трахни меня так, как ты умеешь – раз уж полноценного экшена не будет… Но – нет. Мастеру нужен спектакль, будь он неладен… Хорошо…
Встаю, подхожу к нему вплотную, Денис забрасывает флоггер мне на талию, тянет к себе, взявшись за концы и рукоять:
– Поцелуй меня.
Едва касаюсь губами его губ, но не тут-то было – он крепко прижимает меня к себе флоггером, впивается в рот изо всей силы, я чувствую, как лопнула губа изнутри. Но и он ощущает вкус крови, выпускает меня:
– Ну, прости… ты всегда упираешься, потому и так…
Молчу, расстегиваю пуговицы на рубашке – одну за другой, постепенно обнажая грудь. У Дениса хорошие мышцы, он следит за этим еще с незапамятных времен, до сих пор ходит в спортзал, качается и, кажется, страшно гордится результатом, потому что иногда я застаю его перед зеркалом в разных позах, что принимают на соревнованиях культуристы.
Закончив с пуговицами, снимаю рубашку и вешаю на стоящую неподалеку перекладину – ну, не дай бог помять любимый аксессуар Верхнего… Я, кстати, никогда не прикасаюсь к этим рубашкам в плане стрики, глажки или крахмаления – еще не хватало. Но Денис никогда на этом и не настаивал, он умеет это сам и делает безупречно. Фетишисты – они такие… дотошные.
– Дальше, – командует Денис, помахивая флоггером в воздухе.
Кладу руку на ремень джинсов, расстегиваю.
– Вытяни, пригодится.
Делаю, как сказал, протягиваю ремень:
– Возьмите, Мастер.
Он вешает ремень себе на шею, выразительно смотрит мне в глаза:
– Дальше.
Расстегиваю джинсы, начинаю стягивать их, на плечо тут же ложится рука, давит вниз. Вместе с джинсами соскальзываю на пол, на колени, поднимаю голову.
– Попроси, – Денис смотрит сверху вниз, прищурив глаза – знает, что я терпеть не могу этих спектаклей.
Ну, хочешь минет – так и скажи, зачем тебе мои просьбы? Но – нет, ему так острее, что ли…
– Можно, Мастер? – слова в буквальном смысле застревают у меня в горле, выходит хрипло, как с похмелья.
– Можно.
Сам процесс не вызывает у меня никаких сложностей, но вот эти прелюдии… Я слышу, как над моей головой постанывает Верхний, предвкушая удовольствие, как его дыхание начинает сбиваться, а рука впивается мне в волосы.
– Дааа… – он начинает быстро двигаться, сбивая меня с темпа, это бесит, мелькает мысль – вот сейчас просто челюсти сожму, и привет… Но я, конечно этого не сделаю.
Денис отталкивает меня, ложится на пол, на спину, манит рукой:
– Иди ко мне… – вскидывает себе на бедра, свободной рукой бьет по щеке: – Это за то, о чем ты подумала, – стонет он в промежутках между движениями.
– С ума сошел?! – шиплю я, пытаясь вырваться из его рук, но Денис крепко держит меня за бедра, так, что утром я обнаруживаю черные синяки.
– Молчи… молчи, сучка, я же все вижу… – он сбрасывает меня на пол, переворачивает, сам наваливается сзади и начинает двигаться с бешеной скоростью.
Я, к собственному удивлению, быстро подстраиваюсь под его ритм, хоть и была зла минуту назад. Но секс с Денисом всегда переключает мои мысли… кончаем одновременно, он распластывает меня на полу и долго лежит сверху, тяжело дыша в ухо. Потом начинает сползать вниз, целуя мою спину:
– Машка… я тебя убью когда-нибудь… – бормочет он между поцелуями. – Убью – чтобы никому не досталась… перевернись…
Я с трудом переворачиваюсь под ним, опирающимся на локти, и вот уже его лицо у меня на груди, его губы бродят по ней, заставляя кожу покрываться мурашками.
– Скажи, что любишь меня, – требует Денис, привстав на локте и заглядывая мне в лицо.
– О, господи… Диня…
– Тебе что – трудно?
– Да при чем тут… – но он перебивает:
– Тогда скажи!
Но меня всегда заклинивает в такие моменты – я не могу, физически не могу делать то, что сама не хочу и чего не чувствую. В этот момент, в эту секунду я не хочу говорить о чувствах – и не в Денисе дело… Я его люблю – но почему необходимо всякий раз выражать это словесно?
В итоге взбешенный неповиновением Верхний довольно ощутимо дерет меня плетью – до кровавых следов, которые потом сам обрабатывает перекисью. Ночевать я тоже остаюсь у него – но не потому, что он меня не отпустил, а потому, что вдруг хочу ночью прикасаться к нему, а утром, открыв глаза, обнаружить рядом не пустую подушку, а его лицо – такое красивое и спокойное, когда он спит…»
У меня до сих пор бегают мурашки по телу, когда я открываю эти тетради и вижу неровный, малоразборчивый почерк. Я читаю слова о себе и никак не могу поверить в то, что женщины, их написавшей, больше нет. Машка моя, Машка… Если бы я мог предвидеть, как все сложится, то не посмел бы обидеть тебя ничем – ни словом, ни действием. Никогда, клянусь. Но – мы ведь ценим только когда теряем…
Наша Тема становилась жестче в плане физическом – но Мари сама этого хотела, ей никогда не нравились нежности, легкие прикосновения и – особенно – мои попытки разбавить садистские практики поцелуями или поглаживаниями. Это выбивало ее из процесса, она теряла способность испытывать сабспейс и от этого бесилась. Я же, получая от нее слишком мало «обратки», порой специально ломал ей кайф – просто для равновесия, так сказать. Мне нравилось довести ее почти до конца – и остановиться, почувствовав, что Мари вот-вот нырнет в ощущения. Я знал, что Олег так поступает со всеми своими нижними – но в какой-то момент все-таки дает им возможность испытать то, ради чего, собственно, всегда и затевается экшн – сабспейс. Это что-то сродни оргазму, но обычно более глубоко эмоционально и длится намного дольше. Мари порой ходила чумная сутки, у нее был затуманенный взгляд, совершенно расфокусированный и какой-то блуждающий, у нее подрагивали руки, а движения становились заторможенными и неверными. Потом это проходило, конечно.
