Поев и влив в себя огромную кружку горячего травяного чая, я устраиваюсь у печи-камина на полу, в ворохе одеял. Устраиваюсь я с книгой в руках. Мне очень хочется научиться читать, как читает Морис. Он даже написал мне несложную (как он сказал) книгу, с которой я и засела сейчас. Не удивительно, наверно, что наука эта далась мне тяжело. Бывали в моих попытках учиться и театрально-печальные случаи. Однажды Морис, заглянув мне через плечо, чтобы проверить мою работу, совершенно внезапно съездил мне по затылку ладонью. Я обиделась и ощерилась, а он невозмутимо объяснил, что я пытаюсь читать текст вниз головой, даже не понимая этого.
Стыдно было, но смешно - больше.
***
Нашу с Морисом жизнь сложно назвать насыщенной и весёлой. Какое веселье может быть, когда торчишь в глуши с одним и тем же человеком, по нескольку месяцев не видя других лиц? Конечно, никаких особенных происшествий у нас не случается - Морис ведь намеренно отгородился от источников болезненных для него впечатлений. Что удивительно, живём мы душа в душу, нисколько друг друга не раздражаем, ну разве что Морис злится на меня порой за моё легкомыслие.
Однако не обходится и без странностей наша жизнь. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что частенько у Мориса происходят какие-то таинственные сдвиги в голове, непонятные моему собачьему уму. Это вызывает мелкие, но тяжёлые проблемы, которые меня пугают. Кошмары, бессонницы, головные боли, разговоры с самим собой - всё это бывает у Мориса, и довольно часто, но с этим я худо-бедно справляться приноровилась. Но порой случается с ним такое, от чего мне хочется забиться под кровать и тонко-тонко поскуливать, поджав под себя куцый хвост: существа, придуманные Морисом, оживают.
Это случилось в конце октября, природа тогда уже застыла, замёрзла, "зазвучала на ультразвуке холода", как выражался Морис. На оголённых деревьях осталось по нескольку кривых листочков, которые не сумел сдуть ветер. А ветра не было в тот день. Мёртвое безмолвие сковало лесную жизнь, а на реке, что протекала недалеко от нашего местечка, уже начала замерзать вода. В небе стояли серо-белые тучи, цветом похожие на глаза Мориса, но безжизненные, тоскливые и гнетущие. Я в это время не гуляла, а упорно сидела дома, точила ножи и грелась у огня. Морис же пропадал на улице часами - нравилось ему в этой погоде что-то.
Тогда он ушёл гулять утром, а вернулся в полдень. Я заканчивала точить свой тесак.
Морис закрыл за собой дверь и оперся о неё спиной. Я подняла голову и увидела, как бледной рукой он судорожно стаскивает с головы меховой капюшон. Глаза под большими очками показались мне неестественно горящими, шалыми, а ещё лицо Мориса было белее, чем обычно, и над верхней губой выступили капли пота. Что-то было не так. Я замерла, вглядываясь в него, и увидела ещё больше странностей в его облике. Мне стало тревожно.
- Эй, Мор, - осторожно окликнула я. - Что с тобой?
- Она начала на меня охоту! - выдохнул Морис.
- Какую охоту? Кто?
Морис истерично рассмеялся и указал рукой мне за спину:
- Она!
Я оглянулась, но никого не увидела. А Морис - видел, он взгляда своего не отрывал от того места. Отчаянная улыбка перекосила его лицо, пот стекал теперь по его коже градом. Прислонив ладонь к губам, чтобы, наверное, скрыть этот безумный оскал, Морис горячо зашептал: "Это Осень, огненная охотница. Она нападает на всякого, кто подвластен её влиянию. Если она взяла след, то жертве никогда не уйти от неё. Осень - само время, само изменение, само умирание. Она убивает, заставляя видеть течение времени: и прекрасное прошлое, которое не вернуть, и будущее, которое - беспросветная гниль, и больное настоящее... моё настоящее! Она - время, само время... Понимаешь? Ты понимаешь?!"
Я мало чего понимала, если честно. Я огромными глазами-плошками таращилась то на Мориса, то на то место, куда он смотрел безотрывно, и мне было страшно-страшно, как никогда ещё не было. Морис сошёл с ума, Морис видит глюк, Морис невменяем - что мне-то с этим делать? Клянусь, я едва сдержалась, чтобы не превратиться в собаку и не заметаться вокруг Мора юлой, подвывая от ужаса и собственного бессилия. Что-то нехорошее, необъяснимое и непонятное происходило с моим другом. Что-то тёмное, что-то потустороннее...
Но я всё же сдержалась, отложила свой тесак и опасливо подошла к Морису. Я заставила его пройти в дом, раздеться, усадила у камина в кресло, затем принялась варить успокоительное. Через час или полтора его необъяснимый ужас стал снижаться, в глазах появлялось что-то осмысленное, но в том не было моей заслуги. Я лишь могу гордиться тем, что смогла всунуть ему в дрожащие руки чашку с успокаивающим отваром. Когда Морис окончательно пришёл в себя, он показался очень грустным и усталым, он попросил у меня прощения, но ничего не стал мне объяснять.
Его начали мучить бессонницы. Началось всё с простых кошмаров, когда Морис просыпался среди ночи, мокрый от холодного пота. Само по себе это не было признаком беды, такое бывало порой, и я справлялась с этим, превращаясь в собаку и ложась другу под бок - собачье тепло хорошо успокаивало его. Он обнимал меня за шею, я утыкалась носом в его грудь, и мы засыпали сладко и глубоко, и спали так до самого утра, не видя никаких снов. Но на этот раз мой метод - единственный метод борьбы с кошмарами - перестал почему-то помогать. Морис не засыпал, даже чувствуя кожей мою жёсткую шерсть. Он беспрестанно дрожал, и глаза его были открыты и устремлены во мрак.
